Потерянная рукопись Глинки - Людмила Львовна Горелик

Младшая сестра Михаила Пелагея, чью свадьбу с такими счастливыми ожиданиями праздновали в Новоспасском в 1826 году, умерла через два года. Глинки не обладали хорошим здоровьем: из тринадцати братьев и сестер Михаила пережили родителей лишь четверо. За Михаила тоже постоянно боялись: он с младенчества был золотушным, болезненным, лечился всю жизнь и привык к постоянным недомоганиям. Вернувшись после свадьбы сестры в Петербург, он, как и планировал, стал заниматься музыкальной композицией, брал уроки, по своему обыкновению, у самых лучших и дорогих учителей. Одновременно Глинка изучал итальянский язык, блистал в салонах, заводил новые знакомства – сколь приятные, столь и полезные.

Он подружился с Нестором Кукольником, у которого собиралась по ночам петербургская «золотая молодежь», имеющая отношение к искусству. Его музыкальные дарования открыли ему вход и в другие салоны Петербурга. Глинка был хорошо знаком с Жуковским, Вяземским, Пушкиным. Здоровье его между тем ухудшалось. При его болезненности разгульная ночная жизнь, какой требовало петербургское окружение (а это был музыкальный и литературный цвет богемного Петербурга), здоровья не прибавляла.

Когда физические страдания стали непереносимыми, было решено уехать из сырого и сумрачного города в Италию. Глинка рассчитывал получить за границей не только лечение, но и заняться изучением европейской музыки. Заботливый отец нашел ему компаньона, заказал специальный возок – чтоб удобно было ехать, – и путешествие началось.

В Италии и Германии Глинка прожил почти четыре года. Здоровье поправить почти не удалось, а вот в музыке он освоил очень многое. Для развития и совершенствования мастерства поездка оказалась чрезвычайно полезной. Его композиторский дар складывался именно здесь, и более всего в Берлине. Он занимался там с великим учителем, многое открывшим ему в искусстве композиции.

Глинка остался бы в Берлине и дольше, тем более что всерьез увлекся семнадцатилетней музыкантшей по имени Мари. У нее было тонкое нежное лицо с большими черными глазами, она казалась ему необыкновенно одухотворенной. Кроме игры на фортепьяно, Мари пела, играла на скрипке. Отъезд стал неожиданностью для него самого: в Новоспасском скоропостижно умер едва перешедший пятидесятилетний рубеж отец.

На главе семейства, Иване Николаевиче Глинке, держалось многое – и прежде всего благосостояние семьи. Теперь Михаилу приходилось принимать управление имением, вникать в финансовые и хозяйственные заботы. Нельзя сказать, что он был к этому совершенно не способен, но он все это очень не любил. Поэтому львиную долю забот взяла на себя мать, освободив от них талантливого сына.

Уладив основные дела в Новоспасском, он съездил в Москву, чтобы встретиться с друзьями и рассказать в музыкальных салонах о своих новых достижениях. Салоны играли примерно такую роль, какую теперь выполняет интернет – Глинке необходимо было напомнить о себе на родине. Его появление имело успех: он действительно поразил друзей своими новыми талантами и умениями. А потом заспешил в Германию, чтобы продолжить занятия по композиции с одним из лучших профессионалов Европы. Была и еще одна причина, зовущая в Берлин: там его ждала Мари. Эта девушка брала уроки у тех же учителей, что и Глинка. Они подружились, общая любовь к музыке сбли-зила их.

Скоро он услышит ее нежный голос, сможет сесть рядом, чуть передвинув свой стул, чтобы удобнее было следить за ее игрой на фортепьяно, разумеется. И нежный темный локон будет виться совсем близко от его лица, и улыбаться Мари будет немного смущенно, понимая, что не только от ее музыкальных успехов светятся глаза Мишеля.

Препятствие возникло неожиданно. В дальнейшем сам Глинка говорил о «руке судьбы». Сестра Наталья попросила его сопроводить в Берлин ее горничную Луизу. Девушка была привезена из Германии, не знала русского языка, отправить ее назад в одиночестве было бесчеловечно. Однако во время выезда из Смоленска возникли проблемы с ее паспортом, для их решения требовалось ехать в Петербург.

Глинка, человек слова, не мог бросить женщину, хотя в столицу ехать ему не хотелось. Его зять Дмитрий Степанович Стунеев, муж сестры Маши, уговорил его поехать вместе. В Петербурге они остановились у брата Дмитрия, Алексея Стунеева. Так началось главное несчастье жизни Глинки.

В доме Стунеевых в это время гостили мать и сестра жены Алексея Степановича Стунеева, Софьи Петровны. Сестру звали Мария Петровна, ей было только семнадцать лет, она еще не выезжала, то есть не имела никакого опыта светского общения. Семья Ивановых была небогатой и не слишком знатной (они относились к прослойке бедных дворян), но Марья Петровна получила неплохое домашнее образование и отличалась красотой.

Как только Глинка увидел эту белокурую грациозную девушку с лицом Мадонны, он сразу подумал: «Это она!» Вопрос женитьбы как раз назрел. Считалось очень приличным для дворянина жениться в тридцать лет; к этому времени полагалось иметь стабильный доход и положение в обществе. Все это у Глинки наличествовало. Ему недавно исполнилось тридцать, он был владельцем большого, приносящего хороший доход имения, его знали в Петербурге и ожидали от него многого. Жениться было в самую пору. Бессознательно он уже готовился к этому шагу. Судьба устроила встречу с Марьей Петровной очень вовремя. Действительно, не на иностранке же ему жениться! Тут, кстати, он вспомнил, что слышал о Марии Петровне Ивановой раньше их встречи: сестра Наталья еще в Берлине рассказывала о родственнице Стунеева, которая нравится его родителям –