Льюэс Пэрдью - Наследие да Винчи

Грегори, похоже, собрал все силы, чтобы высказать последнюю связную мысль.

— Одних бумаг недостаточно, чтобы сделать оружие, — начал он. — В них содержится уникальное видение, уникальная идея, которая позволит ученым усовершенствовать лучевое оружие заряженных частиц.

Излучатель заряженных частиц! Совершенный луч смерти! Из поверхностных заметок об этом сверхсекретном оружии, опубликованных в научных журналах, Вэнс понимал, что это должно быть огромное устройство, способное расщеплять атомы, ускоряя поток излучения заряженных частиц почти до скорости света, и направляя их на цель. Объект, на который нацелен луч энергии, перед которой меркнет даже ядерный взрыв, просто распадется на электроны, исчезнет, превратившись в чистую энергию. Оружие стреляет без выпадения радиоактивных частиц, хирургически точно, и действует со скоростью света. Один выстрел — и ядерная ракета с боеголовками просто испарится, прежде чем успеет взорваться; его также можно использовать для нападения на города и войска противника. Совершенное оружие защиты и нападения, после появления которого атомное оружие можно ставить в музей рядом с луком и стрелами.

И Соединенные Штаты, и Россия годами боролись за усовершенствование своих вооружений. А помимо этого они боролись с еще одной проблемой — атмосферой. Созданные прототипы оружия были громадны и в атмосфере бессильны. Быстро движущиеся частицы, вылетающие из оружия, сталкивались с молекулами воздуха, и их энергия рассеивалась огромными молниями ограниченной мощности и радиуса.

— Изучая молнию, Леонардо придумал, как усовершенствовать подобное оружие, — продолжал Грегори. — В серии рисунков он решил использовать землю в качестве огромного заряженного электрода, который будет и притягивать, и отталкивать луч частиц. Он придумал двойной луч: первый будет создавать тоннель в воздухе, а второй последует за ним через несколько секунд. Но по-настоящему гениальная мысль заключалась в том, что цель станет электродом. Он… — Священник завопил от боли, звук был глубокий и гортанный. Вэнс боялся, что монах ничего больше не скажет. Но что тут еще знать? Вэнс поднял трясущуюся руку с пистолетом. Сейчас на кону стояло больше, чем жизнь Харрисона Кингзбери. Невероятно, думал Вэнс, подходя к священнику сзади и приставляя дуло к основанию его головы. То, что Леонардо дал Круппу более ста лет назад, он снова может дать сейчас, в XXI веке. И все это — человек, считавший войну самым животным безумием.

Что бы подумал Леонардо, если вошел бы сейчас в эту комнату? — размышлял Вэнс. Он бы увидел то, чего ожидал от людей? По колено в крови своих ближних, униженных до звериных потребностей, скованных животными инстинктами? Или же Леонардо нашел бы что-нибудь, превосходящее реальность? Может, он был художником потому, что мог находить красоту, превосходящую кровь и грязь?

Сюзанна отвернулась и зажала уши пальцами. Что бы ты подумал, Леонардо? — спросил себя Вэнс и нажал на курок.

Неподалеку от пьяцца Гарибальди, рядом с Понте ди Меццо, средним мостом в старой части Пизы, стоял красный «ламборгини»; улица была узкой, и передние колеса машины покоились на тротуаре. Дом было несложно найти. Они бы его нашли, даже если бы инструкции брата Грегори не были такими подробными.

Валясь от усталости на заднем сиденье тесного такси, Сюзанна с Вэнсом красными глазами смотрели сквозь постепенно зарождающееся утро на «ламборгини» и на дверь дома Эллиотта Кимболла. «Фиат» стоял рядом с другими машинами, беспорядочно припаркованными перед закрытыми сводами кафе. Такси стояло под таким углом, что машину Кимболла и дверь, в двадцати ярдах, было видно очень хорошо. Вэнс посмотрел на часы: они показывали 6: 11. Он с тоской подумал о том, чем они с Сюзанной занимались всего сутки назад. Но задержаться на этом воспоминании ему не удалось, и остальные события дня бурным потоком пронеслись перед глазами.

Убийства, преследования, жестокая резня в «Сантуарио ди Сан Лука» — все это прокрутилось перед его мысленным взором. Они отвинтили от мотоцикла полицейскую мигалку, замазали грязью номерные знаки, и после брата Грегори поехали к югу от Болоньи, избегая крупных шоссе. Проехали по холмам в сторону Флоренции, держась к западу от этого величественного старинного города эпохи Возрождения, вместо этого свернули к городам в холмах — Риоведжо, Вернио — и десятку поселений, состоящих из старых каменных домов, кучками разбросанных вдоль дороги, названий которых на карте было не найти.

Незадолго до одиннадцати вечера они бросили мотоцикл в густые заросли кустарника около Пистойи и дошли до города пешком, из него автобусом добрались до Эмполи, а оттуда на поезде до Пизы. В 4: 39 утра поезд наконец прибыл на центральный вокзал в Пизе. Они разбудили дремавшего таксиста, стоявшего у бордюра, и обсудили, сколько будет стоить целый день. К 5: 30 нашли жилище Кимболла и стали ожидать его следующего хода. Когда рассвело, на площади и ведущих к ней улицах возросло движение. Появились лавочники, чтобы вымыть свой участок тротуара и забрать товары от поставщиков. Рабочие текстильной и стеклодувной фабрик шли со смены домой отдыхать. С наступлением дня людей становилось все больше, можно уже было смешаться с толпой, спрятаться от острого взгляда Эллиотта Кимболла. Вэнс потер лицо, потом потряс головой и поморгал. Сюзанна задремала у него на плече. Он решил позволить ей немного поспать. Нет смысла в том, чтобы они оба потом ходили с мутными глазами. Вэнс опустил взгляд на ее мягкие каштановые волосы, вдохнул приятный аромат ее тела. Никогда он никого не любил так сильно… и он не знал, проживут ли они достаточно долго, чтобы насладиться этим чувством.

Эллиотт Кимболл всю ночь вертелся в постели.

Когда рассвело, он бросил попытки заснуть и вскочил с кровати, дрожа от нетерпения.

И почему я раньше об этом не подумал? — спросил себя он, потягиваясь, затем поспешно выполнил свои утренние упражнения — растяжку, пятьдесят отжиманий, вдвое больше приседаний и еще столько же других движений. Боль в паху стала уже сносной. Старый деревянный пол поскрипывал от такой энергичной деятельности.

С обнаженного тела Кимболла катился пот, он подошел к окну и широко его распахнул, впитывая свежесть раннего утра.

— Почему я не сделал этого раньше? — спросил он вслух. Очевидно, в Бременской Легации его ценили куда меньше, чем он заслуживал. Он припомнил события прошедшего года, случай за случаем, когда можно было бы понять, что его акции падают в цене. — Ебаная деревенщина! — выругался он. Мерриам Ларсен приобрел богатство и власть не по праву или происхождению, а потому, что был ловким манипулятором — современным Макиавелли, который хоть и считался ценным слугой принца, но не заслуживал править сам. Высокий блондин всматривался в спокойные воды Арно, и по его липу проплыло неодобрение; ему было стыдно, что он позволил Ларсену уловками затянуть его в свою игру. Эллиотт по глупости уступил его низкосортным интригам и опустился на тот же уровень. — Свиньи! — чуть не выкрикнул он.

Но потом сразу улыбнулся: он же всех перехитрил! Все, бумаги да Винчи у него: это выигрышные карты. Их нечем побить, и всем придется иметь дело с ним, плясать под его дудку.

За время, прошедшее после того, как он уничтожил этого лентяя с крестом, Грегори, Кимболл обдумал с десяток маневров: большинство было вариантами использовать рукописи да Винчи, а также досье о деятельности Легации, которое он вел, чтобы восстановить свою позицию в организации и заставить их признать его превосходство.

Но в конце концов он решил, что вести дела с Легацией ниже его достоинства — это значило бы почтить их таким признанием, которого они не заслуживают. Нет, он их уничтожит. С помощью ГРУ.

Помимо ключа к самой мощной военной технологии на свете, Кимболл обладал еще и уникальными сведениями о деятельности крупнейших международных корпораций. Кимболл знал о самых позорных слабостях корпораций, об их фальстафовских аппетитах к коррупции, по сравнению с которыми «Энрон»[53] и «УорлдКом»[54] можно было считать матерью Терезой.[55] Ни у кого в мире нет такого количества боеприпасов, подробных сведений и досье, как у Кимболла, — в них перечислялись не только прегрешения корпораций, но и систематические случаи правительственной коррупции, охватывающей весь земной шар.

Если эти досье попадут в нужные руки, обнажатся основы мирового бизнеса и правительства, или же документы эти можно будет использовать для шантажа и влиять на решения, управляющие жизнями миллиардов людей. Русские ему помогут. О да! Кимболл широко улыбнулся. Они оценят его по достоинству.

Эллиотт стоял, словно прикованный к месту: вот его судьба, он это уже понял. С самого первого убитого им человека, с первого случая неповиновения обществу, судьба вела его к этому. Кимболл всегда хотел вырваться из удушающей пелены богатства и безвестности, которую на него накинул отец. Он достаточно ждал, ждал покорно. Теперь Эллиотт Кимболл будет знаменит; этого не отнять.