Ирина Комарова - Сестра моя Ольга

Игра шла нервно. Футболисты обоих команд валились, словно кегли и, наконец, одного из них уронили в каком-то неположенном месте. Судя по тому, что верещал захлебывающийся от возбуждения комментатор, слишком близко от ворот. Услышав: «пенальти!», Наташа подняла глаза. Что такое «пенальти», это даже она знала.

Судья установил мяч (Наташу всегда интересовало, там что, на поле, крестик какой-нибудь стоит? Откуда они все знают, что именно от этого места, до ворот одиннадцать метров будет?) и отбежал в сторону. Футболист в красной майке вытер рукавом мокрое лицо, разбежался, ударил… Вратарь, нервно пританцовывающий на полусогнутых ногах, в ту же секунду взлетел в воздух.

– И как они угадывают, куда прыгать? – вслух спросила Наташа, глядя как вратарь, обеими руками прижав мяч к груди, падает на землю.

– Угадал, угадал! – радостно подтвердил комментатор, но на конкретно поставленный вопрос не ответил.

Крупным планом показали мрачное лицо нападающего, того, что бил по мячу. Он сплюнул на газон и шевельнул губами – очевидно выругался.

– Бедняга, – пожалела его Наташа. – Воспитывать, наверное, будут после игры. Скажут: «Не сумел использовать момент!»

– Да-а, не сумел десятый номер использовать момент, не сумел, – комментатор пытался придать голосу сочувственный тон, но это ему плохо удавалось. Он явно болел за другую команду.

Народ снова забегал по полю и Наташа опустила глаза, сосредоточилась на вязании. Бухтение комментатора, который решил порадовать дорогих телезрителей статистическими данными – сколько у каждой команды было ударов в створ ворот, сколько голевых моментов, сколько нарушений – она без труда пропускала мимо ушей. Мысли вернулись к мужчине, совсем недавно покинувшему эту квартиру. Артемьев, Андрей Константинович. Жаль немного, что он быстро ушел: так мило сидели, болтали. Может, надо было попробовать его задержать? Хотя как задержишь, его же на операцию вызвали. Да, вот работенка у человека – в любой момент могут позвонить и выдернуть, где бы ты не был. Ни выходных, ни проходных, ни национальных праздников… наверное, и жена поэтому ушла.

А все-таки, этот Андрей Константинович, очень симпатичный. Даже жаль что они больше не увидятся. Он правда, уходя, пообещал заглянуть как-нибудь, но это так, дань вежливости. Известно ведь, как путь к сердцу мужчины прокладывается, а она что? Кофе с карамельками предложила? Да он этим кофе чуть не подавился. Видно, балованный, привык к хорошим сортам. Понятно, что он сбежал при первой же возможности. Может, надо было хоть яичницу ему предложить? А ладно! Есть из-за чего переживать. Подумаешь, сбежал и сбежал. Сколько их уже вот так улетучилось… Кстати, насчет яичницы: самой тоже перекусить не помешает. Взяться, что ли, за сковородку? Или сбегать в соседнюю кулинарку и купить кусок пирога, да съесть с молоком? Что-то совсем ничего неохота – ни готовить, ни в магазин идти. А интересно, сколько Артемьеву лет? Если он двенадцать лет назад уже был хирургом, хоть и начинающим, то значит… до какого возраста они там, в своем медицинском, учатся? До двадцати двух – двадцати трех? Ну, допустим, еще пару лет практической работы в больнице. Плюс двенадцать – получается, сейчас ему около тридцати семи. Надо же, а выглядит старше. Когда не улыбается, естественно. Улыбка у него, совершенно мальчишеская. Даже жалко, что он такой хмурый все время. Точнее, не хмурый, а сосредоточенный. Вот именно, сосредоточенный и деловитый. Настоящий, черт побери, мужчина, профессионал. Как он про себя говорит: «Я, действительно, очень хороший хирург». Что ж, наверное, так и есть – двоечника какого-нибудь на срочную операцию в воскресенье вызывать не стали бы. Эх, Оля, Оля… Что же ты, у такого хорошего хирурга, и не выкарабкалась?

Андрей, все еще в зеленой операционной робе, развалился на кожаном диване, подсунув под спину тощую больничную подушку и маленькими глоточками, с наслаждением, потягивал кофе. Кроме него, в ординаторской находилось еще двое: старинный, еще со студенческих лет, приятель, а ныне – врач-анестезиолог, Алексей Луканин, с такими же удобствами устроившийся на втором диване, и старшая сестра Таня Доронина, аккуратно нарезающая, собственного приготовления пирог с курагой. О ее имени позаботилась мама, всю жизнь боготворящая знаменитую актрису. В свое время, она даже замуж вышла не столько по любви, сколько потому, что не смогла отказать парню по фамилии Доронин и самой стать Дорониной. Естественно, когда у них родилась девочка, она без малейших колебаний назвала ее Таней и едва ли не с младенческих лет начала готовить к сценической карьере. Сама Танечка Доронина особого желания стать артисткой не испытывала. Художественной декламации тщательно подобранных мамой стихов, она предпочитала игру в куклы. Куклы все время болели, а Таня их лечила – ставила игрушечные градусники, бинтовала кукольные ручки и ножки, делала уколы одноразовыми шприцами без иглы, слушала сердце пластмассовым фонендоскопом… Тихая, послушная девочка не протестовала и не плакала, когда мама, недрогнувшей рукой отрывала ее от больничной палаты устроенной в уголке комнаты и вела на занятия. Но после девятого класса Таня, которая вынуждена была, кроме музыкальной школы, заниматься в танцевальном кружке и двух драматических – при школе и при мало известном в городе, но настоящем театре-студии, в конце концов, взбунтовалась и ушла в медучилище, к тайной радости отца и безутешному горю матери. Сейчас ей было двадцать шесть лет, она уже три года работала в отделении старшей сестрой и, как говорится в характеристиках, «пользовалась заслуженным уважением коллег».

Андрею она, в целом, нравилась. Хороший работник – серьезная, ответственная, в ее хозяйстве всегда полный порядок. При этом, очень милая женщина – хорошая фигурка, симпатичное личико. И характер золотой, и готовит прекрасно… Собственно, с точки зрения Андрея, у Тани Дорониной был один единственный недостаток: она хотела стать Таней Артемьевой. Очень хотела. И, с присущей ей мягкостью и терпением, медленно, но верно, приучала к неизбежности этого события всех окружающих. Делала она это так виртуозно, что многие считали свадьбу Татьяны с Андреем, если не совершившимся фактом, то делом самого ближайшего будущего. Честно говоря, бывали моменты, когда и сам Андрей, дрогнув, думал, что рано или поздно, у него случится какое-нибудь временное помрачение сознания и в себя он придет уже с кольцом на пальце и улыбающейся Танечкой на коленях. Единственным, кто ни разу, ни на секунду не поверил в вероятность такого исхода, был Алексей.

– Ускребешься, – успокаивал он приятеля в особо мрачные минуты. – Зря она вообще с тобой связалась. Ты Андрюха, из тех мужиков, которые или женятся сразу, или никогда.

Таня аккуратно разложила куски пирога на тарелочки, одну отнесла Алексею, ответив на его благодарное: «Танюша! Благодетельница ты наша, кормилица! Спасибо!», дежурной улыбкой и кивком головы, вторую подала Андрею. При этом она смотрела вниз, а когда Андрей уже взял тарелку и тоже сказал «спасибо», быстро подняла взгляд. Выразительные карие глаза засияли, но Таня тут же притушила их блеск густыми черными ресницами, снова потупившись. Андрей мысленно застонал: «Ну что она ко мне прицепилась! Ходит тут, стреляет глазками… а о том, что от таких взглядов, у меня кусок в горле застревает, она не думает!»

Алексей, на своем диванчике, сочувственно хмыкнул. Проглотив свою порцию (еще бы, перед ним никто ресницами не махал), он спросил:

– Танечка, вкусно, просто необыкновенно! А добавка будет?

– Конечно, – Таня забрала у него тарелку, положила еще один большой кусок пирога. – Кофе тоже подлить?

Алексей заглянул в свою кружку:

– Пожалуй.

Обслужив его, Таня снова повернулась к Андрею:

– А тебе, Андрюша?

Он только помотал головой отрицательно. Кофе был прекрасным, пирог – просто объедение, но если бы кто-нибудь сейчас у него спросил: «Ну? Что ты выбираешь? Сладкую жизнь с Танечкой? Или, может, хочешь снова оказаться на тесной кухне и глотать отвратительную бурду, заедая ее карамельками, но с Наташей?», Андрею и доли секунды на размышления не понадобилось бы. Да-а, Наташа. Казалось бы, ничего особенного. Симпатичная, но особо стильной не назовешь. Сарафанчик на ней, правда, сидит ладненько, но что-то подсказывает: она сама его сшила. Интересно, сколько ей лет? Тогда, двенадцать лет назад, она была совсем девчонкой – девятнадцать, двадцать. Значит, сейчас чуть больше тридцати. Надо же, а выглядит моложе. Особенно, когда смеется.

– Я вам больше не нужна, мальчики? – спросила Таня.

Обратилась во множественном числе, но смотрела при этом на Андрея. Он снова отрицательно мотнул головой, а Алексей пропел сладким голосом:

– Ты нам всегда нужна Танюша.

– Понятно, – она рассеянно кивнула ему и перевела озабоченный взгляд на Андрея. – Тогда я пойду, своими делами займусь. Если что, позовете.