Анна Михалева - Одна минута славы

— Не откажусь.

Алена положила трубку и блаженно улыбнулась — хорошо иметь друзей, тем более работающих в нужных местах.

— Как дела? — Главный редактор журнала «Оберег», упитанный и лысеющий Аркадий Борисович, именуемый сотрудниками просто Борисычем, навис над ней, распространяя характерный запах пота и тухлых носков.

Алена мгновенно изобразила на лице занятость, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не расчихаться.

На протяжении всей ее жизни (а именно столько она его знала) Борисыч оставался для нее загадкой. Познакомились они, когда Алене стукнуло не то пять, не то шесть лет. Борисыч часто приходил к ним в дом, так как дружил с ее отцом. Впрочем, уже тогда она не могла понять, почему ее папа — утонченный, всегда гладко выбритый, не терпящий несвежих рубашек и ревностно следящий за линией стрелок на своих брюках, сдружился со столь неряшливым типом. Неряшливым Борисыч был всегда — и когда работал в «Комсомольской правде», разъезжая по командировкам в отдаленные совхозы, и в годы перестройки, когда стал главным редактором газетенки «Небывалое», печатающей на своих страницах всякую ерунду про НЛО и полтергейст, и теперь, будучи главным редактором такого солидного журнала, как «Оберег». Уж чего-чего, а денег на мыло, дезодорант и новые носки при его положении наскрести можно, но он, видимо, не желал изменять своему имиджу. Все у него теперь есть — и «БМВ», и двухэтажная дача в подмосковных Липках, носков только по-прежнему нет. Хотя… удивляться этому несоответствию доходов и расходов Борисыча Алена уже давно утомилась. Ну сколько можно — с шестилетнего возраста!

Теперь она научилась принимать его таким, каков он есть. А что ей еще остается? Не станешь же нос воротить от собственного начальника. К тому же он был не самым плохим начальником, да и относился к ней с отеческой нежностью — никогда не требовал невозможного, даже помогал, корректируя ее стиль, часто хвалил за работу, таким образом выполняя дружеский долг перед ее отцом. Правда, с другой стороны, Борисыч не терпел никакой инициативы на местах. По его разумению, каждый должен выполнять свою работу четко, в срок и не помышлять о другом — только так из хаоса, присущего всякому скоплению журналистов, можно создать подобие порядка. В чем-то он, конечно, был прав, только Алене как начинающей карьеру такое положение вещей не нравилось. Хотелось писать не только о трудной судьбе Ивара Скрипки или ему подобных, хотелось большего.

Сейчас она посмотрела на своего шефа снизу вверх и, улыбнувшись, ответила:

— Нормально. — В голове у нее крутился один вопрос — стоит ли сейчас затевать разговор о девушках из рекламы или подождать до лучших времен?

— Когда я спрашиваю, как дела, я имею в виду дела, — наставительно заметил он. — Если я захочу выяснить, как твое здоровье или что пишет отец, так и спрошу. Понятно?

Она кивнула.

— Ну так что у тебя со статьей?

— В работе.

— Ну-ну. — Он погладил ее по голове, от чего Алене нестерпимо захотелось вымыть волосы. — Только не затягивай.

Он повернулся было, чтобы следовать дальше и окончить свой обход обильным обедом в редакционном кафе, но она порывисто схватила его за рукав пиджака, сказав себе: «Сейчас или никогда».

— Аркадий Борисович, у меня идея!

При слове «идея» Борисыча передернуло. Он повернулся и смерил ее усталым взглядом.

«Ничего-ничего, — подбодрила она себя. — Все равно когда-нибудь нужно начинать».

— Как вы думаете, девушку, которая мелькает на экране телевизора каждые пять минут, которую узнают, где бы она ни появилась, и о которой все время говорят, можно назвать известной личностью?

— Это ты к чему клонишь? — Его глаза недоверчиво сузились.

— Нет, вы скажите — можно или нет?

— Не знаю, о ком ты… но, пожалуй, что и можно.

— Вот! — торжественно изрекла Алена. — Спасибо большое!

— И это все?

— Не совсем. В моем разделе еще ни разу не было статьи о девушке, снявшейся в рекламе, а ведь она не меньше известна народу, чем эстрадный певец или киноактриса.

— Ох, — Борисыч потер лысеющий затылок и сделал кислое лицо, — занималась бы ты, девочка, своим делом. Так ведь и знал, что не в тот огород тебя потянет. Молодость…

— Все, что я хочу, так это написать о девушке, которая снялась в рекламе женских гигиенических средств, — выпалила она одним махом и настороженно замолчала.

— Все, что я хочу! — передразнил ее начальник. — Детский сад какой-то! Хотеть не вредно.

— Ну, Аркадий Борисович, — заныла Алена, пытаясь надавить на отеческую нежность.

— Что Аркадий Борисович! Тоже мне, нашла звезду. Лично я ни одной из этих девиц в лицо не помню, потому что на такой рекламе всегда переключаюсь на другой канал. А если бы узнал — убил бы. — Он вдруг разозлился. — Знаешь, что у меня вчера внук спросил? «Дедушка, зачем нужны прокладки?» И что я должен был ответить пятилетнему пацану?

— Вот и я о том же! — горячо продолжила она. — Девушка рассчитывает на успех, снимаясь в рекламе. Но популярность поворачивается к ней неприглядной стороной. Всенародная известность превращается в трагедию.

— Какое мне лично дело, каким местом к этим дурам поворачивается слава?! И вообще, это тема для статьи в «Московском комсомольце». — Борисыч успокоился так же мгновенно, как и разъярился. — Хочешь работать в «Московском комсомольце»?

— Не уверена.

— То-то и оно. У нас солидный журнал, за чтением которого нормальные люди проводят свой досуг. И им хочется читать про Анастасию Семенову или про как его… — он щелкнул пальцами, пытаясь вспомнить, — ну, ты про него сейчас пишешь вроде бы…

— Ивар Скрипка?

— Точно, про него… Так как эти звезды дарят людям приятные эмоции, у них есть поклонники, которые с радостью купят наш журнал, потому что в нем есть статья об их кумире. Поклонников девушек, которые рассказывают о своих критических днях, я пока не встречал. Найду фанатов — первым попрошу тебя заняться этой статьей. А пока пиши про Ивара Скрипку и не выпендривайся.

— Есть, — грустно согласилась она, спорить было бесполезно.

— Вот и умница, — он снова погладил ее по голове, — и передай привет отцу. Ты же общаешься с ним?

— Посредством электронной почты.

— А мне он что-то давно ничего не писал. Скажи, чтобы черкнул хоть пару строчек. Приезжать-то не собирается?

— Пока нет.

— Ладно, я сам скоро туда еду. Но ты все равно скажи, чтобы написал мне. — Он вдруг сменил гнев на милость и даже улыбнулся. — Да не расстраивайся ты так, Аленка. Ну пиши про этих дур, если тебе так хочется. Выйдет хорошая статья, ее же всегда можно куда-нибудь пристроить. Я понимаю, что озвереть от этих знаменитостей можно. Только сначала основная работа, а потом хобби, договорились?

— Конечно! — просияла она.

Борисыч удовлетворенно хмыкнул и покачал головой:

— Детский сад, право слово!

С Генкой она столкнулась на лестничной площадке.

— Вот же дрянь какая! — ругался он. — Не могу собственную дверь открыть.

Руки у него тряслись, и вообще он явно нервничал. Да и выглядел неважно — оброс трехдневной щетиной, бледный, синие круги под глазами, помятый какой-то.

Алена вцепилась в перила, не понимая, от чего ей вдруг стало жутко. Ну Генка, сосед, которого она уже без малого два года знает, сталкивалась с ним не раз в подъезде, да и вообще…

— Что это с тобой?

— Не каждый день жену теряешь, — сквозь зубы процедил он.

— Да… — Должный ответ ей не удалось придумать. Однако трясло его не по этому поводу. Это Алена скорее почувствовала, чем поняла. Впрочем, Генка не стал скрывать причину:

— Достали в милиции. Тягают на допросы каждый божий день. Я уже на работе неделю не появлялся. Все хожу к следователю в кабинет. Прямо как в родной дом, прости господи! — Ему все-таки удалось всунуть ключ в замок, и он рывком повернул его. — Спрашивают какую-то фигню — то про друзей, то про привычки… Одно и то же каждый день, словно ждут, что когда-нибудь скажу такое, о чем раньше не говорил. Что проколюсь! Будто подозревают, что я собственную жену убил! Сволочи!

— Зря ты так нервничаешь, — попыталась успокоить его Алена, — им надо знать, чтобы вести расследование.

— Знать — что?! — зло спросил он. — Ну нет у меня, мать твою, алиби! Гулял я по Тверской всю ночь. Ходил и думал, как бы мне с Лялькой помириться. И никуда я не заходил, только сигареты купил в киоске. И это причина, чтобы меня подозревать, что ли?! Да я в эту квартиру с тех пор зайти не могу, мне ее голос отовсюду слышится! — Он с чувством пнул косяк.

Алена вздрогнула.

— Черт! Придурок этот… следователь…

— Терещенко?

— Он самый! Смотрит на меня такими понимающими глазенками! Ну просто отец родной! Я сегодня едва сдержался, чтобы глазенки эти не выдавить.