Рита Тальвердиева - Ставка на Водолея

Правосудие по-китайски Саратов, 22 февраля около полуночи

Если бы у света был край, самоубийц было бы гораздо больше. Многих останавливает отталкивающий вид после насилия над собой. Смерть должна быть достойной, возможно, более достойной, чем жизнь.

А так бы, как в сказке, подошел к самому краю света, всего один шаг – и ты паришь, летишь, растворяешься. Возможно, легкое головокружение, самое страшное – разбойничий свист в ушах и… все – обручение с небытием состоялось…

Лена тяжело вздохнула, повернулась на другой бок и приказала себе: бай-бай, завтра снова будет солнце, завтра будет завтра. И жить, скрипя от бессилия зубами, все же придется. Ради Темы, ради памяти отца и теперь уже и… мамы. Слезы вновь закипели, горло перехватил спазм. Лена поднялась с кровати и пошла в ванную, где, наскоро умывшись, долго держала руки под струей холодной воды. Затем прошла на кухню и включила электрочайник. Заварив чай, попыталась разобраться в том, о чем же допрашивал ее вчера следователь.

…А следователь ее именно допрашивал – под протокол. Она думала, что речь пойдет о преступнике, который совершил наезд и скрылся. Речь и пошла о преступнике, но им, по словам следователя, оказалась… мама. И речь пошла совсем об ином преступлении – «о хищении в особо крупных размерах».

Следователь, совсем молодой, что-то неприязненно цедил, бросал обвинения, усмехался, глядя в ее вытаращенные от ужаса глаза. Равнодушно подал пластиковую бутылку с минеральной водой, когда вместо слов у Лены вырвался глухой клекот из-за пересохшего горла.

Лене почему-то вспомнился урок истории – кажется, в шестом классе, когда учитель рассказывал о «правосудии по-китайски» – подозреваемых заставляли проглотить горсть сырого риса. Завороженно следя за рассказом учителя, она узнала, что именно у виновного из-за страха разоблачения становится сухо во рту и без глотка воды ему сухой рис не проглотить. Как оказалось, судьба преподала ей совсем иной урок: сушит губы и превращает язык в наждак, и немотивированный страх – страх, рожденный шоком от внезапной потери ориентации.

Тот день, 21 февраля, Лена запомнит на всю жизнь… Она ничего не понимала: почему маму обвиняют в мошенничестве? Почему следователь тычет пальцем в какое-то гарантийное письмо банку, якобы подписанное ее мамой (хотя это была не мамина подпись, очень похожая… но точно не мамина!), почему он кричит о каких-то пятнадцати миллионах? Почему ей не верят, что ни о каких дилижансах она знать не знает?.. И почему же стало так сухо во рту, что она не отрываясь, до донышка, выпила полуторалитровую бутылку минералки?.. Следователь же, казалось, все понимал. И – усмехался… Так же, усмехаясь, он дал ей подписать три бумаги: протокол, ордер на обыск в маминой квартире и подписку о невыезде.

В маминой квартире, как Лена и предполагала, они ничего не нашли, вернее, не нашли, что хотели. Денег мама накопила достаточно – необходимые им цифры они списывали с трех сберкнижек, но даты их не устраивали – книжки были открыты давно… Описали шкатулку с мамиными и бабушкиными драгоценностями, но и это у мамы хранилось давно… Покопались в гардеробе, простучали стену… И ушли. Просто ушли. Одновременно с ними ушли понятые – соседи из квартиры напротив. Они почему-то прятали глаза.

Саратов, 23 февраля 200… г.

…Лена смогла заснуть на рассвете и проспала до полудня. Она выспалась сразу за все четыре бессонные ночи. Но вставать не хотелось. Лене было стыдно перед собой, перед судьбой. Ее степень вины тянула «на вышку»: если бы она не ушла от Горина, то не познакомилась бы с Кириллом, стало быть, Кирилл не смог бы заморочить голову маме, а затем так подло оклеветать и подставить ее. И мама была бы жива. Если бы…

Но надо вставать и звонить Зойке. Ребенок у нее уже шестой день. Лена подошла к телефону, маминому стационарному аппарату (игрушку Кирилла с глупым воробьиным щебетом она пару дней назад в отчаянии растоптала), и потянулась к трубке. В этот же миг телефон ожил трелью. В трубке зазвучал сухой, словно выдержанный на морозе голос…

– Лена? Это Арсений Данилов, журналист из Пятигорска. Непременно найдите сегодняшний номер «Российского репортера». У вас есть на чем записать мой сотовый? Тогда записывайте…

Из Пятигорска? Что-то с Гориным? Так и не позвонив Зойке, Лена быстро оделась и выбежала из дома. Купив газету, она даже не просмотрела ее, решила добежать до дома…

«РР» сразу открылся на развороте, оттуда на нее глядел Горин сразу с четырех фотографий. Она узнала эти фото – они хранились дома, в «производственном» альбоме, где было много подобных снимков… Когда рабочих будней не стало, об этих фотографиях она забыла. Значит, с Гориным все хорошо.

Как и обещала, она сразу отзвонила журналисту.

– Арсений, у меня в руках номер «РР»…

– Лена, вы очень нужны Горину, если б знали, если б вы только знали, как нужны ему! И вы, и малыш…

– Я приеду! Я выезжаю! Слышите, я сегодня же выезжаю…

Лена позвонила, наконец, Зойке, попросила срочно привести Тему и стала наскоро собираться. Упаковала все вещи Темки, даже игрушки, а чтобы не нагружаться, взяла из своего самое необходимое. Затем сделала яичницу и налила чай. Только сейчас Лена вспомнила, что весь день ничего не ела.

– Да! Чуть не забыла! – Лена вновь вспорхнула – уже к массивному бюро и вытащила свой паспорт. Вдруг ей все вспомнилось: протоколы, обыски, паспортные данные, подписка о невыезде… Если бы не стул, на который она бессильно опустилась (крепкий, надежный, с мягкими подлокотниками), то Лена соскользнула бы на пол.

В это время в дверь позвонили. Зойка – вяло подумала она…

Мармаров Пятигорск, 24 февраля 200… г, суббота

В дверь неожиданно позвонили. Я подошел к установленному в апартаментах домофону с видеокамерой и увидел Арсения. Через полминуты журналист уже расположился в кресле.

– Горин не придет. Эксперимент отменяется.

Я выслушал саратовскую историю молча. Квадратура [4] транзитных Марса и Плутона – это испытание не для слабонервных. Стало быть, приоритет за транзитами?..

– Эксперимент вместе с нами ставит сама судьба, и лишь в ее силах диктовать pro et contra, – наконец произнес я.

– А смена игроков на поле разрешается? – криво усмехнулся Арсений. – У меня биография – закачаешься! Может, это намек судьбы?..

– Ради всего святого, не ерничайте. О вас мы еще поговорим, когда придет время. Ваше время еще терпит… Сделаем так: встречу перенесем на понедельник. Но для целостной картины узнайте пожалуйста точную дату рождения Елены и сразу же телефонируйте.

Мы попрощались.

Я раскрыл «Книгу Судеб»…...* * *

…В раннем детстве я мечтал о волшебной палочке, золотой рыбке и волшебных спичках. Но и тогда уже понимал, что всех чудес в одни руки никто не даст. Чаще всего я лелеял мечту о чудесном спичечном коробке, переполненном «потенциальными желаниями»: созрело одно – сломал спичку – желание исполнилось; загадал другое – сломал следующую спичку – и так далее. А уже лет с двенадцати я старательно учился жить с развенчанными мечтами о чудесном. Жажду удивительных открытий я искусно прятал за любознательностью и пристрастился в конце концов к запойному чтению.

Видимо, тогда же, в недрах отцовской библиотеки, я и открыл это словосочетание – «книга судеб» и с успехом вырвал его из контекста.

Как я мечтал – хотя бы мельком взглянуть на это негласное чудо света, я был бы переполнен счастьем, если бы смог тогда пролистать нерукотворную книгу… Но с годами даже мое одурманенное фантазией воображение взбунтовалось: если «Книга судеб» включает всех-всех людей поименно, то какой же толщины должен быть том! И каким микроскопическим шрифт!.. В юности же детские мечты посещали меня только во сне: порой наутро мне казалось, что я находил в той волшебной книге свое имя, и натужно пытался вспомнить – что же было начертано рядом?..

И вот она, эта «Книга Судеб», которая учит творить и понимать жизнь, – передо мной. «Эфемериды…» От слова эфемерность?