Михаил Черненок - Сиреневый туман

Вахтерша мгновенно оживилась:

— Юлия Николаевна сегодня мужа хоронит.

— А кто заменяет ее на складе?

— Никого там нету. Все на совещании в конторе.

«Привет семье. Что же делать?» — подумал было Лимакин, но вахтерша, откровенно напрашиваясь в собеседницы, тут же заговорила:

— Наконец-то Юлия Николаевна избавилась от террориста. Давно горевала, мол, хорошие мужики умирают, а моего негодяя никакая смерть не берет. Последнее время, говорит, пил что попало и не умирал, пока по дурной башке не стукнули. Вы сейчас, наверное, убийцу ищете?

— Ищем.

— Чего доброго, порядочного человека из-за мерзавца в тюрьму посадят…

— Мерзавцев тоже убивать нельзя,

— Конечно, убийство есть убийство, но… — вахтерша посмотрела Лимакину в глаза и, вроде опасаясь, как бы ее не услышал кто со стороны, доверительно прошептала: — Спартак Казаринов в отношении женщин был психически ненормальным.

Лимакин подсел к вахтерше на край скамейки.

— Интересно… Ненормальным, говорите, был?

— Самым серьезным образом, — по-прежнему тихо ответила вахтерша. — Наверное, слыхали, как в прошлом году по райцентру бродил ночной насильник? На женщин нападал…

В райцентре действительно прошлой осенью милиция зарегистрировала четыре случая нападения в ночное время на женщин с целью изнасилования. К счастью подвергшихся нападению, как говорят спортивные комментаторы, ни одна попытка не увенчалась успехом. К сожалению, было другое: нападавшего так и не смогли задержать, поскольку исчезал он после неудачи виртуозно.

— Да, слышал о неуловимом насильнике, — подтвердил Лимакин.

— Это был Спартак Казаринов.

— Откуда такая уверенность?

— Он же, мерзавец, и на меня нападал, только я в милицию не заявляла. Поздно вечером из кино шла. Почти у самого дома догнал, в волосы вцепился и подножкой валить начал. Я успела за уши его поймать, заглянула в лицо и как заору: «Спартак! Ты что, обалдел?!» Тут и он меня узнал: «Тихо, Клавка, тихо! Не болтай никому. Болтнешь — придушу!» Он тогда еще работал у нас грузчиком. Через проходную идет, бывало, щерится, наглец, как будто между нами ничегошеньки не случилось. Рожа некрасивая, страшная. Не пойму, из-за чего Юлия Николаевна, такая симпатичная женщина, его приняла… Признаюсь, очень большое желание было подать на Спартака в суд, но из страха смолчала. Мало ли чего психически больной может наделать…

— Галактионова знала об этих похождениях?

— По-моему, догадывалась. Разговоров ведь много было. Однажды она прямо заявила, мол, если бы работала в милиции, то на первой же попытке схватила этого насильника за штаны. Конечно, когда знаешь, чего ж его не схватить…

Из дальнейшего разговора с вахтершей Лимакин узнал, что на работе Галактионову уважают. Дело свое она знает — всю жизнь в торговле. С экспедиторами и клиентами ведет себя строго. Даже хваты-грузчики ее побаиваются. Что касается слухов о «щекотливых» отношениях Юлии Николаевны с прежним председателем райпо Хлыстуновым, которого все сотрудники за глаза называли «Хлестаковым», то, по мнению вахтерши, в этом было больше сплетен, чем правды. Хотя, конечно, не в меру хвастливый председатель был нахальным волокитой и «обгулял» многих смазливых сотрудниц. Используя служебное положение, мог и Галактионову соблазнить. Если такое и было на самом деле, то на взаимоотношения Галактионовой с Казариновым это сильно повлиять не могло — Спартак в то время уже трепался по райцентру, как последний кобель. В конце беседы вахтерша подсказала Лимакину, как покороче пройти к дому Юлии Николаевны.

Дом Галактионовой находился недалеко от базы райпо. На тихой зеленой улочке среди деревянных домов старой постройки заметно выделялся кирпичный особняк, не уступающий размерами и добротной отделкой коттеджам, в которых жили высшие чины районной администрации.

Повернув звякнувшую щеколду калитки, Лимакин вошел в ухоженный дворик, густо затянутый муравой. От калитки к большой застекленной веранде с резным крыльцом тянулась бетонированная дорожка. Возле крыльца сразу бросалась в глаза картонная коробка от японского холодильника, рядом с которой возвышалась груда измятой коричневой бумаги вперемешку с длинными деревянными брусками от мебельной упаковки.

Лимакин поднялся на крыльцо и приоткрыл свежепокрашенную, будто после ремонта, дверь. На веранде никого не было. Посередине ее, на полированном овальном столе, громоздились перевернутые вверх ножками венские стулья. Под столом стояла плетеная корзина, заполненная пустыми водочными бутылками. Рядом на грязном полу — желтый эмалированный таз с водой. Всю примыкавшую к дому незастекленную часть веранды, минуя входную дверь, полностью от пола до потолка занимала импортная стенка с множеством окантованных бронзовыми полосками дверок.

Следователь хотел было пройти в дом, но дверь вдруг отворилась и на пороге, испуганно ойкнув, растерянно замерла Галактионова, одетая в потертые джинсы и спортивную кофточку, в шлепанцах на босу ногу.

— Извините, Юлия Николаевна, — сказал Лимакин. — Я, кажется, вас напугал?

— Так неожиданно… — дрогнувшим голосом ответила она. — Только что друзья Казаринова от меня ушли. Забрали его костюм да белье для похорон…

— Друзья — грузчики райпо?

— Да, точнее сказать, бывшие собутыльники. Пусть отдадут ему последний долг.

— Думаете, они с этим справятся?

Галактионова натянуто усмехнулась:

— Если не пропьют заказанный мною гроб, похоронят.

— Лично вы, похоже, не собираетесь отдавать Казаринову никаких долгов?..

— Я ничего идиоту не задолжала. Он в неоплатном долгу остался, — на глаза Галактионовой навернулись слезы. — Со стороны это может казаться кощунственным, но мне совершенно его не жалко. Как говорится, лучше ужасный конец, чем ужас без конца. — Она рассеянным взглядом обвела веранду. — Извините за такой бедлам. Грузчики вчера насвинячили. Помогли мебель разгрузить. Деньгами, изверги, не берут — ставь водку. Пришлось угощать. Хочу сейчас заняться уборкой…

— Уделите мне полчаса для беседы, — попросил Лимакин.

— Новый допрос?

— Нет, обстоятельства развиваются так стремительно, что необходимо сделать кое-какие уточнения.

— Ну, что ж… — Галактионова на несколько секунд задумалась. — Пойдемте в дом, не в этом же свинюшнике вести разговор.

Широким коридором, стены которого были оклеены моющимися обоями под мрамор, она провела Лимакина в просторный зал, где удивительным образом роскошь сочеталась с домашним уютом. Сели на дорогие мягкие стулья возле инкрустированной тумбочки. Галактионова взяла лежавшую в чистой хрустальной пепельнице яркую коробку «Мальборо», вытащила из нее сигарету и, щелкнув зажигалкой, глубоко затянулась. Выпустив сизое облачко дыма, предложила Лимакину:

— Закуривайте.

— Спасибо, — Лимакин достал аляповатую пачку «Астры». — У меня другой сорт.

Прикурив от любезно протянутой Галактионовой зажигалки, он с нескрываемым интересом оглядел роскошный зал. Юлия Николаевна грустно спросила:

— Нравится?

— Красиво живете.

— Наследство от родителей, погибших при катастрофе поездов в июне восемьдесят девятого под Уфой. Я была единственной наследницей. С моей нищенской зарплатой такая красота и во сне бы не приснилась.

— Родители здесь жили?

— В Новосибирске. Точнее, там жила мама, а отец был капитаном дальнего плавания и появлялся дома от случая к случаю.

— Как же они вместе попали в катастрофу?

— Во время папиного отпуска решили съездить к родственникам на юг. У мамы пошаливало сердце. Лететь самолетом она не рискнула. Поехали адлеровским поездом и вот…

Внимание Лимакина привлек остановившийся у дома райповский грузовик с диагональной красной полосой на кузове. Через окно было видно, как с противоположной от шофера стороны кабины вылез грузчик Санков и размашисто зашагал к калитке. Через несколько секунд, гулко простучав каблуками по веранде, он решительно заглянул в зал и, увидев следователя, будто остолбенел.

— Тебе чего?.. — строго спросила Галактионова.

Санков расплылся в широкой улыбке:

— Выйди на минутку пошептаться.

— Говори здесь. Чего надо?

— Поллитровку. Понимаешь, могильщик ведь без бутылки яму не зароет.

Лицо Галактионовой стало темнее тучи:

— Вы до сих пор не решили вопрос с могилой?

— А чо я?.. — улыбка с лица Санкова исчезла. — Моя задача — организовать доставку гроба. Здесь все хо-кэй! Гроб в кузове. А могилой Артем занимается.

— Я отдала Артему разрешение горисполкома на полный ящик «Пшеничной» для похорон. Неужели, проглоты, вам этого мало?!

— Так ведь… тот ящик еще выкупить надо…

— Выкупайте, деньги у Артема есть.