Эшли Уивер - Убийство в Брайтуэлле

– Моя жена Лариса. – И Хэмильтон несколько небрежно кивнул на женщину, стоявшую чуть позади.

Подобное представление показалось ему достаточным, и он завел с Рупертом какой-то деловой разговор, подробности которого скоро потонули в общем гомоне. Миссис Хэмильтон коротко проследила за ним и повернулась ко мне.

– Очень рада познакомиться с вами, миссис Хэмильтон.

– Я тоже, – ответила она.

Как часто бывает, эту женщину, не обладавшую joie de vivre[1] ее супруг, видимо, привлекла именно его энергичность. Лариса Хэмильтон была очень спокойной, говорила тихо. Она была по меньшей мере лет на пятнадцать моложе мужа и красива, однако не отличалась победительностью, как бы не осознавая своей красоты. У нее был какой-то несчастный вид, и мне почему-то вспомнился один из образов Офелии у Уотерхауса. Милая улыбка, смягчавшая черты лица, похоже, не придавала ей уверенности в себе. Если я верно догадалась, муж запугал Ларису Хэмильтон до смерти. Несколько раз я подметила, как она вздрагивала, когда за спиной раздавался его хохот.

К нашим столикам приблизился еще один джентльмен, и я сразу узнала восходящую звезду британской сцены Лайонела Блейка. Его Гамлет вызвал целую бурю и стал, пожалуй, самой обсуждаемой театральной премьерой после гастролей ньюйоркца Джона Бэрримора несколько лет назад. Мистер Блейк оказался весьма импозантным мужчиной с темными волосами и пронзительным взглядом зеленых, необычного оттенка глаз.

– Я уже давно собираюсь на ваш спектакль, – сказала я ему, когда нас представили. – Говорят, вы удивительный актер.

– Вы слишком любезны, миссис Эймс, – ответил он. – Боюсь, эти оценки преувеличены.

Блейк придвинул мне стул, и я села. Его движения отличались легкостью и изяществом, которые нетрудно было представить на сцене, и еще я обратила внимание, что говорит он старательно, будто повторяет заученный текст.

Последней на террасе появилась рыжеволосая Вероника Картер, о которой я много слышала, хотя и не была с ней знакома. Дочь известного промышленника, несмотря на слухи о крушении его финансовой империи, судя по всему, жила на заработанное отцом и имела в жизни одну-единственную цель – развлечения. Она была сногсшибательно одета, избыточно подчеркивая красоту, которая без чрезмерного макияжа, пожалуй, стала бы ярче. Не так давно все колонки светской хроники расписывали скандал с участием мисс Картер и, как утверждалось, вполне женатого члена парламента. Все, что я о ней слышала, не вызывало у меня особой симпатии. И новая знакомая довольно быстро подкрепила это впечатление. Когда мы наконец уселись пить чай, она взглянула на меня холодными голубыми глазами, гармонировавшими с ее чашкой китайского фарфора, и спросила:

– Мисс Эймс, не правда ли? Мне знакомо ваше имя. Мы встречались?

– Миссис Эймс, – поправила я. – Но нет, мисс Картер, не думаю.

Она искусно закусила алую губу, словно задумавшись.

– Где же я слышала ваше имя? Дайте подумать. Я уверена, что… Ну конечно! Всего месяц назад я познакомилась с джентльменом по фамилии Эймс. На Ривьере. Невероятно красивый мужчина.

– Мой муж Майло.

Если со стороны могло показаться, что я произнесла эти слова как бы несколько скучая, то только потому, что мне действительно стало скучно. Было до неловкости очевидно, что Вероника пытается спровоцировать неприятную сцену, будто бы я удивилась, узнав, что Майло вел себя предосудительно.

– О, простите, – приподняв тонкие подрисованные брови и изобразив насмешливое удивление, произнесла моя собеседница. – Я не поняла, что он женат.

Я холодно улыбнулась.

– Не извиняйтесь. Он и сам иногда об этом забывает.

Повисло молчание. Вероника Картер была искренне изумлена моим равнодушием. Она, несомненно, ждала резкой отповеди от ревнивой жены. Джил смущенно закашлял, а Лайонел Блейк широко улыбнулся.

Под убаюкивающий шум моря и звон фарфора разговор перешел на какие-то банальности и скоро стал удручающе пустым. Тем не менее чувствовалось напряжение, хотя здесь собрались люди, которые проводили вместе немало времени, которые условились встретиться в этой приморской гостинице, чтобы вместе отдохнуть. Может, они просто не очень друг друга любят. Такое часто бывает среди состоятельных людей. Дружба дружбой, но свояк свояка видит издалека. Я мечтала вовсе не о такой компании, однако моя задача помочь Джилу. А побыть на море в самом деле очень здорово.

Мы сидели на террасе, пили чай и терпели друг друга. И никто, конечно, не догадывался о том, что один из нас не доживет до следующего вечера.

Вечером вся гостиница осветилась. Судя по всему, к ужину в «Брайтуэлле» подходили серьезно, как к настоящему светскому рауту – черные галстуки, танцы и, как полагается, шампанское. Я надела приталенное платье сиреневого шелка с широкими прозрачными рукавами и легкими тюлевыми вставками, весьма выгодно подчеркивавшее высокую стройную фигуру, если позволено так говорить о себе. Джил в вечернем костюме выглядел просто потрясающе – подтянутый, широкоплечий. Он был из тех мужчин, что рождены для смокингов.

Зал, в котором проходил ужин, был элегантен, изыскан и лишен даже намека на вульгарность. Стены изумительного розово-желтого цвета обрамляли панели, на удивление успешно сочетающие черты чопорного викторианского стиля и изящного ар-деко. На круглых столах, покрытых белыми шелковыми скатертями, мерцали хрусталь, серебро и обрамленный серебром фарфор.

Места можно было выбирать самим, и мы с Джилом сели вместе с мистером и миссис Хэмильтон – они расположились слева от меня – и Эммелиной и Рупертом, которые разместились справа от Джила. Эммелина демонстрировала все признаки безумной влюбленности. Горящие глаза следовали за Рупертом по пятам. При любой возможности она дотрагивалась до него, терлась плечом, стискивала руку и явно гордилась тем, что такой красивый и очаровательный мужчина принадлежит ей. Я-то хорошо знала симптомы болезни, что зовется любовью.

Руперт был очень внимателен к невесте. Он улыбался, шептал ей что-то на ушко, однако в нем ощущалось какое-то беспокойство. Казалось, на него что-то давило, будто мыслями он был не здесь. И я задумалась о том, насколько глубоки его чувства к Эммелине.

– Чудесный вечер, не правда ли? – негромко сказала сидевшая рядом со мной Лариса Хэмильтон.

Я согласилась. Ее светло-голубое платье с гофрированными рукавами и низом было очаровательно, о чем она от меня и услышала.

– Спасибо. Его выбирал Нельсон. – Лариса разгладила платье на коленях. – У него очень точный глаз.

Это-то я уже заметила. В настоящий момент он положил этот свой глаз на Анну Роджерс, которая как раз вплыла в столовую в вышитом бусами сиреневом платье длины, пригодной лишь для того, чтобы избежать полного скандала. Мистер Роджерс шел следом, вроде бы не замечая эффекта, производимого его женой на присутствующих джентльменов.

– Симпатичная компания подобралась, правда, Руперт? – спросил Хэмильтон, когда Роджерсы уселись за стол, и достал из кармана сигареты.

– В самом деле, – согласился Руперт, протянув Хэмильтону зажигалку, и обратился к Эммелине, достаточно громко, чтобы его услышала половина стола: – Хотя было бы еще симпатичнее остаться наедине. Не могу дождаться, когда мы сможем ездить одни.

Эммелина вспыхнула и улыбнулась, а Джил несколько напрягся. Он старался это скрыть, но было совершенно очевидно, что выбор сестры ему очень не по душе.

– Нельсон любит голубой цвет, а мне нравится тон вашего платья, – неожиданно возобновила миссис Хэмильтон разговор, прервавшийся некоторое время назад.

– Да, вы выглядите потрясающе, миссис Эймс.

Это был Лайонел Блейк, занявший место за соседним столом.

– Спасибо вам обоим. И пожалуйста, зовите меня Эймори. Обращаюсь ко всем.

– Эйн-Мери, какое необычное имя, – протянула Вероника Картер, сидевшая наискосок от нашего стола и смотревшая на меня сквозь дым сигареты, которая небрежно свисала между ее пальцами.

Она впервые обратилась ко мне с начала ужина, и в сочетании с насмешливым тоном мое неправильно произнесенное имя создавало впечатление, что она вовсе не ослышалась.

– Эймори, – поправил Джил.

Вероника ничего не ответила, и ее изящное лицо снова исказила угрюмая гримаса.

– Эймори Эймс, – повторила миссис Хэмильтон. – Удивительное имя. Очень мелодичное. Какая удача, что фамилия вашего мужа так подходит к вашему имени.

Я хотела было ответить ей длинной историей, но передумала и просто поблагодарила:

– Спасибо.

Дело в том, что, строго говоря, я не брала фамилию Майло. Я урожденная Эймори Эймс. Когда я познакомилась с Майло Эймсом, который вовсе не был мне никаким родственником, это совпадение его крайне забавляло. Мы поженились, и я будто застряла в чистилище, нося уже не вполне собственное имя и все-таки не до конца мужнино. Странным образом это обстоятельство было типично для наших отношений в целом.