Владимир Чванов - Соучастие

Арсентьев начал пятиминутку со сводки происшествий и телефонограмм, поступивших из управления. Заслушал результаты проверки заявлений, оперативных материалов. Оторвавшись от бумаг, внимательно посмотрел на мрачного Филиппова.

— У вас неприятности? Что случилось?

— Все в порядке, — ответил тот. — Простудился слегка…

— Ну-ну! — усомнившись, проговорил Арсентьев. И сразу же обратился к Казакову: — Что нового по делу о ножевом ранении?

Казаков, зная, что Арсентьев не любил многословия, доложил кратко, самое главное:

— Наша рабочая версия оказалась правильной. Вместе со следователем мы установили, что преступление совершил Борщев.

— И где же он?

— Скрывается.

— Такое объяснение меня не удовлетворяет, — сразу сказал Арсентьев. — Не можете взять? Или времени не хватает?

— Время есть…

— Выходит, осталось начать и кончить…

Казаков спорить не стал. Недовольство Арсентьева было резонным. Он ограничился одной фразой:

— По нашим данным, Борщев эти дни дома не появлялся.

— Вы сузили круг проверки. Дней на раскачку нет. Поработайте над связями Борщева. Подготовьте его фото для размножения.

— Понятно. Этим я и занимаюсь…

Арсентьев в основном был доволен докладом Казакова. Работа по делу, находящемуся на контроле, не зашла в тупик. Личность преступника установлена. Открыв красную папку, он спросил Муратова:

— Как с анонимкой? Похоже, у Мамонова и вправду появились подозрительные вещи.

— Пока ничего интересного. Эти вещи в розыске не числятся. По-моему, Мамонов болтун. Похвалился перед друзьями.

— Интуиция не доказательство, — прервал Арсентьев. — Она уголовно-процессуальным кодексом не предусмотрена.

— Так это ж самая банальная анонимка, товарищ начальник, — оправдываясь, проговорил Муратов. — Мало ли что напишут.

— Анонимки чаще пишут на того, кто мешает, — отпарировал Арсентьев. — А Мамонов самый заурядный пройдоха. Наверное, дорогу кому-то перешел или в долгу остался. Так что проверьте этот сигнал досконально. Писали, чтоб уж наверняка с Мамоновым рассчитаться…

Муратов засомневался и посмотрел на Казакова, словно ждал от него поддержки, но тот только повел плечами.

— Да хлещется он!

Арсентьев покачал головой.

— Хлещутся веником в бане. И знайте, поверхностная проверка всегда ведет к домыслам. Пощупайте Мамонова как следует.

Опять звякнул телефон. Арсентьев снял трубку.

— Что?.. Да, ваша родственница у нас… Отпустить домой?.. Посоветуйтесь с потерпевшими, которым она спирт продавала… Не можете? Правильно! Их второй день в больнице отхаживают… В связи с чем? Они зрение теряют… Пожалуйста!

Положив трубку, Арсентьев взглянул на Муратова.

— Продолжайте! Как Мамонов себя ведет эти дни?

— Спокойно. Позавчера и вчера из дому не выходил, — оживился Муратов. — Его никто не посещал. Наверное, после пьянки отлеживается или заболел…

Арсентьев усмехнулся.

— Для справки: Мамонов пьет редко. Подготовьте дополнительный вариант проверки. — После паузы добавил: — Попытайтесь указанные в анонимке вещи увязать с преступлениями на других территориях. Глядишь, и найдете разгадку. Эту ниточку не надо упускать!

— Ясно! — ответил Муратов.

Заканчивая пятиминутку, Арсентьев проинформировал оперативников о звонке из управления. Руководство требовало активизировать розыск «Жигулей», сбивших женщину в Останкине.

Все разошлись по рабочим местам. Затем Арсентьев провел инструктаж участковых. Определив каждому задание, он отпустил их. Оставил одного Гусарова.

— Давай-ка почитаем ваш рапорт. Вот вы пишете: «В соответствии с указанием о розыске машины «Жигули» и по поводу соблюдения паспортного режима мною при проверке квартиры гр. Гудкиной Виктории Германовны, проживающей в доме 96, кв. 17, по Некрасовской улице, выявлены гр. Тарголадзе Г. И., Пушкарев В. А., Сорокина Т. Н. — все жители города Тбилиси, приехали на автомашине «Жигули» с целью проведения отпуска в Москве. Данная автомашина отношения к позавчерашнему наезду не имеет. Гр. Гудкиной мною разъяснен порядок проживания в ее квартире иногородних лиц».

— Вам все ясно? Лично мне нет! Что молчите? — поднимая голову, спросил Арсентьев.

Гусаров уныло посмотрел на свой рапорт.

— Во-первых, одной фразой такой рапорт не пишется. Это элементарно. Во-вторых, кто эти люди? Когда приехали? Как их зовут, возраст, адреса? Какой номер и цвет «Жигулей»?.. Конечно, все это приходит с опытом и временем. Но и вы старайтесь.

Гусаров потер пальцами подбородок и бросил на Арсентьева виноватый взгляд.

— Понял, товарищ капитан. Виноват, исправлюсь. Уточню сегодня же. Они вчера вечером приехали. А цвет их машины бежевый. Сам смотрел…

— Вечером? — переспросил Арсентьев. — Чем подтверждено?

Гусаров доложил о справке Ростовской ГАИ.

— Об этом в рапорте и нужно было указать, — Арсентьев улыбнулся. — Мои замечания вам не в обиду, а для того, чтобы главного при проверке не упускали.

— И чтобы служба медом не казалась? — заулыбался Гусаров.

Он в отделении был пятый месяц. Прибыл из средней школы милиции. Способностей проявить пока не успел. Но начальство сходилось в одном: парень старается, с годами опыта наберется.

Для Таранца дежурство началось нескладно. Сразу же после пятиминутки он выехал на происшествие: в котлован свалился мальчик. Потом был вызов к кинотеатру: по телефону сообщили о драке между ребятами…

Сейчас в руках Таранца бутерброд и стакан горячего крепкого чая. Пообедать не пришлось. В этот час в ближайших столовых ассортимент блюд уже не тот. Наверняка остались одни надоевшие котлеты. Зато повезло в другом. Сегодня с ним дежурит следователь Савин. Это его друг и однокашник по университету. Узнав у дежурного, что оперативная машина едет в отделение милиции, Савин вскипятил чай и аппетитными толстыми кусками нарезал «докторскую колбасу».

— Почему ее называют «докторской»? — допытывался Таранец.

— Ее по рецептам дают, — рассмеялся Савин и выскочил в коридор. Он вернулся быстро, с шахматной доской под мышкой.

— Сгоняем по-быстрому? — не дождавшись ответа, привычными движениями стал аккуратно расставлять фигуры. — Только не перехаживать, — прозвучало так, будто Таранец перехаживал чаще, чем он сам. — Е-два, Е-два, — шутливо проговорил Савин. — Новорязанское начало, — голос его был убаюкивающим. По старой привычке он стал жестикулировать рукой. Таранец отвел ее в сторону и потянулся за очередным бутербродом, показывая всем видом, что напористость Савина аппетита ему не портит.

Савин — среднего роста, худощав, подвижен. Большие черные глаза, тонкий нос и продолговатое лицо делали его похожим на южанина. Он следователь. По складу характера — настоящий оперативник. Быстр, решителен, находчив. Осенью он спрыгнул с сарая и со сломанной рукой задержал грабителя. Держится самостоятельно.

— Хочу быть самим собой, — говорил он убежденно. — Авторитеты мы сами себе напридумывали. Важно работать хорошо и добросовестно. — Мать свою он не помнит. Отец шесть лет назад погиб на заводе в аварии. У него двухлетняя дочурка Наташа. В нее вкладывает всю душу, поэтому после работы сразу на всех парах мчится домой. С женой изредка ссорится. Из-за тещи: не хочет, чтобы она командовала в его семье, но побаивается ее лобовых атак и от этого расстраивается еще больше.

— Ты же не милиционер, чтобы работать с утра до ночи, а следователь, — заметила теща.

— А я и милиционер, — отвечает он ей.

Таранец успел выиграть две пешки, и партия действительно закончилась быстро. Дверь отворилась, и вошел дежурный Бутрименко. Высокий, плотный, он занял, казалось, полкомнаты.

— В шахматы гоняете, чаи распиваете, а завтра отгул возьмете? — шутливо пробурчал он.

— Бережем рабочую минуту, — вполне серьезно ответил Савин. — На месте происшествия чай не попьешь.

Отгул возьмет Бутрименко, а им завтра до середины дня придется подгонять дела, которые не успели сделать сегодня. В шахматы играть не запрещено. Дежурство суточное. Ночью поспать не придется. Обязательно поднимут, даже если и не будет происшествий. А к семи утра нужно еще подготовить суточную сводку…

О том, что происшествие значительное, Таранец догадался по тону разговора дежурного, взявшего трубку зазвонившего телефона, и еще по тому, как тот не спеша вытащил из никелированного стаканчика белую шариковую ручку. Сейчас он говорил неторопливо, аккуратно записывал интересующие его сведения. Когда речь шла о тяжких преступлениях, вопросы были лаконичны, касались главных обстоятельств: что, где, когда, каким способом. Уточнялись фамилии, адреса… В таких случаях голос звучал отрывисто, громко. Делалось это специально. Чтобы его помощник успел сориентироваться, дать команду оперативной группе о срочном выезде.