Мария Семенова - Преступление без срока давности

Из плохо завернутого вентиля неторопливо капала вода, где-то неподалеку мерзко пищали крысы, и, вздохнув, Снегирев поднялся:

— Ладно, соседи, поправляйтесь.

Глядя на пирующих бомжей, он вдруг здорово захотел есть, и, взбежав по лестнице, прямиком устремился на кухню.

Атмосфера там была напряженной. Только что убежавшее у мадам Досталь молоко весело растекалось по поверхности плиты, тетя Фира ахала, забыв посолить карпа, а любимец Новомосковских — хромой кот Пантрик, страдая жестоко от половой безысходности, наделал в хозяйскую кастрюлю и, будучи за самоуправство наказан, отчаянно негодовал.

— Кис-кис-кис… — Снегирев кинул мученику полсосиски, остальное съел лично и принялся совещаться с самим собой относительно предстоящей трапезы.

В голову сразу полезли мысли о «большом кус-кусе», задвигаемом обычно в его честь Матерью племени, затем вспомнился отвратительный запах чего-то запеченного в серебряной фольге, которую тоже следовало съесть, — где же его кормили этим? — и в конце концов было решено остановиться на омлете.

Кто это сказал, что делать его полагается из одного яйца? Снегирев разбил полдюжины, ввиду отсутствия сметаны разболтал с кефиром и, облагородив бледно-желтый результат парой сосисок, выпустил все это на сковородку — томиться. А чтобы не терять даром времени, тут же позаимствовал у тети Фиры ведерко и, загрузив в него обещанный Рексу мосол, взгромоздил будущее варево на огонь.

Народ на кухне сразу притих, даже скорбящий Пантрик унялся, а в воздухе уже густо запахло жареным, и омлет пришлось срочно кантовать.

— Алексей, может, вы подождете, пока сготовится фиш? — Тетя Фира покосилась в сторону дымящегося блина и начала снимать обильную пену с Рексового супа. — Смотрите, как вкусно, с морковочкой и орехами, просто цимес.

— Да это я так… предварительно… — С хрустом разрезав омлет на куски, Снегирев подхватил самый большой на вилку, понюхал и стал с энтузиазмом жевать.

Сразу же выяснилось, что посолить кулинарное чудо он тоже забыл, однако и без «белой смерти» оно на вкус оказалось замечательным и закончилось быстрее, чем хотелось бы. Делая вид, что странный тети-Фирин взгляд его не касается, Снегирев допил оставшийся кефир, а на кухню в это время явился по обыкновению просветленный Гриша Борисов и в преддверии выборов, естественно, завел разговоры о политике.

— Валя, вы только посмотрите. — Он придвинулся к Новомосковских, вкушавшему с хмурым видом «русские» пельмени, и восторженно потряс обнаруженной в почтовом ящике бумаженцией. — Ну вы посмотрите, ведь есть еще в России люди, не оскудела пока!..

На цветной предвыборной афише был запечатлен молодым и красивым Максим Леонидович Шагаев. Одетый в скромный костюм от Версаче, он прямо-таки заходился в неистовом порыве сопереживания. «Боль народная — в сердце моем», — гласил предвыборный лозунг новоявленного заступника всех обиженных, обманутых и обделенных.

«Шагаев? — Зрачки Снегирева вдруг расширились и превратились в два бездонных колодца. — Нет, не может быть. Совпадение…»

— Еще один не нахапался, к кормушке лезет. — Новомосковских окунул пельменину в сметану, помазал горчицей и Принялся яростно жевать. — Поди найди теперь депутата без «крыши». А помощники — по пять судимостей…

— Нет, Эсфирь Самуиловна, вы только посмотрите, какой цинизм! — Гриша безнадежно отвернулся от пожирателя пельменей. — Вот в ваше время таких не было, правда?

— Всякое было, Гришенька, всякое, — примирительно ответила тетя Фира. — Алеша, перловку пора засыпать!

Чуть позже, оставшись на кухне одна, она заговорщически огляделась — и соусом пририсовала к депутатской роже усы.

Врага нужно знать хорошо — Плещеев открыл дверь своего кабинета и сделал приглашающее движение рукой:

— Мадам, месье, прошу.

Щелкнул запираемый замок, мелко задрожал от включенной защиты воздух, а когда видеокассету засосало в недра «панасоника», ожил проекционный телевизор, и на метровом экране закрутилось кино. Собственно, ничего нового для себя эгид овцы не увидели, но, надо отдать должное, фильм был сделан классно — с экскурсами в историю, документальными кадрами и редкими подробностями.

Не секрет, что наркотики известны человечеству с незапамятных времен, имеются факты, что первое знакомство с ними состоялось еще в раннем палеолите. Поначалу они помогали людям устанавливать связь с подсознанием, а также облегчали вхождение в транс, который в древности выполнял функции религии и медицины. Первым упоминаемым в истории растением с психоактивными свойствами был мак. Еще пятьдесят веков назад он широко использовался шумерами, которые назвали его «гиль», то есть «радость». Позднее знания о его лечебных свойствах перенесли в Персию и Египет жители Вавилона. В своей «Одиссее» великий Гомер присвоил опиуму название «непентес» — «веселящий», а также с восторгом упоминал о его чудесных свойствах. Народы критской цивилизации возводили статуи богине мака, а вся микенская культура была пронизана его культом. В Китае гашиш использовался как обезболивающее средство при операциях, в древнем же индийском эпосе «Ригведа» его называют небесным проводником. Священный сок эфедры — сома — был известен посвященным задолго до нашей эры и в дохристианскую эпоху служил основой для религиозного напитка древних русичей — «урицы». Ацтекская и мексиканская культуры были тесно связаны с употреблением галлюциногенных грибов, а самоеды до наших дней пьют мочу отведавшего мухомор шамана.

Однако в доисторические времена, да и позже, право использования наркотиков имели лишь избранные, причем только для определенных религиозно-культовых целей. Для простых же смертных их самовольное употребление являлось строжайшим табу и вело к самым суровым наказаниям. Таким образом, ни о какой наркомании в древние времена не могло быть и речи. Позднее же все кардинальным образом изменилось. В начале двадцатого века аптекарь Зертюрнер выделил первый алкалоид опиума, назвав его морфином, затем был получен кодеин, после папаверин, и производство наркотиков стало быстро увеличиваться. Изобретение врачом Будом иглы для подкожных инъекций породило новые проблемы, и, чтобы понять их значимость, достаточно вспомнить об опиумных войнах, которые вела Англия за рынки сбыта. В девятнадцатом веке наркотики в Европе употреблялись уже вовсю. Бодлер и Готье творили под действием «давамеску» — печенья из гашиша, отец психоанализа Фрейд в тяжелые минуты употреблял кокаин, а будущий вождь мирового пролетариата баловался отваром мухомора.

Однако поворотным моментом в истории наркомании стал 1938 год, когда швейцарский химик Альберт Хофман синтезировал лизергиновую кислоту. ЛСД-25 открыл врата рая миллионам желающих, чему весьма способствовала и деятельность гарвардского психолога Тимоти Лири, заявившего, что «наркотики приближают новую эру человеческой породы». И в чем-то доктор, видимо, оказался прав…

Кадр из фильма:

— Кореш, баян подгони, а то меня уже сутки трясет. Если сейчас не ширнусь, то кранты.

— Ты, кент, волыпанулся, в натуре. У меня же СПИД, забыл?

— Да фиолетово, пусть лучше СПИД, чем новая ломка...

Двадцатый век «подарил» человечеству множество новых наркотиков. Таких, как метедрин, инъекция которого приводит к состоянию, схожему с оргазмом, ДМТ, провоцирующий агрессию, и, конечно, синтетические, типа «китайского белка», — жесткие, калечащие психику и вызывающие привыкание уже после первой дозы.

Кадр из фильма:

— Вали отсюда, шкица! Мокрощелка позорная!

— А может, все-таки трахнешь меня? Хочешь, отсосу, только вмазатъся дай! Ну пожалуйста, что тебе стоит!.. Нет уж, вначале иглу засади в «дорогу». Да не сюда, в «лохматую магистраль» — сейчас трусы сниму. Я в «лоханку» ширяюсь, чтобы тухляки были не видны, а то классная у меня в школе знаешь какая душная...

— Качественно отрежиссировано, впечатляет. — Лоскутков оторвал глаза от погасшего экрана и вопросительно посмотрел на Плещеева: — А к чему весь этот ликбез? Чай, не маленькие!

Не торопясь поднявшись, тот зажег свет, подмигнул любопытному и, выдерживая паузу, глянул на остальных подчиненных. Осаф Александрович Дубинин, узрев мембранный хроматограф в обычной полицейской лаборатории, сделался задумчив и молча теребил растительность на плешивом шишковатом черепе. Собственно, сей агрегат раньше имелся и у него, но это было раньше. Как только «ушли» эгидовского куратора из Совета безопасности, саму «Эгиду» ободрали как липку. Марина же Викторовна вытащила из кармана горсточку хорошо прокаленных семечек и принялась лущить их руками, что говорило о ее неважном расположении духа. А дело было в том, что как-то на заре перестройки старшего опера Пиновскую в числе прочих борцов со вселенской заразой понесла нелегкая в Америку — меняться с империалистами боевым опытом. Однако когда Марина Викторовна увидела, как тамошние наркоманы запивают метадон апельсиновым соком и при полном сочувствии окружающих бредут себе потихоньку домой, она поняла, что делиться ей с заокеанскими коллегами нечем.