Дик Фрэнсис - Скачка тринадцати

И тем не менее Вестерленд решил, что пожелать удачи Джерри Спрингвуду не помешает. Но сейчас он понял, что сегодня Криспин своего преступника не поймает. Жокею, впавшему в ступор от страха, Большой национальный не выиграть. Тем, кто ставил на Хонтед-Хауза, можно только посочувствовать. Хорошо еще, если конь протянет полмили, прежде чем остановится, сбросит всадника или откажется брать препятствие из-за того, что жокей перетянул повод.

— Желаю удачи, — неуклюже сказал Вестерленд и вздохнул.

Джерри не ответил. У него не было сил даже на простую вежливость.

Остин Гленн занял выгодную позицию на трибунах и оттуда смотрел, как длинная вереница участников тянется к старту. Десять минут до начала скачки. Половина букмекеров успела сорвать себе горло. Толпа гудит. Остин, проигравший на Споттед-Тьюлипе в первой скачке и еще больше — во второй, грыз ногти. Неужели Хонтед-Хауз тоже проиграет?

Джерри Спрингвуд сидел в седле мешком, ссутулившись и опустив голову. Конь чувствовал настроение всадника и пребывал в растерянности. Стоит ли ему обращать внимание на крики толпы? Остину и многим другим стало ясно, что этот конь с этим всадником первым не придет. Уильям Вестерленд горестно покачал головой, а Криспин гневно поинтересовался, почему у этого коня, единственного из всех, такой вид, точно он спит на ходу?

Выйдя на старт, Джерри Спрингвуд заставил себя отключить все мысли. Чаша паники была полна и грозила перелиться через край. Джерри, весь белый, покрывшийся липким потом, понимал, что еще несколько минут — и он спрыгнет с лошади и убежит.

Когда был дан старт, Хонтед-Хауз не был готов к нему. Не получив сигнала от всадника, он немного постоял, потом растерянно поскакал следом за остальными. Конь свое дело знал: он здесь затем, чтобы скакать и брать препятствия и прийти первым. Но он не чувствовал привычной поддержки и руководства всадника. Жокей держался в седле исключительно благодаря инстинкту, выработанному долгими годами скачек. Привычные мышцы сами выполняли свою работу, не нуждаясь в указаниях разума.

Хонтед-Хауз взял первое препятствие самым последним. Они миновали пять препятствий и приближались к «калитке», а Хонтед-Хауз все еще шел в хвосте. Джерри Спрингвуд увидел, как лошадь, идущая прямо перед ними, упала, и понял, что если он не свернет, то упадет тоже. Почти не думая, он тронул правый повод, и Хонтед-Хауз, оживившись от этого чуть заметного сигнала, принял в сторону, собрался и вложил всю свою великую лошадиную душу в то, чтобы избежать опасности. Хонтед-Хауз хорошо знал этот ипподром — ему уже случалось выигрывать здесь вместе с Джерри Спрингвудом, в более коротких скачках. Внезапный прыжок через «калитку» привел жокея в чувство, и все его страхи ожили с новой силой.

«О господи! — думал Джерри, пока Хонтед-Хауз неудержимо мчался к водной канаве. — Что же делать? Я не могу!» Он сидел в седле, борясь с паникой. А Хонтед-Хауз тем временем уверенно перенес его через канаву, через «валентайн» и уже приближался к банкетке. Потом Джерри всегда казалось, что в последние несколько прыжков перед самым сложным препятствием в мире он зажмурился. Но Хонтед-Хауз безупречно подошел к препятствию и взял его без сучка, без задоринки. А там — ров с водой напротив трибун, и опять все сначала, начиная с «калитки». «Если я сейчас возьму себя в руки, все будет в порядке», — подумал Джерри. Лошади, скакавшие рядом, уставали и останавливались, или спотыкались и падали, но Хонтед-Хауз летел со скоростью тридцать миль в час, не заботясь о своей судьбе.

Остин Гленн на трибунах, Уильям Вестерленд в своей ложе, старший полицейский офицер, застывший у экрана телевизора, затаив дыхание, следили за Хонтед-Хаузом. К тому времени, как он добрался до «калитки» на втором кругу, он шел уже десятым. Канаву он взял седьмым. Когда осталось три препятствия, за три четверти мили до финиша, он оказался пятым.

Джерри Спрингвуд увидел свободное пространство у ограды — и не воспользовался им. Перед предпоследним препятствием он невольно придержал коня, так что тот благополучно прыгнул, но зато потерял два корпуса. Уильям Вестерленд застонал вслух, а сам Джерри Спрингвуд только содрогнулся от собственной трусости. «Все напрасно! — подумал он. — Лучше бы я умер!»

Лидер скачки вырвался далеко вперед. Джерри увидел, как он берет последнее препятствие, когда Хонтед-Хаузу до него оставалось еще добрых сорок корпусов. «Еще одно! — подумал Джерри. — Всего одно препятствие! Никогда больше не буду участвовать в скачках. Никогда!» Хонтед-Хауз подобрался и взметнул свое тело весом в полтонны над зеленой изгородью. Джерри стиснул зубы. «Если он упадет на меня… Упадет и придавит всей тушей… О боже, помоги мне взять это препятствие!»

Хонтед-Хауз приземлился уверенно. Жокей благополучно удержался в седле благодаря богом данному инстинкту. Последнее препятствие осталось позади. Прыгать больше не придется.

Опередившая их лошадь, с хорошим жокеем и небольшим гандикапом, уже неслась бешеным карьером, преодолевая последние полмили финишной прямой. Джерри Спрингвуд и Хонтед-Хауз опомнились слишком поздно, чтобы всерьез попытаться ее догнать, но Джерри испытывал такое облегчение, словно его выпустили из чистилища, и благодаря этому на финишной прямой они обошли всех остальных соперников.

Остин Гленн смотрел, как Хонтед-Хауз пришел вторым, отстав на двадцать корпусов. Он немного поругал себя за то, что не стал ставить на призовые места, потом достал из кармана билетик, с философским спокойствием разорвал пополам и пустил по ветру. Уильям Вестерленд задумчиво потер подбородок. А может, Джерри Спрингвуд я мог бы выиграть, если бы пришел в себя пораньше? Старший полицейский офицер Криспин проклинал двадцать корпусов, на которые он отстал от своей добычи.

Сэр Уильям повел своих знатных иностранных гостей вниз смотреть, как поздравляют победителя. Внизу его встретили озабоченные служители.

— Победитель не прошел взвешивания!

— Как это не прошел? — осведомился Вестерленд.

— Победитель шел с недостаточным весом! Тренер, когда седлал лошадь, забыл груз в деннике. И победитель нес на десять фунтов меньше, чем было нужно… Его придется дисквалифицировать!

Нет, бывает, конечно, что забывают надеть попону с грузом — но в Большом национальном!

Уильям Вестерленд шумно выдохнул и приказал перепуганным служителям сообщить эту новость публике по системе оповещения. Джерри Спрингвуд услышал ее, когда сидел на весах и смотрел, как стрелка ползет вправо. Джерри понял, что выиграл Большой национальный, но не обрадовался. Наоборот, ему сделалось ужасно стыдно, как будто победа досталась ему обманом.

Криспин расставил свои посты и предупредил всех кассиров тотализатора. А Остин Гленн на трибунах яростно разыскивал порванный билетик, поднимая с земли каждый клочок бумаги.

Клочков было много. Яркие билетики букмекеров, желтоватые — с тотализатора… Найти среди них нужный было не так-то просто. Здесь были обрывки билетиков и с более ранних скачек. Где-то тут, к примеру, валялся и билетик Гленна на Споттед-Тьюлипа. Порвать билетик и пустить клочки по ветру — это последний вызов игрока обманчивому случаю.

Остин Гленн искал и ругался, ругался и искал, пока спина не заболела. Он был не единственным, кто нарушил священное правило игрока: не выбрасывай билетик, пока не закончится взвешивание. Но это Гленна отнюдь не утешало. А вдруг кто-нибудь еще найдет обрывки его билетика и заберет выигрыш себе? Эта мысль привела его в ярость. А задерживаться на ипподроме нельзя, а то опоздаешь на обратный поезд. Позволить себе опоздать Гленн не мог — вечером ему нужно было идти на работу.

Время шло. Люди Криспина переминались с ноги на ногу. Толпа редела и стягивалась к воротам. Когда кассы тотализатора закрылись, Криспин плюнул и отозвал своих полисменов. Видимо, придется все-таки подождать другого случая — а ведь такого хорошего случая больше не представится…

В весовой Джерри Спрингвуд скрепя сердце принимал поздравления. Выступая перед телекамерами, он объявил изумленным телезрителям, что теперь, достигнув вершины своей карьеры, он немедленно уйдет в отставку.

Джерри не понимал, что сегодня он совершил самый отважный поступок в своей жизни. Когда поздравления кончились, он заперся в душевой и разрыдался, оплакивая свою утраченную храбрость.

Остин Гленн отправился домой с пустыми руками, в самом дурном расположении духа, не подозревая, что потерянный билетик спас его от ареста. Он обругал жену, пнул кошку, поужинал без малейшего аппетита и натянул свою темно-синюю форму. Сегодня Гленн работал в ночную смену. Он служил по соседству, в охране тюрьмы строгого режима.