Дебютная постановка. Том 1 - Александра Маринина

– А, эта… Не знала, что она Ковалева. Бабка и бабка. Она и вправду противная.

Михаил неодобрительно покачал головой:

– Ох, сестрица, нет в тебе внимания к людям. Человек живет через дом от нашей дачи, а ты даже имени его не знаешь.

– Да больно надо!

– Но хотя бы кто такой Астахов, ты в курсе?

– Ну, певец такой. И что?

– И ничего. – В голосе брата появились сердитые нотки. – Ты же с людьми работаешь, Нина! И ничего не хочешь о них знать. Как можно так к ним относиться? Зря ты в милицию пошла, ничего у тебя не получится с таким отношением.

Ну, с этим Нина Губанова спорить не стала. Была б ее воля – ни за что в милицию не пошла бы. На свете есть множество по-настоящему интересных занятий, и ей, если честно, хотелось бы стать модельером, придумывать и шить красивые наряды, работать, например, в Доме моды на Кузнецком Мосту. Но ее ведь не спрашивали. Отец так решил. И перед смертью твердо наказал, а они все так же твердо пообещали. Старший брат Николай обещание выполнил, потом Миша, а потом и ее очередь подошла. Как это вообще можно не сдержать слово, данное отцу? Никак.

* * *

Телефон в лаборатории был только один, и в обязанности лаборантки, помимо всего прочего, входило отвечать на звонки и подзывать к аппарату сотрудников. Когда раздался очередной звонок, Лариса быстро промчалась через все помещение к столу у окна и схватила трубку. Хоть бы попросили к телефону Льва Ильича! Тогда она подойдет к нему, такому замечательному, такому красивому и умному, тихонько тронет за плечо, скажет негромко: «Лев Ильич, вас к телефону», а он обернется, кивнет и скользнет по ней теплым ласковым взглядом. И никто из сотрудников лаборатории ни за что не догадается, что строгий доктор наук Лев Ильич Разумовский для лаборантки Ларисы Губановой давно уже просто Левушка. Господи, как же он ей нравится! Может быть, она даже любит его. Ну так, немножко. Потому что какой смысл по-настоящему любить женатого доктора наук? Перспектив нет.

Но надежды не оправдались. В трубке зазвучал бездушный женский голос:

– Губанову вызывает Успенское.

Да чтоб тебя! Наверняка свекрови понадобилось что-то еще и сегодня кому-то из них придется переться на электричке на дачу. Сама Лариса ездила позавчера, вчера продукты возил Коля, а сегодня снова-здорово…

– Это я, – огорченно отозвалась Лариса.

– Соединяю.

Голос Татьяны Степановны звучал перепуганно и заполошно:

– Ларочка!

Лариса помертвела от ужаса: неужели что-то с Юрой?

– Что случилось, Татьяна Степановна? – еле выговорила она.

– Тут у нас такое… Милиции понаехало – жуть! По домам ходят, всем вопросы задают. Я подумала, что мальчикам нужно об этом сказать, побежала на почту заказывать разговор, но они же не любят, когда я им на службу звоню, вот я тебе и…

– Да что случилось-то? – нетерпеливо перебила Лариса. – С Юрой что-то?

– Астахова убили сегодня ночью. Ну, певца этого знаменитого. Ты представляешь, какой ужас?!

Свекровь продолжала верещать в трубку, но половины слов Лариса уже не слышала. С сыном все в порядке, вот что важно! А певец Астахов… Хотя, конечно, новость знатная. Если общественность и узнает о трагической смерти знаменитости, то далеко не сразу, и еще не факт, что официально объявят об убийстве, могут просто написать в некрологе, мол, скоропостижно скончался. Уж сколько таких некрологов Лариса видела, а потом ей шепотом рассказывали, что человек покончил с собой, или ехал пьяным за рулем и разбился, или напился и ввязался в драку, в которой его убили. Она потом спрашивала у мужа, но Николай всегда отмалчивался или скупо бросал: «Я в кадрах работаю, а не в следствии, сведениями не располагаю». Мишка, младший брат мужа, тоже наверняка знал правду, следователь все-таки, но тоже болтать не любит, ему нравится секретность вокруг себя разводить, это ему веса придает. Конечно, при таких данных, как у него, только секретностью и тайнами можно хоть как-то себя приукрасить. Ну, Лариса тоже не дура, понимает, что если бы знаменитость умерла своей смертью, то Коля бы так и ответил, дескать, не распускай сплетни, человек сам умер от болезни. А коль не отвечает, значит, что-то не так.

Ее буквально распирало желание немедленно поделиться новостью. Положив трубку, Лариса на цыпочках подошла к длинному столу, за которым, уткнувшись в микроскопы, сидели Лев Разумовский и еще двое сотрудников – суровая толстуха Лидия Марковна и молоденький аспирант Мухин.

– Народ, никто из вас не собирается в ближайшее время в Большой театр на Астахова? – спросила она небрежно, как бы между прочим.

Первым откликнулся всегда веселый Мухин, симпатяга и балагур:

– Милая Лариса, разве мы похожи на людей, у которых есть такой мощный блат? А без блата в Большой не прорвешься.

– Ты, Мухин, вообще не похож на человека, который ходит в театры на классику, – отпарировала Лариса. – Тебе бы что попроще, на гитаре во дворе побренчать или в кино на «Русский сувенир» сходить.

– Я попрошу! – делано возмутился Мухин. – «Русский сувенир» – эталон советского комедийного кинематографа. Только истинные знатоки могут оценить.

Лариса не выдержала и хихикнула. Над комедией, зачем-то снятой больше десяти лет назад великим Григорием Александровым, потешалась вся лаборатория. Фильм вышел лубочным, глупым, ужасно фальшивым, совершенно не смешным и откровенно пропагандистским. На экранах он долго не продержался, но по телевизору его то и дело показывали. Для сотрудников лаборатории название картины превратилось в некий пароль, с помощью которого обозначались пошлость и примитивность.

Лидия Марковна, хоть и выглядела суровой и неприступной, не лишена была обычного женского любопытства. Бросив недовольный взгляд на младшего коллегу, она с показным равнодушием спросила:

– Чем вызван ваш повышенный интерес к Большому театру, Лариса?

Один из старейших сотрудников института, Лидия Марковна была единственной в лаборатории, кто обращался к лаборантке на «вы». Она вообще ко всем обращалась на «вы» и почти ко всем, кроме самых молодых, – по имени-отчеству, а уж фразы строила – будто на дипломатическом приеме вела переговоры. Старая школа, дворянское воспитание. А может, просто выпендривается.

– Если у вас куплены билеты на Астахова, то имеет смысл их сдать, – загадочно улыбнулась Лариса, мечтая, чтобы Лев Ильич поднял наконец голову и подключился к беседе. Однако Разумовский словно и не слышал их разговора.

Но нет, он все отлично слышал.

– А что случилось? – проговорил он, не отрываясь от окуляра. – Астахов эмигрировал за границу и спектакли с его участием отменили? Или умер? Или внезапно потерял голос? Было бы жаль, он прекрасный тенор, месяц назад я слушал его в «Пиковой даме».

– Я на перекур, – объявила Лариса. – Не хочу отрывать вас от работы. Кому интересно – можете присоединяться, поделюсь подробностями.

Она уже поняла, что сглупила и разговором об Астахове невозможно вытащить некурящего Левушку на лестницу. Конечно же, за ней увязался Мухин, и такую потрясающую новость пришлось потратить на аспиранта.

– Только не болтай об этом, ладно? – попросила Лариса. – Я тебе по секрету рассказала.

– Так ведь не только мне, – усмехнулся Мухин. – Лев Ильич слышал, и Марковна тоже.

– Ничего они не слышали, я же ничего и не сказала, только посоветовала билеты сдать, если они есть.

– Ты так прозрачно намекнула, что не понять невозможно. Вот я сейчас вернусь, они меня спросят, и что мне отвечать? Что мы с тобой обсуждали новые стихи Евтушенко? Кстати, как они тебе?

– Мне вчера про старый дом понравилось стихотворение, – живо отозвалась Лариса. – «Качался старый дом, в хорал слагая скрипы…» Оно такое печальное, безысходное, прямо как моя жизнь. Там такие образы поэтичные!

– Да ну тебя, Лара, тебе бы все про любовь. А мне вот это запало: «Меняю славу на бесславье», там хорошо сказано про канаву, в которой я бы тоже хорошенечко выспался. Но выпили мы вчера, конечно, многовато. Пойло какое-то сомнительное было… Как у тебя голова сегодня, не болит?

– С утра болела, я даже проспала, своих без завтрака оставила, придется вечером отрабатывать повинность.

Именно Мухин два года назад ввел Ларису в компанию молодых поэтов и просто любителей и ценителей поэзии. С тех пор она постоянно принимала участие в их посиделках, иногда камерных, а порой шумных и многолюдных. Никакого специального образования у Ларисы не было, за спиной обычная десятилетка, но молодая женщина оказалась обладательницей необыкновенно чуткого слуха, позволявшего ей очаровываться музыкой словосочетаний. Она даже не подозревала, что может так влюбиться в поэзию, и уж тем более не ожидала, что ее мнением по поводу стихов кто-то может заинтересоваться. В этой новой среде она ощущала себя своей, нужной, востребованной, оцененной и теперь все