Ю Несбё - Пентаграмма

– Нет, но я…

– Вот и хорошо, – оборвал его Харри, – потому что в данном случае это и не понадобится. Столетняя уголовная статистика всего мира дает возможность утверждать, что убийца – именно ее ухажер. Или, если у нее нет ухажера, тот, кто считал себя таковым. Это ответ на первый ваш вопрос. Да и на второй.

Андерс Нюгорд фыркнул и убрал руку с плеча Вибекке.

– Но это же дилетантство! Вы ведь ничего не знаете о Камилле Луен.

– Это верно, – подтвердил Харри.

– Так почему же вы беретесь утверждать?..

– Потому что вы спросили, – прервал его Харри. – И если у вас вопросов больше нет, можно я попробую задать свои?

Нюгорд собирался что-то на это ответить, но передумал и злобно уставился на стол. Возможно, Харри ошибся, но ему показалось, что губы Вибекке дрогнули в чуть заметной улыбке.

– Как вы считаете, Камилла Луен употребляла наркотики? – спросил Харри.

Нюгорд вскинул голову:

– Почему мы должны так считать?

Харри закрыл глаза и промолчал.

– Нет, – мягко и тихо ответила Вибекке. – Мы так не считаем.

Харри открыл глаза и благодарно ей улыбнулся. Андерс Нюгорд посмотрел на нее с удивлением.

– Ее дверь была не заперта, верно?

Андерс кивнул.

– Вам это не показалось странным? – продолжил допрос Харри.

– Не особенно. Она же была дома.

– Хм… У вас на двери простой замок, и я заметил, что вы… – кивнул он Вибекке, – заперли его, когда я вошел.

– Она у нас теперь пугливая. – Нюгорд похлопал сожительницу по коленке.

– Осло теперь – не то, что раньше. – Вибекке на мгновение встретилась с Харри глазами.

– Это верно, – согласился он. – И, кажется, Камилла Луен тоже это понимала. В ее квартире двойной секретный замок и еще цепочка, поэтому я решил, что она не из тех, кто отправляется в душ, не заперев входную дверь.

Нюгорд пожал плечами:

– Возможно, пока она мылась в душе, вошедший открыл замок отмычкой.

Харри покачал головой:

– Это только в кино такие замки открывают отмычками.

– А может, с ней в квартире уже кто-то был? – предположила Вибекке.

– Кто?

Харри выдержал паузу. Когда он понял, что заполнять ее никто не собирается, он встал с кресла:

– Вас еще пригласят для дачи показаний. Благодарю за содействие.

На пороге он обернулся:

– Кстати, а кто из вас позвонил в полицию?

– Я, – ответила Вибекке. – Андерс пошел за консьержем, а я позвонила.

– До того, как нашли тело? А почему…

– В воде, которая протекла в нашу комнату, была кровь.

– Да? А как вы это поняли?

Андерс Нюгорд тяжело и устало вздохнул и положил руку Вибекке на плечо.

– Она ведь была красная, разве не так?

– Ну, – протянул Харри. – Не только же кровь красная.

– Верно, – сказала Вибекке. – Дело не в цвете.

Андерс Нюгорд удивленно посмотрел на нее. Вибекке улыбнулась, но Харри заметил, что она убрала плечо из-под руки сожителя.

– Одно время я жила с поваром, и мы на пару содержали столовую. Там я кое-что узнала про еду. В том числе и то, что в крови содержится белок, и, если капнуть ее в воду горячее шестидесяти пяти градусов, она сворачивается комочками. Как если бы в кипящей воде треснуло яйцо. Когда Андерс попробовал один такой комочек и сказал, что на вкус он похож на яйцо, я поняла, что это кровь и случилось что-то серьезное.

Андерс Нюгорд слушал ее с открытым ртом. Его загорелое лицо вдруг побледнело.

– Всего доброго, – пробормотал Харри и вышел.

Харри ненавидел тематические пабы: ирландские пабы, пабы, где все пьют, раздевшись по пояс, пабы, где обсуждаются новости, а больше всего – любимые пабы знаменитостей, где на стенах висят портреты скандально известных завсегдатаев. В «Андеруотере» это была мутная смесь морских тем – подводного плавания и пиратской романтики. Правда, на четвертой полулитровой кружке Харри перестало раздражать и бульканье зеленой воды, и шлемы от скафандров водолазов, и незатейливая скрипучая мебель. Могло быть и хуже. В прошлый раз народ решил развлечься пением, и в какой-то момент показалось, что он на мюзикле, а не в баре. Харри внимательно огляделся и со спокойным сердцем убедился, что никто из четверых гостей не собирается петь и танцевать.

– Как настроение? Праздничное? – спросил он барменшу, когда та поставила перед ним кружку.

– В семь вечера? – ответила барышня вопросом и дала ему сотню сдачи, хотя полагалось две.

Если бы Харри мог, то отправился бы в «Скрёдер». Но ему почему-то думалось, что туда его не пустят, а пойти и выяснить это не хватало храбрости. Не сегодня. Из случившегося в четверг в его памяти остались какие-то обрывки. Или в среду? Кто-то из посетителей вспомнил, что Харри показывали по телевизору как героя норвежской полиции, потому что он застрелил маньяка в Сиднее. Кто-то отпустил пару замечаний, как-то его обозвал, и что-то из этого Харри не понравилось. Интересно, дошло ли до потасовки? Не исключено, что костяшки пальцев и переносицу он мог разбить, споткнувшись о брусчатку на Довре-гате.

Зазвонил телефон. Харри посмотрел на номер и в очередной раз отметил, что звонит не Ракель.

– Да, шеф.

– Харри? Ты где? – Бьярне Мёллер был встревожен.

– Под водой. В баре «Андеруотер». А что такое?

– Какой еще водой?

– Солоноватой. Полуречной-полуморской. У вас – как это? – очень занятой голос.

– Ты пьян?

– Не так, как хотелось бы.

– Что?

– Ничего. Аккумулятор садится, шеф.

– Один сотрудник, который был на месте преступления, грозился написать на тебя рапорт. Говорит, ты был определенно пьян, когда пришел.

– Почему «грозился», а не «грозится»?

– Я отговорил. Ты был пьян, Харри?

– Разумеется, нет, шеф.

– Ты точно уверен в том, что сейчас говоришь, Харри?

– А вы точно уверены в том, что хотите это знать?

Мёллер недовольно вздохнул в трубку:

– Харри, так дальше продолжаться не может. Я должен принять меры.

– Хорошо. Для начала отстраните меня от этого дела.

– Что?

– Вы все прекрасно расслышали. Я с этой свиньей работать не буду. Найдите другого.

– У нас не хватает людей, чтобы…

– Тогда увольняйте. Мне плевать.

Харри положил телефон во внутренний карман. Он слышал, как голос Мёллера дрожит и бьется о грудную клетку, – даже приятно. Допив пиво, Харри встал и, покачиваясь, вышел навстречу теплому летнему вечеру. Третье такси, которое он окликнул на Уллеволсвейен, остановилось.

– Холменколлвейен, – сказал Харри и откинул потную голову на прохладную спинку кожаного сиденья.

По дороге он смотрел в заднее окно, наблюдая, как в бледно-голубом небе кружатся в поисках еды ласточки. В воздухе как раз появилась мошкара. Самое время для ласточек, чтобы подкрепиться, – с этого момента и до заката.

Такси остановилось возле большого и мрачноватого деревянного дома.

– Подъехать к крыльцу? – осведомился водитель.

– Нет, постоим тут, – сказал Харри.

Он посмотрел на дом. Ему показалось, что в окне он заметил Ракель. Олегу, наверное, скоро пора в кровать. Впервые с момента размолвки Харри приехал сюда. На душе скребли кошки…

– Сегодня ведь пятница?

Таксист с опаской посмотрел в зеркало и медленно кивнул.

Дни. Недели. Господи, как же быстро растут эти мальчишки!

Харри помассировал лицо, пытаясь втереть немного жизни в то, что сейчас больше всего напоминало посмертную маску.

А ведь зимой казалось, что все не так уж плохо.

Харри тогда раскрыл пару крупных преступлений, у него был свидетель по делу Эллен, он не пил. А еще Ракель и он перешли от простой влюбленности к совместному строительству семейной жизни, и ему это нравилось. Нравились выезды на природу, пикники для детей, на которых Харри жарил на углях мясо. Нравилось приглашать отца и Сестрёныша на воскресный ужин и смотреть, как его сестра с синдромом Дауна играет с девятилетним Олегом. И самое замечательное – влюбленность не проходила. Ракель даже стала поговаривать, что неплохо бы Харри переехать к ним, аргументируя это тем, что дом слишком велик для них с Олегом, а Харри не слишком старался найти контраргументы.

– Поглядим. Вот только разберусь с делом Эллен, – пообещал он.

Проверкой их чувств должна была стать поездка в Нормандию: три недели в старинном поместье и неделя на речном теплоходе.

Но тут дела пошли вкривь и вкось.

Всю зиму он занимался делом Эллен. Усердно, даже слишком. Харри не умел работать иначе. К тому же Эллен Йельтен была не просто коллегой, а его лучшим другом. Три года назад они вместе охотились на человека, занимавшегося контрабандой оружия, по кличке Принц.