Анатолий Безуглов - Ошибка в объекте

Иванова поведала о влюбленности сына в свою профессию речника. Как он сокрушался, что подрастающие мальчишки увлекаются теперь другим - авиацией, космосом, кибернетикой, а романтика плавания уходит в прошлое. В речных училищах, курсанты которых щеголяют в клешах, тельняшках и форменках с бело-синими воротниками - мечта пацанов послевоенного времени, - недобор.

Вот он и решил организовать у себя в городе что-то вроде пионерского пароходства, чтобы приобщать ребят к речному делу с детского возраста. По мнению капитана, мальчишки должны ч; "заболеть" рекой как можно раньше. Нашлись друзья-энтузиасты, которые взялись помогать Иванову. При одной из школ Омска был организован клуб "Буревестник". Будущим речникам выделили списанный теплоход, он и стал базой для обучения.

Конечно, одного энтузиазма оказалось мало. Кто-то посчитал клуб обузой, нестоящей затеей. Но появились у Николая и сторонники. А главное, капитан Иванов сумел увлечь детские сердца. В первый же год в клуб изъявили желание вступить около семисот школьников. И не только из города, но и из близлежащих поселков.

Идеей Николая заинтересовались в облоно, в местном пароходстве и даже в обкоме комсомола. Весной капитан Иванов добился того, что им для занятий выделили помещение, мебель, инвентарь. Пионерское пароходство вставало на прочный фундамент. И вот - трагический случай - один из его основателей погиб.

Когда мальчишки узнали о смерти Иванова, на теплоходе, отремонтированном самими ребятами, подняли траурный флаг...

То, что рассказала о своем сыне Иванова, нам было уже частично известно: Карапетян связывалась с Омском. Но только теперь, выслушав женщину, я понял, что Николай был незаурядным человеком. Наверное, очень добрым, увлекающимся, умеющим делать увлеченными других. Он думал о тех, кто придет нам на смену...

Мне хотелось чем-нибудь помочь Ивановой. Но чем? Единственное, что мог сделать для нее, это устроить в гостиницу.

- Захар Петрович, - заглянул в кабинет Агеев, - я разыскал Карасика, администратора, с кем ехали в поезде Лещенко и Ватутина. Хотите присутствовать на допросе?

- Когда?

- Он уже в прокуратуре.

...Вениамин Осипович Карасик выглядел прямо-таки щеголем в свои шестьдесят лет. Фирменные вельветовые джинсы, лаковые туфли, светло-голубая рубашка с отложным воротником и небрежно повязанный шейный платок. Жидкие волосы слишком уж подозрительно черного цвета самым аккуратным образом были разделены на пробор. Щеточка усов. И сеть предательских склеротических жилок на тугих щечках. Этот старческий румянец Карасик не мог скрыть ничем. А моложавым ему хотелось казаться, видимо, во что бы то ни стало.

- Как же, как же, отлично помню Леву и Олю, - акая и растягивая слова по-старомосковски, произнес администратор, когда следователь попросил его рассказать о своих соседях по купе. - И беру на себя смелость утверждать, что они вполне интеллигентные молодые люди... До Шостки с нами в купе ехала одна тетя... - Карасик поморщился. - Типичная мешочница. Знаете, есть такой тип, увы, весьма нынче распространенный... Когда она вышла, мы с Ольгой буквально вздохнули. Облегченно, разумеется... В Шост-ке подсел Лева...

- А кто был четвертым? - спросил Агеев.

- Четвертое место было куплено мною. Понимаете, вез дорогую аппаратуру для оркестра. Материальная ценность. И ещё какая! - причмокнул администратор.

- Импорт. На валюту... Разве можно кому-нибудь доверить?

- Понятно, - кивнул следователь, чувствуя, что словоохотливого администратора необходимо направлять. - Какие, по вашему мнению, были отношения между Лещенко и Ватутиной?

Знали они друг друга до того, как оказались в одном купе?

- Беру на себя смелость утверждать, что знакомство произошло в поезде, немного подумав, ответил Вениамин Осипович. - А через час Лева предложил выпить. Для сближения, так сказать...

- Что именно предложил выпить? - спросил Агеев.

- Водку, разумеется. Да-да, горилку с перцем. Выставил две бутылки. Карасик выразительным жестом показал, как Лещенко вынул откуда-то снизу бутылки и водрузил на столик.

- Ну а вы с Ватутиной?

- Боже мой, в компании с молодой приятной дамой хлестать водку... Фэ! снова поморщился Карасик. - Впрочем, сейчас почему-то в почете крепкие напитки... Вот вы объясните мне: что, у людей нет времени, надо непременно поскорее забалдеть? А душевная беседа? А общение, так сказать?

- Короче, вы отказались? - уточнил Агеев.

- То есть категорически! А Оля ещё таких страхов наговорила насчет сана-тория, куда они ехали! Там якобы толь-ко за один запах спиртного могут вы-гнать... Я настоял на шампанском... Но, по-моему, Оля не очень-то к нему расположена... Для таких случаев у меня всегда есть НЗ - бутылочка шартреза. Карасик произнес это слово через "ё". - Рюмочка божественного напитка, кофе, хорошая сигарета... Интеллигентно...

- А горилка?

- Лева спрятал бутылки.

- И как развивались их взаимоотношения с Ватутиной?

Администратор мечтательно поднял глаза, вздохнул.

- Молодость... Мягкий свет в купе... А впереди - море, отдых. И свобода. Карасик перевел взгляд на меня, потом на Агеева. - Все мы были молоды и попадали в подобные ситуации... Я думаю, в этом случае немного приударить за женщиной не грех...

- И Лещенко приударил? - спросил Агеев.

- Скорее - Оля. Впрочем, беру на себя смелость утверждать, тяга была взаимной... J4 - Вениамин Осипович, вы не заметили ничего необычного в поведении своих спутников? - спросил Агеев. ^

- Необычного? - Карасик задумался. - А что именно вас интересует?

- Ну, настроение, какие-нибудь о странности...

- Вроде бы нет... Может быть, меланхолия... Впрочем, нынче у молодежи нет того задора, радости, беспечности. Не знаю, откуда это? Вообще-то, Лева действительно показался мне несколько странным. Говорим, понимаете ли, об искусстве, спорте и других приятных вещах, а он ни с того ни с сего мрачнеет, замыкается. Больше всего раздражали его разговоры о спорте. Как только речь заходила о фигурном катании или гимнастике, он тут же покидал купе...

В заключение допроса Агеев попросил Карасика рассказать, как они расстались по прибытии в Южноморск.

Вениамин Осипович подтвердил то, что было уже известно от Лещенко. Действительно, администратор пригласил химика из Шостки и Ольгу на концерт своего вокально-инструментального ансамбля. По контрамаркам, естественно. Ватутина, к сожалению, не могла: её встречала тетя. А Лев Митрофанович был настолько любезен, что принял при - глашение и помог Карасику доставить звукоусилительную аппаратуру в концертный зал.

Больше администратор своих попутчиков не видел.

После допроса Карасика мы обменялись с Агеевым впечатлениями.

- Из всего того, что "смел утверждать" Карасик, меня заинтересовало поведение парочки в поезде, - сказал Виктор Сергеевич. - Понимаете, Лещенко утверждает, что между ним и Ватутиной ничего не было... А как же взаимная тяга, о которой говорил Карасик? С чего бы ему сочинять, а?

- Не знаю, кому и верить, - признался я. - Лично мне показалось, что этот администратор любит позу. И говорит нарочито манерно. Возможно, не считает за грех немного и приукрасить... А с другой стороны, может, Лещенко не хочет признаваться, что флиртовал...

- Вот именно, - подхватил Агеев, - не хочет. Если у него возникло чувство к Ватутиной, то он мог приревновать к Иванову. Лещенко - тип неуравновешенный. Затаил злобу, решил отомстить...

- Все может быть куда проще, - возразил я. - Не забывайте, он женат, имеет дочь. Допустим, он на самом деле приударил за Ватутиной. А кому охота, чтобы это дошло до семьи? По-моему, наиболее интересно, что Лещенко предложил распить горилку ещё в поезде.

И возникает вопрос: когда в бутылку с перцовой горилкой попал яд? Ваше мнение?

- Я склонен думать, что цианистый калий подсыпали уже в Южноморске, ответил следователь. - И сделал это сам Лещенко.

- Но ведь при обыске в его палате вы ничего не обнаружили! - сказал я. Ни пузырька, ни ампул.

- Сосуд из-под яда он мог выбросить.

- Да, кстати, что представляет из себя цианистый калий? - поинтересовался я. - Насколько я помню, это порошок белого цвета?

- Да. Легко растворяется. Действует очень быстро. Да это видно на примере Иванова и Вачнадзе.

- Ну а если доза не смертельна, как с Ватутиной? Осложнения тяжелые?

- Вы знаете, нет. Если повезет, как повезло Ватутиной, никаких последствий...

- Значит, Ватутину можно будет скоро допросить?

- Врачи обещают завтра.

- Очень хорошо, - кивнул я. - Надеюсь, она многое прояснит.

- Дай-то Бог, - задумчиво произнес Виктор Сергеевич.

Когда мы с Агеевым заглянули в больничную палату к Ватутиной (она лежала в отдельной) и представились, та попросила подождать в коридоре.

Через несколько минут она пригласила нас войти. Ватутина была уже причесана, напудрена, подкрашена.

- О, - с улыбкой протянул Агеев, - раз вы, Ольга Семеновна, думаете о внешности, значит, здоровье отличное!