Ирина Глебова - Выкуп

– Не говори так, Викеша! – Бабушка Катрин сжала его руку своими сухими горячими ладошками. – Пусть сейчас русские люди бросились к Богу от отчаяния, так часто бывало в нашей истории! Но ведь к Богу, не к дьяволу! И мы сейчас тоже поедем, поблагодарим Господа нашего…

Высокие купола провославного храма были хорошо видны сразу за музеем истории и искусства. Кандауров уже знал, что построен он был в Женеве ещё в девятнадцатом веке, что писатель Достоевский крестил здесь свою дочь Соню… Гулкая тишина в храме гармонично сливалась с ликами Спасителя и святых, с мерцанием лампад и свечей, с позолоченным арнаментом алтаря. Дышалось легко, хотя воздух был очень концентрированный, настоянный на запахах оплавленного воска, ладана и, как будто даже, хвои. Людей было мало, но постоянно на место ушедшего кто-то входил. Бабушка Екатерина, набросив при входе на седые букли лёгкий шарф, перекрестилась, Винсент тоже, следом за ними это сделал и Викентий, стараясь не показать, как ему непривычно. Служба в храме не шла, но вскоре из алтаря вышел священник, узнал бабушку и подошёл. Это был старый человек с прекрасной внешностью Дон Кихота – сухопарый и чуть сутулый, длинный седые, уже поредевшие волосы, орлинный профиль, спокойный, очень добрый взгляд. Он заговорил, и Викентия поразило, как может быть голос одновременно таким слабым и таким красивым.

– Это мой внук Викентий, – представила его Екатерина Викентьевна. – Он на днях приехал с нашей родины. Наша встреча – чудо, дарованное Господом, мы пришли поблагодарить Его!

– Я помолюсь вместе с вами, – сказал священник.

Он достал из складок рясы книгу с тиснённым крестом на коленкоре переплёта, открыл её и стал читать певуче. Викентий отметил, что когда он просто говорил с ними, в его речи ощущался акцент. Теперь же, когда священник читал молитвы, его русский язык стал чистым, только окрашенным на церковнославянский лад. Викентий не вслушивался в слова: они обволакивали сознание, навевая свои мысли. Впрочем, это были мысли именно о религии. В детстве и юности он воспринимал библейские истории так же, как и древнегреческие мифы. С юношеским максимализмом верил лишь в величие человека, во всесилие науки, в близкую – может быть уже завтра! – встречу с инопланетной цивилизацией. С возрастом, обретением жизненного и душевного опыта отношение к религии стало меняться. Всё сильнее Викентий стал ощущать неслучайность всего происходящего вокруг. Судьбы людей, течение событий были связаны неуловимыми, невидимыми нитями. Он не мог бы объяснить, как, почему он чувствует эти связи, но сколько раз он убеждался, что в жизни всё не так просто! Нет, Кандауров не мог назвать себя верующим человеком, но он уже не был и атеистом. Так же и своё крещение: долгое время он воспринимал его просто как дань традициям, но последние годы не раз думал – этим обрядом он вплетён в какую-то единую спираль мироздания…

Через час, вернувшись в Верье, Викентий попрощался с Екатериной Викентьевной.

– Я с нетерпением буду ждать твою Катюшу, – говорила старушка, не отпуская руку своего внучатого племянника. – Для вас этот месяц пролетит быстро, а для меня будет тянуться невыносимо. Но во мне теперь столько радости, столько бодрости, что я непременно дождусь и её, и тебя, дорогой мой!

Княгиня Берестова уже подала в швейцарское и российское посольства запрос на разрешение приехать к ней Кандауровой Екатерине Викентьевне – своей правнучки и тёзки. Ей пообещали, что дело решится быстро, и уже через месяц девушка сможет приехать. Викентий с улыбкой думал о том, что Катюша там, в своём Челябинске, готовится поехать на каникулах вместе с ним в Крым и даже не догадывается, какой сюрприз ждёт её вскоре.

Вместе с Винсентом они поехали в Берн, в комиссариат. Там, в специально отведённой для него камере, их ждал Константин Охлопин, арестованный накануне.

После того, как совершенно неожиданно выплыло имя международного авантюриста Рудольфа Портера, причём прямо связанное с Константином Охлопиным, Берестов и Кандауров направили в Интерпол дополнительный запрос. Они просили проверить, не связан ли ликвидированный счёт в банке Майами именно с Портером. На этот раз ответ пришёл почти сразу. Их благодарили и подтверждали: да, по своим каналам Интерпол выявил некоторые данные владельца счёта, теперь же его легко идентифицировали с Рудольфом Портером. Сотрудники Интерпола прислали целый пакет материалов, связанных с Портером, особенно последние данные. Обращали особое внимание на то, что года два рядом с Портером постоянно мелькает ещё один человек: похоже, одиночка Руди решил-таки обзавестись компаньоном. О личности компаньона мало что было известно – предполагалось, что он или испанец, или выходец из Латинской Америки, лет сорока пяти – пятидесяти. Фото этого человека имелось.

Когда на экране монитора появилась фотография неизвестного «компаньона», Кандауров с лёгким возгласом тряхнул головой, словно хотел сбросить наваждение. А потом улыбнулся и щёлкнул пальцами, повторяя жест Берестова, когда тот заявил, что имя Рудольфа Портера ему знакомо.

– Интерпол может и не знать, а вот харьковскому управлению милиции эта личность знакома! Я сам перед отъездом сюда рассматривал фото этого человека, правда тот снимок был сделан более двадцати лет назад. Это Эдуард Сергеевич Охлопин! Помнишь, Винс, я рассказывал тебе о его исчезновении?

– Помню, конечно! Поздравляю: ты ведь предполагал, что Охлопин-старший может оказаться живым, и что он встречался с сыном. Aguila non captat muscas.

– Орёл не ловит мух, – перевёл Кандауров. – Ну спасибо! Правда, я человек простой, простодушный… Скромный. Сам удивлён, что всё так сошлось… Знаешь, Винс, теперь я понимаю, почему Константин крутится здесь, не уезжает, ждёт. Он ждёт отца! Ведь в это так трудно поверить, что тебя обманул собственный отец! Сам Костя своего дядю, Вадима Баркова, обманывал подло и жестоко. Но чтобы его так же – о, это невозможно! Вот он и ждёт… Надеюсь, что ждёт.

– Нам нужно это фото показать в агенстве «Вокруг света», – предложил Берестов. – Идентифицируем «Эрве Блайза», убедимся, что Константин ищет и ждёт именно его.

Кандауров знал, что у туристической фирмы постоянно дежурит полицейский агент, но ни у входа, ни на малолюдной бернской улице он никого не заметил. «Профессионально работают», – подумал одобрительно. Директору турфирмы они отдали распечатку фотографии Эдуарда Охлопина, тот ушёл, оставив их ожидать в своём кабинете. Вернулся не один – с молодым сотрудником, который узнал на фото своего клиента.

– Да, – уверенно подтвердил клерк. – Я имел дело с этим клиентом, когда он расплачивался наличными деньгами за свой абонентский ящик. Эрве Блайз, это он.

– Не запомнилось ли вам что-нибудь особенное? – с надеждой спросил Берестов.

– Да, я помню. Минувшей осенью Эрве Блайз был здесь, у нас, вместе с молодым человеком. Мне показалось, они очень похожи друг на друга.

Кандауров тут же достал фотографию Константина:

– Это он?

Когда клерк кивнул утвердительно, Викентий, вспомнив строгую госпожу Кауфман, слегка улыбнулся:

– Вы так хорошо разглядели своих клиентов?

Молодой служащий смутился:

– Понимаете, я их увидел позже, приблизительно через час в кафе. У меня был перерыв на ланч, а я всегда хожу в это кафе, здесь не далеко. Там я и увидел снова этих двух мужчин. Они сидели, разговаривали, смеялись. Именно тогда я и подумал, что они очень похожи, видимо отец и сын.

– Что ж, спасибо за вашу наблюдательность, – поблагодарил Берестов. – Вы правы, эти двое отец и сын.

– Они, наверное, и сейчас там встречаются.

– Что вы сказали? – Голос у Кандаурова невольно дрогнул от волнения. – Вы встречали их? Когда?

– Я видел только одного, молодого человека, – кивнул клерк. – Наверное, он ждал своего отца. Вчера, и два дня назад, в том самом кафе.

Братья быстро переглянулись.

– Вы пойдёте с нами и покажите кафе, – решительно заявил Берестов. – Прямо сейчас.

Кафе оказалось и в самом деле близко: в конце квартала, за поворотом, располагался небольшой сквер, в нём – лёгкий павильон с открытой верандой. За столиками сидели люди, немного.

– Это было в другое время, – заметил клерк. – Вечером, когда я возвращался после работы. Часов в семь…

В сквере Берестов и Кандауров выбрали скамейку, с которой просматривались все подходы к кафе. Неподалёку стояла машина с двумя, одетыми в штатское, полицейскими. Машина стояла здесь уже с пяти часов вечера, Кандауров с Берестовым подошли позже, сразу после шести.

– А ты и в самом деле не зря ощущал, что парень где-то рядом, – вспомнил Винсент. – Он тут и крутился всё это время.

– Он и сейчас придёт, – уверенно сказал Викентий. – Ждёт отца, всё ещё ждёт, надеется.

– А тот со своим дружком Руди уже – фьюить! – далеко…Эти пуганные, опытные лисы, по всей видимости, сразу учуяли опасность! Твой Константин ещё там, в Харькове, только готовился к побегу, а эти уже рванули: счёт в Майами вон когда ликвидировали! А то, что сын – это для таких лишь хороший предлог. Vulpes pilum mutat, non mores. – Лиса меняет шкуру, но не привычки.