Иори Фудзивара - Тьма на ладони

Красная нитка, похожая на тонкую полоску крови.

В понедельник утром весь этаж лихорадило уже за полчаса до звонка. Сотрудники бегали по залам и коридорам, то и дело сталкиваясь друг с другом и обсуждая одно и то же. А точнее — одну и ту же статью из утренней газеты. Под заголовком:

«"Одзима" заглатывает „Напитки Тайкэй“: слияние капиталов?»

По дороге на работу я купил сразу несколько газет, но этой статьи там не видел. Ее напечатали в экономическом листке, который в отличие от обычных газет не ждал официального подтверждения новостей, а освещал события с пылу с жару.

Охара уже была на месте. Завидев меня, тут же вскочила как подстреленная и подлетела к моему столу:

— Шеф! Идемте в переговорную!

Судя по голосу, она готова была взорваться. Не самый приятный голос для раннего утра. Но делать нечего — я потащился за ней.

В переговорной мы уселись за стол. Она скрестила руки на груди и принялась молча сверлить меня взглядом.

— Доброе утро! — сказал я как можно приветливее, — Что это ты мрачнее тучи? Неужели оттого, что нас заглатывает «Одзима»?

— При чем тут это?! Это как раз все равно! Извольте лучше объяснить, что означал ваш ночной звонок в пятницу!

Наконец-то я понял, отчего она злится. Той ночью, уже перед тем как заснуть, я все-таки вспомнил и на всякий случай звякнул в бар Нами-тян. Строго говоря, это были уже субботние четыре утра. Но почему-то ни с того ни с сего трубку взяла Охара.

— Ну, позвонил, отчитался. Какие проблемы?

— Вы что, издеваетесь?! Мы там чуть с ума не сошли, а ему хоть бы хны! «Я уже сплю», — и трубку повесил! Это, по-вашему, отчитался? К тому же еще и трубку с самого начала не просто вырубил, а вообще обесточил — даже послания не оставить! Вы что, думаете у всех такие нервы железные, как у вас?

— Прости, — сказал я. — Но что ты делала в баре в четыре утра?

Она вздохнула — и с видом профессора, читающего лекцию, принялась рассказывать, что было той ночью. Сначала она позвонила Нами-тян, и Майк рассказал ей, что знал. Тогда она отправилась на Роппонги — примерно тогда же, когда Нами-тян сажала меня на свой «дукати». Наконец Нами-тян вернулась и рассказала, что я завалил какого-то верзилу с коротким мечом, но больше она ничего не знает. «Папаша справится, не дрейфь», — добавила Нами-тян, но больше от меня никаких известий не было. Тогда Охара оседлала телефон и начала методично звонить мне на мобильник. Но все было безрезультатно, пока наконец не позвонил я сам. Если учесть, что обычно бар закрывается в два, ребята волновались не на шутку. А все, что они от меня услышали, — несчастные три слова, короткие, как телеграмма: «Я уже сплю…»

— Прости, — повторил я и вздохнул. — Нами-тян небось разозлилась?

— Когда я ваши слова передала — стаканом в стенку швырнула. Даже Майк испугался и спрятался… Правда, потом развеселилась, и мы стали о вас сплетничать. До самого рассвета проболтали. Благодаря ей, между прочим, я наконец-то поняла, что мой шеф — сплошной ходячий недостаток! Хотя и поздновато, конечно.

— Извини! — сказал я еще раз. — Ну, не умею я долго рассказывать! Поэтому обобщил и сказал только самое главное…

— Шеф. Вы японский язык понимаете? «Обобщить» — это изложить так, чтобы все сразу поняли, что случилось, от начала и до конца! Ох, ладно.!. Выкладывайте подробно, что с вами произошло.

Убегать было некуда. Что рассказывать, а что оставлять «за кадром» — приходилось сортировать на ходу. Пересказывать основной сюжет, скрывая целую кучу деталей, но сохраняя логику изложения, — задачка, что и говорить, не из легких. Я не стал говорить ей о том, что прострелил Кацунуме ногу — иначе пришлось бы рассказывать и об угрозах Кацунумы в ее адрес. Умолчал о степени вины самого Исидзаки в афере с отмыванием денег. И конечно, не раскрыл ей главного табу — правды о происхождении Киэ Саэки. Коснись я этого хоть словечком — смерть Исидзаки потеряла бы всякий смысл. Хотя об отношениях президента с Дзюнко Кагами рассказал довольно подробно.

Где-то на середине рассказа электронные куранты известили о начале рабочего дня. Но Охара не обратила на это внимания. Даже со всеми сокращениями эта история, похоже, захватила ее с головой. Чтобы закончить быстрее, я подвел черту:

— В общем, на этом и закончилось мое последнее задание.

— Значит, причина самоубийства — шантаж якудзы вокруг адюльтера? — сформулировала Охара. — Я правильно поняла?

— Да. А от себя могу добавить, что я впервые в жизни ощутил ревность к мужчине. Правда, на этот счет подробностей от меня не жди…

Слава богу, у таких ощущений сюжета нет. Несколько секунд она рассеянно смотрела куда-то в пространство и вдруг тихонько произнесла:

— Похоже, эти двое жили в таком мире, которого в реальности не бывает…

— Возможно, — кивнул я. — Но кто тебе сказал, что этот мир объясняется исключительно реальными категориями? Границы реальности у каждого свои. Особенно у отдельно взятых мужчины и женщины. Никакому взгляду со стороны их границ понять не дано. У них всегда будет то, что обычной логикой не объяснимо. И слава богу. Не знаю, удовлетворил ли я твое любопытство, но с меня и этого хватит. Больше я в этой истории ничего объяснять не хочу.

Немного помолчав, она снова посмотрела на меня. И в глазах ее снова вспыхнул странный, хотя и совершенно реальный свет.

— И все-таки, шеф. Вы что-то от меня скрываете, правда?

Я вновь поразился ее интуиции. И, тая в душе от восхищения, честно соврал:

— Ничего не скрываю.

— Ну, смотрите, я от вас не отстану! Даже когда уволитесь, — не успокоюсь, пока не расскажете. Так что имейте в виду.

— А вот здесь я попросил бы… — запротестовал было я, но вдруг и сам понял, как неуверенно звучит мой голос. — Как бы там ни было, без тебя бы я, конечно, не справился. И муж твой здорово помог. Я вам жутко благодарен. Предлагаю как-нибудь поужинать на троих. Уж передай ему, будь добра…

В ее зрачках что-то легонько дрогнуло.

— Передам, — негромко сказала она. — Он очень обрадуется. Уж так вы его заинтересовали… — Она выдержала недолгую паузу, потом добавила: — А я-вам тоже должна кое-что передать. Целых две вещи: новость и послание.

— Ты о чем?

— Сначала новость. В конце месяца Нами-тян закрывает свой бар. В ту пятницу она окончательно решила съехать из этого здания. Уже сегодня отсылает заявление о расторжении аренды.

— Хм-м… — протянул я. — Жаль, конечно, если такой чудный бар исчезнет. Но ничего не поделаешь. Тут я ее понимаю… А что за послание?

— Вы обещали Нами-тян выполнить все, что она вам прикажет. Поэтому сегодня вечером вы должны появиться в ее баре, даже если мир перевернется. Это не просьба, а приказ. Так мне велено передать.

Я вздохнул. Что меня ждет сегодня в баре у На-ми-тян — даже представить не берусь. Может, и кое-что побезумней, чем поездка на ее «дукати»…

— Приказ понял, — сказал я. — Слушаю и повинуюсь.

Охара наконец-то улыбнулась. То, от чего лихорадило весь этаж, ее, похоже, вообще не интересовало.

— Ты, кстати, эту статью читала?

— Читала, — кивнула она.

— Кажется, название «Напитки Тайкэй» исчезает с лица земли.

— Похоже на то.

— Все вокруг с ума сходят. Одна ты, я смотрю, спокойна как слон.

— А чего тут с ума сходить? У большого бизнеса свои законы. Президент скончался, а плакать по этой фирме я особых причин не вижу. Как выполняла свою работу — так и дальше буду выполнять. Мне-то какая разница?

— Да уж… — только и хмыкнул я.

Сегодня утром Охара чувствовала себя лучше всех. Можно было не сомневаться: именно такие, как она, и выживут в нашей стране победившего корпоративного менеджмента. В ее отношении к миру все было безупречно. Кроме, пожалуй, одной детали. Того, как она кусала губу, рассказывая, что запретила мужу упоминать название ее компании в журнальной статье.

То ли совсем успокоившись, то ли поняв, что больше из меня ничего не вытянуть, она поднялась со стула. Подошла к двери .и уже открыла ее, собираясь выйти, но вспомнила что-то еще.

— Да! — сказала она, обернувшись. — Ваш конверт я спустила в шреддер.

— Что спустила? — не понял я. — Какой конверт?

— «Прощальный подарок» директору Какисиме. Она вышла, и я остался один.

Я подошел к окну и посмотрел наружу. Это утро тоже выдалось ясным. Как и утро, когда я узнал о смерти Исидзаки. Сколько суток прошло с тех пор? Так или иначе, теперь всему конец. Вслед за жизнью моего президента завершилась моя трудовая жизнь. Я больше не салариман. Эмоций — ноль. Зря Охара беспокоилась за мою психику. В душе не осталось ничего, кроме пустоты.

Я вернулся на свое место.

В отделе все было по-прежнему. Никто и не думал работать. Сотрудники сбивались в галдящие кучки, разбегались и через полминуты собирались где-то еще. То и дело кто-нибудь переходил на крик. Что еще за «слияние капиталов»? Ситуация небывалая, но от руководства компании никаких комментариев пока не поступало. Представляю, что сейчас творится в директорате. Взмыленный Санада уговаривал кого-то не принимать близко к сердцу строчки из газетной статьи. Судя по всему, он тоже не владел ситуацией. Другие начальники отделов, похоже, занимались тем же самым. А среди всей этой вакханалии сидела Охара и спокойно вычитывала гранки очередного рекламного текста.