Анна Литвиновы - Пальмы, солнце, алый снег

Выпалил – и сжался: как-то девушка отнесется к его тираде?

А она задумчиво осмотрела его всего, от постриженных мамой волос до ног, обутых в фальшивые «адидасы», и скептически произнесла:

– Ах ты, герой…

А потом широко улыбнулась и протянула ему теплую ладошку:

– Я Наташа. Будем знакомы. А Антананариву – это где?

– Это столица Мадагаскара, – расплылся в ответной улыбке он. И бережно пожал ее доверчивую руку.

И с этого дня вся его жизнь пошла совсем по-другому. Потому что в ней появилась цель. Она. Сероглазая, взбалмошная и беспокойная Наташа.

Эта девушка стоила любых жертв.

Пока тянулась школа, Наташа его особо не привечала, и Боря хоть и тихо страдал, но понимал: кому захочется открыто водиться с Ангелочком ? Спасибо, что она хотя бы иногда позволяет сводить себя в кино и с интересом слушает его бесконечные рассказы про разные города, страны, про другую, совсем непохожую на Николоямск жизнь, и искренне, широко распахнув глазищи, удивляется:

– В Европе, даже в Восточной, есть частные магазины? И больницы? И школы? Это значит, если я в них директор – то, что хочу, то и ворочу?!

И Боря, на всякий случай понизив голос, уверял ее, что очень скоро наступит такое время, что и в Советском Союзе отдадут в частную собственность не только ветхие домишки с удобствами в конце огорода, но и городские квартиры, и даже любимую обоими палатку с кривобокой надписью «Мороженое»…

Он очень старался, чтобы Наташе было с ним хорошо. И одними рассказами да киношкой с билетами по десять копеек за сеанс тут, конечно, было не обойтись. Такую девушку, считал Боря, нужно обязательно водить в кафе, и без ограничений угощать дефицитной фантой по тридцать три копейки за бутылку, и покупать ей на барахолке тонкие коричневые сигаретки по огромной цене в пять рублей за пачку.

Тут уж какие предлоги ни придумывай, а у родителей столько денег не выпросишь. Да и неудобно клянчить, на девчонку-то. Так что приходилось самому крутиться. Страшно, конечно, что из комсомола могут попереть, и противна вся эта фарца до невозможности, и не о таком приработке мечтал мальчик Боря. (Впрочем, для советской страны его мечта – днем ходить в школу, а вечерами подрабатывать в баре или на бензоколонке – все равно была нереальной…)

Так что пришлось, заткнув собственные желания в карман, проторить дорожку на черный рынок.

Начинал он с мелочей – покупал на черном рынке несколько пачек жвачки, разбирал на пластинки и перепродавал, по двадцати копеек за штуку, неразумным младшеклассникам. Прибыль, конечно, копеечная, зато опыт приобретается. И какой-никакой капитал. А потом, сами собой, дела помасштабнее пошли. То удалось партию кожаных «дипломатов» раздобыть. То у девчонок повальная мода на туфли-лодочки пошла – только доставай, даже самые неудачные партии разметут.

Как-то очень быстро, в бесконечных – фарцовый бизнес затягивает! – сделках закончилась школа. К выпускному балу Боря справил себе настоящий австрийский костюм (стопроцентная шерсть!), «родные», из-за бугра, «саламандры», роскошный кожаный портфель и серебряный перстень с черепом. А Наташа – она училась классом младше – вдруг заявила, что согласна официально называться Бориной девушкой.

Он был счастлив, пусть дружбаны и каркали, что Наташка ему за деньги и тряпки продалась. Даже если и так – что такого? Все равно ведь вся его жизнь посвящена ей. Ради нее он влез в этот совсем не интересный для себя бизнес. Целыми днями крутится, достает, регулирует… Только чтобы ей с ним было достойно и весело. А не будь ее – так бы до сих пор и существовал, как раньше. В мечтах. В прекрасном, но несуществующем книжном мире. Рисовал бы никому не нужные картины, назывался хлюпиком…

А теперь у него даже характер изменился. Не зря же классик писал, что «бытие определяет сознание». Вот его бытие, постоянный риск, характер и пообтесало. Раньше он безответный был, а теперь волей-неволей приходится зубы показывать. Иначе сожрут. Причем драться даже не обязательно – достаточно сузить глаза. Закусить губу. Выпустить в уголке рта пузырек пены. Сымитировать, что задыхаешься от ярости… Вроде элементарные приемы, а оппоненты уже в страхе отступают.

Боря даже заслужил в придачу к школьному прозвищу Ангелок приставку «бешеный» и считал, что новая кличка скорее почетна, чем обидна. Пусть ему совсем не нравится швырять в показной ярости пепельницы, целясь в головы провинившихся компаньонов, зато их-то подобные выходки впечатляют. И в следующий раз они очень подумают, прежде чем вести за его спиной подленькие игры!

К тому же и еще один плюс от его новой жизни был: иметь деньги, как оказалось, очень удобно.

Наташа всегда мила и довольна, потому что и развлекается, как пожелает, и одета, как куколка. Да и себя можно побаловать, заняться для души чем-нибудь интересным. Например, квартиру полностью перестроить – по собственноручно нарисованному проекту. И обставить в диком для Николоямска, но солнечном и забавном тропическом стиле…

Ни в какой институт Боря, как ни уговаривала его мама, поступать не поехал. Зачем? Наташа-то еще школьница – неужели он ее здесь, в Николоямске, оставит?.. Уедешь – мигом уведут. Он устроился для записи в трудовой на смешную должность ночного сторожа и продолжал делать бизнес. На рожон, впрочем, особо не лез: никаких цехов или особо наглых сделок. Не хватало еще судимость схлопотать – Наташа от него тогда точно отвернется.

Но, раз голова на плечах есть, даже и с мелким бизнесом он очень скоро преуспел. На черном рынке на него работали целых восемь продавцов – и, к Бориной гордости, все они очень боялись своего семнадцатилетнего бешеного работодателя. Удалось и с милицией договориться: Борис едва ли не первый среди городских спекулянтов стал добросовестно отстегивать стражам порядка ежемесячные платежи и потому, хотя и фарцевал с незапамятных времен, еще ни разу не имел серьезных проблем с законом.

В общем, не та, конечно, жизнь, как хотел, но многие позавидовать могли. Вон, едва стукнуло восемнадцать, а он уже задумался: денег накопилось изрядно, не пора ли искать подходы, чтобы машину достать ? Многие ли успешные советские инженеры и прочие выпускники институтов могли себе такое позволить даже к тридцатнику?!

Ну, и, конечно, почти каждый вечер они с Наташей проводили в ресторанах, которые она так любила. У Бори, постоянного клиента, во всех пяти николоямских точках были свои столики – поближе к оркестру, чтобы удобнее было танцевать. Его тепло приветствовали метрдотели и официанты (он никогда не скупился на чаевые). А ресторанная шушера, прекрасно знавшая, что настоящие американские сигареты здесь, в Николоямске, можно найти только у Бори, обращалась к нему с подчеркнутым уважением.

Он неприкрыто гордился красотой своей спутницы. Наташа среди всех ресторанных девочек и дам была вне конкуренции. На нее даже деды с палочками – и то заглядывались, не говоря уже о командированных или пьющих в честь получения стипухи студентов.

И к тому же она еще ни разу его не предала. Кокетничать – это да, это пожалуйста. Могла взяться обольщать, в шутку, конечно, какого-нибудь командированного. Бросать ему загадочные взгляды, ослепительные улыбки, страстно вилять бедрами на площадке для танцев… Командированный млел, Наташа выглядела откровенно счастливой. Но едва несчастный начинал распускать руки или хотя бы намекать, что неплохо бы вместе удрать, – она тут же возвращалась за стол к своему Ангелку. Весело улыбалась и докладывала:

– Все. Наигралась. Давай теперь ужинать.

– Может, с ним уйдешь? – хмурил брови Борис.

Понимает, конечно, что Наташа просто шутила, но все равно неприятно смотреть, как она на танцплощадке плывет в объятиях другого.

А девушка возмущалась:

– Ты что, Ангелок, обалдел? Ты ведь у меня самый лучший, неужели сам не знаешь?

И однажды в лучшем городском ресторане Наташа познакомилась с Яшей Гвоздициным.

Тот сидел один. Наташа тоже пришла одна (Боря обещал подъехать позже). И тут же началось: обольстительные взгляды, загадочные улыбки, несколько танцев… Гвоздицин – он только что прибыл из столицы – вел себя феерически. Молодой, галантный, в новеньких джинсах. Свежие анекдоты, смелые комплименты, у Верки-разносчицы роскошный букет роз приобрел… Вечер явно удался. Но едва появился Борис, Наталья тут же оставила своего галантного спутника. Танцевала лишь с Ангелком и затаив дыхание внимала его рассказам и ласково гладила по руке…

Гвоздицину только и оставалось недоуменно пожать плечами и переключить свое внимание на столик с двумя одинокими дамочками, которые уже давно бросали на него тоскливо-призывные взгляды.

Так бы и остался Гвоздицин в Наташиной жизни всего лишь эпизодом, только Николоямск городок небольшой, всего сто тысяч жителей, и центральная улица в нем длиной всего лишь в километр. Да и приехал Яков Анатольевич сюда не в командировку, а на постоянную службу – после мединститута и ординатуры, по распределению, доктором в местную психиатрическую больницу. Так что очень скоро они встретились снова. Случайно, на улице. И опять его поразила Наташина красота, и он подошел к ней, напомнил о себе, и она явно обрадовалась. Согласилась зайти в кафе, млела от потока его комплиментов, смеялась его анекдотам, приняла роскошный букет… Но от свидания, которое ей попытался назначить Гвоздицин, решительно отказалась: