Наталья Солнцева - Портрет кавалера в голубом камзоле

Пробки ей не страшны, – врубит сигнал, мигалку и чешет… Труба мне теперь! – вздохнул парень. – Уволят и зарплату не выплатят. Я как чувствовал, не хотел банкира пускать. Он пристал: пусти да пусти… замерз, мол… документы срочно нужны… Развел меня, что Зубов типа насмерть разбился! Я лоханулся, поверил ему…

– Выходит, жив твой хозяин?

– Угу. На лоб швы наложили, и все дела. Сотовый-то его, видать, разбился… Иначе я бы ему доложил про банкира… Я его несколько раз набирал. А банкир зудит и зудит: умер, мол, твой хозяин… погиб в аварии… нет его больше… пусти да пусти…

– Может, ты и нас пустишь? – попытала счастья Глория.

– Валяйте… мне теперь все равно. Я уже у Зубова не работаю. Он так и сказал: ты, придурок, уволен! Придурок… – с обидой повторил парень. – Лучше бы своих друзей обзывал! Сам банкира этого принимал, пил с ним… а меня уволил… Откуда мне знать, кто жив, кто мертв? Я человек подневольный… что скажут, то и делаю…

Глория и Лавров шагали к дому, а охранник все ругался, пиная ногой ворота, которые не хотели закрываться.

– Оп-ля! Зубов-то живехонек! – пробормотал Лавров, распахивая перед Глорией входную дверь. – Небось застал Сатина в галерее… и прикончил. Он еще в шоке после аварии… не отвечает за свои поступки… Что будем делать?

– Пока не знаю…

Глория потянулась к красненькому глазку выключателя.

– Не зажигай свет! – остановил ее Лавров. – Чует мое сердце, нам здесь не обрадуются.

– Смотря кто…

– Тоже верно.

– Они на втором этаже, – прошептала Глория. – Слышишь голоса?

Зубов позаботился о звукоизоляции, но пустые помещения с высокими потолками порождали гулкое эхо. Лавров прислушался. До него донеслись невнятные обрывки разговора.

– Ага. Сатину крупно повезло, что мы приехали, – шепотом же ответил он, продолжая прислушиваться. – Выясняют отношения… значит, оба живы.

– Я знаю, как пройти в галерею… вверх по лестнице и налево.

– Веди…

– Главное, чтобы охранник не предупредил Зубова…

– Вряд ли. Он ужасно зол на хозяина. И счастлив будет досадить ему.

– Надеюсь…

Лавров использовал мобильный вместо фонарика. Глория сбросила полушубок и оставила в холле. Ее спутник раздеваться не стал. Мало ли как могут развиваться события? Чего доброго, придется разнимать разъяренных коммерсантов, – тогда пригодится спрятанное под курткой оружие. Нынешние нувориши на многое способны. Особенно опасен Зубов. Как ни крути, а он находится в собственном доме и вправе отстаивать свое частное владение от незваных гостей любыми доступными способами.

Глория споткнулась и ойкнула. Лавров, вовремя подхватив ее под руку, не дал упасть.

– Тише…

На втором этаже голоса раздавались отчетливее. Из приоткрытой двери в коридор падала полоска света. Глория пожалела, что вместе с полушубком не сбросила обувь. Стук каблуков казался оглушительным, и она вынуждена была ступать на носочках.

– Там, в галерее, есть второй выход? – касаясь губами ее уха, спросил Лавров.

– Кажется, нет… или да… Погоди, дай вспомнить…

Карлик, дурачась, размахивал у нее перед носом длинными руками. Он отчаянно жестикулировал, и до нее наконец дошло значение этих жестов. Он показывал ей, что вторая дверь заперта на ключ. Глория искоса взглянула на Лаврова, – видит ли тот карлика? Она еще не привыкла к тому, что маленького уродца никто, кроме нее, не замечает.

– Второй выход заперт, – шепнула она.

– Жаль…

– Это не копия… – донесся до нее голос Зубова. – Это подлинник, Федя! Иначе бы ты не рискнул явиться сюда в мое отсутствие…

– Я думал, ты погиб, – оправдывался банкир. – Мне сообщили, что ты разбился.

– Представляю, какой восторг это вызвало в твоей жалкой душонке…

– Не смей меня оскорблять! Я хотел договориться по-хорошему, честно! Предлагал тебе выгодную сделку…

– А я, упрямый осел, заартачился, – хохотнул Зубов. – Это моя картина, Федя! Заруби себе на носу!

– Здесь нет ничего твоего, Валера. Впрочем, и моего тоже. Собственность – такая же химера, как и жизнь. Все, что нас окружает, дано нам во временное пользование! Одни уходят, другие приходят… Знаешь, скольких владельцев видели эти полотна? Перед ними прошли целые поколения. И где они сейчас? Превратились в прах, истлели…

– Зачем ты здесь, Сатин? Неужели ты прикатил сюда прочитать мне лекцию об иллюзорности бытия? Ах да! Ты думал, что я умер… и решил завладеть моей коллекцией. Вернее, одной картиной. Тебе Блюмкин наговорил всяких бредней? Или ты сам догадался?

– Какая разница…

– Акимыч любил выпить лишку… Он дал мне клятву молчать. Но какой с алкаша спрос?! Я ему верил. А он меня подвел. Ты тоже оказался лживым мерзавцем! Решил обокрасть меня! Подлец…

Зубов говорил медленно, слегка растягивая слова, как человек, который сильно устал или болен. Вероятно, в больнице ему укололи успокоительное и обезболивающее, и он находился под действием лекарств. Голос Сатина дрожал от волнения, и было понятно почему. Фактически хозяин дома застукал его за неблаговидным поступком…

– Ты мне заплатишь! – угрожающе произнес Зубов.

– Конечно, заплачу… Я когда-нибудь отказывался платить?

– Да ты не человек. Ты мешок, набитый деньгами…

Лавров сделал Глории знак остановиться и осторожно заглянул в галерею. Зубов стоял спиной к двери, преграждая банкиру путь к бегству. У него в руке был пистолет. Вероятно, он специально взял его, увидев во дворе машину Сатина и узнав от охранника о вторжении в свое жилище. Фигура Зубова покачивалась, словно тот был навеселе. Если наброситься на него сзади, он, пожалуй, выстрелит… и может ранить банкира. В лучшем случае. Худший вариант Лавров сразу отбросил.

– Послушай, Валера… ты был на волосок от смерти и спасся, – заговорил Сатин. – Неужели ты не осознал бренности всего мирского? Прояви же благоразумие. Продай мне полотно! Я дам достойную цену…

– Тебе? Разве твой француз отказался от покупки?

– Нет никакого француза. Я его придумал, чтобы…

– Ты фигляр, Федя, – не дослушал Зубов. – Балаганный фокусник! Каких еще голубей ты прячешь в рукаве? Я устал… мои силы на исходе… Молись, дружище, пока я не прострелил твою башку… Авось Господь сжалится! Мне бы не хотелось отправлять тебя в ад…

– Дай мне взглянуть на портрет! Я искал его с самого детства… сначала в мыслях, затем наяву. Я ждал этой восхитительной минуты, не загадывая, какой она будет. Покажи мне его, кавалера в голубом камзоле…

– Зачем? Твоя смерть уже перед тобой… ее черный глаз смотрит тебе в лоб…

– Ты не сделаешь этого, – торопливо произнес Сатин. – Ты знаешь, что я не вор, а ты не убийца… Мы столько лет бок о бок шли к своей цели! Я помог тебе заработать на театр и на строительство дома…

– Без Полины мне не нужен ни театр, ни дом. Она ушла от меня… ушла навсегда… Почему так случилось? Скажи мне, и я отпущу тебя…

– Я… не знаю!

– Вещунья не обманула, – пробормотал Зубов. – Когда я подыскивал помещение для театра, она явилась мне в одном из темных коридоров… Там шел ремонт. Она вынырнула из-за кучи мусора, потрясая своей клюкой. Я принял ее за бомжиху. Горбатая старуха в лохмотьях показалась мне сумасшедшей. Она уставилась на меня и прокаркала: «Убирайся прочь! Здесь правит великая тьма! Здесь смертью пахнет…» Зря я ее не послушал. Она знала, Федя… Она все знала. А ты врешь! Всегда врал… Тебе нужен был портрет. Ты дошел до того, что явился обокрасть меня! Будь ты проклят!..

– Мне сказали, что ты разбился…

– Слухи о моей смерти оказались сильно преувеличены, – усмехнулся Зубов. – Ты просчитался, Федя… твои мозги дали сбой…

Он плохо держался на ногах. Пистолет прыгал в его руке, и палец в любую секунду мог рефлекторно нажать на курок.

Сатин взмок, по его спине под рубашкой текли струйки пота. Он помнил о баллончике в кармане брюк, но не мог им воспользоваться, чтобы защитить себя. Зубов выстрелит быстрее. Банкир украдкой бросал взгляды на дверь, надеясь как-нибудь выскользнуть из ловушки, в которую сам загнал себя. Ему казалось, за дверью мелькают тени…

– Надо что-то делать, – шепнула Глория. – Зубов совершенно не в себе. У него травматический шок…

– Вижу.

– Я отвлеку его.

Лавров не успел моргнуть, как она распахнула дверь и в полный голос заявила:

– Валерий Яковлевич! Мы нашли убийцу Полины Жемчужной и еще двух актрис. Это тот же человек, который повредил вашу машину. Из-за него вы чуть не погибли. Он во всем сознался!

– Ч-что…

Мгновенного замешательства Зубова хватило банкиру, чтобы выбить у того пистолет. Оружие со стуком упало на паркет, и отраженный эхом звук разнесся по всем уголкам зала.

– Кто вас пустил? – рассвирепел хозяин дома. – Что вам здесь надо?

После аварии его лицо распухло, глаза налились кровью, лоб пересекал кусок пластыря. С ссадинами на носу и щеках, с отекшими веками, он был страшен. Его рубашка была порвана, на ней виднелись засохшие пятна крови. Грудь Зубова судорожно вздымалась. Он даже не успел переодеться, – сразу схватил оружие и поспешил наверх, в галерею…