Екатерина Лесина - Браслет из города ацтеков

Синерукий уродец Уицилопочтли скалился на черного карлика, а существо в наряде из шкур и перьев поднимало к небесам вырезанное сердце.

Это сердце вдруг обрело объем и жизнь, оно запульсировало в измаранных алым пальцах. Дашка увидела сизоватую пленку перикарда, обрывки сосудов и что-то белое, жирное, повисшее на лоскуте. Сердце стучало, человек держал его над ущельем раны. Лицо стоящего, как и его жертвы, было в тени. И Дашка понимала, что ей обязательно нужно заглянуть в эту тень.

Но она онемела. И тело, парализованное страхом, превратилось в камень, точно такой, как черный продолговатый жертвенник.

За спиной раздался рык, дыхнуло гнилью, и Дашка дернулась, падая на лежащего человека со вскрытой грудиной. Руки вошли в мягкое, влажное, а лицо оказалось близко к лицу.

Адам?

Адам открыл глаза. Они были по-кошачьи желты.

Дашка проснулась. Она вскочила, слетев с табуретки, и упала, потому что затекшие ноги не выдержали веса тела. Пребольно стукнувшись о плитку ладонями и коленями, Дашка заплакала от счастья: это был сон. Просто-напросто сон.

За окном светлело, пока робко и незаметно. Солнце, грозя взойти, посылало вниз тени, и они, серые и подвижные, словно крысы, метались под Дашкиными руками. На полу россыпью лежали фантики, которые она так заботливо выкладывала узорами, и в этом беспорядке теперь виделся новый смысл.

Дашка кое-как села и принялась разминать затекшие мышцы. По ногам побежали мурашки, икры закололо, и она сцепила зубы, а в голове вертелось одно: почему на камне лежал Адам?

Ответ пришел сам собой: потому что он соврал.

Адам никогда не врет.

Но он соврал! Зачем?

Его маниакальное желание присутствовать на похоронах. Его спокойствие, которое граничило с безразличием, хотя для него ситуация как раз была сверхстрессовой. Его краткий и сухой отчет о том, что ничего необычного замечено не было. И просьба оставить его в покое.

– Я лягу спать, – сказал Адам, аккуратно расправляя пальто на плечиках. – Я устал.

И Дашка устала, поэтому поверила.

Она так много думала про Ягуара, что совсем забыла про Адама.

Часы показывали полшестого утра. И Дашкина рука, потянувшаяся было к телефону, замерла. А если Адам спит?

– Ничего, проснется, – сказала Дашка вслух, подбадривая сама себя.

Трубка ответила длинными гудками. Раз-два-три… и до бесконечности… и потом снова.

– Он спит. Закинулся таблетками и спит, – Дашка пыталась успокоиться, но не выходило.

Чертов придурок! Возьми трубку! Ну будь хоть раз человеком-то? Зачем тебе умирать? Что случилось? Больницы испугался? А сердце, значит, отдать – не страшно?

Дашка набирала и набирала номер, прорываясь сквозь полог гудков. Потом поняла – не прорвется. Ехать надо. Собираться. В шкафу беспорядок и ничего невозможно найти, все из рук валится, дразнит Дашку, доводя до бешенства.

Штаны. Свитер какой-то. Шиворот-навыворот? Ничего, потом переоденется, а под пальто не видно. Пальто мятое. Шапка исчезла. Замок на сапоге заело, и Дашка, разозлившись, рванула так, что молния совсем разорвалась.

А такси уже у подъезда, томится. Или сонно ждет, насчитывая по счетчику цену Дашкиной медлительности. Прочь сапоги. Ботинки. Не замерзнет. Шнурки внутрь, в машине завяжет. Сумка…

Из квартиры Дашка выбежала, дверью хлопнула и ключ повернула на два оборота, зло его выдернув, когда застрял. Спускалась, громко топоча. И полы пальто разлетались фетровыми крылами.

Такси ждало, таксист, смерив Дашку осоловелым взглядом, поинтересовался:

– Куда везть?

Дашка назвала адрес, вытащила из сумки кошелек, а из кошелька – купюру. Отдала таксисту, присовокупив к просьбе:

– Побыстрее, пожалуйста. Это очень важно!

Он кивнул. Ему было все равно. Дашка сжала руки. Ногти впились в кожу. Объективных причин для волнения не было, но ей казалось, что она снова опаздывает.

Автомобиль несся по пустым улицам. Мелькали фонари и редкие колпаки автобусных остановок. Водитель молчал. Радио сипело. Остановились у ограды, и приоткрытые ворота подстегнули Дашкин ужас. Она сунула таксисту еще денег, он взял и, дождавшись, когда Дашка выберется из машины, уехал. Только фары полоснули по глазам, ослепляя.

Дашка осталась одна. А небо было мутно-лиловым, готовым вот-вот налиться спелой розовостью рассвета. Только добравшись до корпуса, Дашка спохватилась: надо позвонить Вась-Васе. Даже если все пустяк и бабья блажь, он поймет и не станет смеяться.

Телефона в сумочке не оказалось. Он остался в кухне, на столе, между разноцветными конфетными фантиками. Сначала Дашка совсем растерялась, а потом вспомнила про стационарный аппарат и успокоилась. Она толкнула дверь, не удивляясь тому, что та не заперта, и вошла в холл. В полумраке привычно встречали белые лица и серые тени. Одна качнулась к Дашке и уперлась в висок холодом.

– Не шуми, – попросила тень шепотом. – И не дергайся. Кивни, если поняла.

Дашка кивнула, очень медленно, боясь напугать тень.

Если она испугается – выстрелит. А если она выстрелит – Дашка умрет.

Дашке не хотелось умирать.

– Стань лицом к стене. И руки за спину.

Дашка подчинилась. Она уперлась лбом в неровную поверхность, чувствуя, как по телу скользят чужие ладони, ощупывая и выискивая то, чего у Дарьи не было.

Она и телефон-то забыла, не говоря уже о пистолете.

– Зачем ты приехала? – печально спросила тень, разворачивая Дашку. Руки у тени были тяжелыми и цепкими. И не стоит даже думать о том, чтобы вырваться.

– Иван? – шепотом спросила Дашка. – Это ведь ты, правда?

– Правда. Так зачем ты здесь?

– Чтобы спасти. Ты же не просто так появился? Ты был на кладбище. И ты пришел по следу. Собираешься убить Адама? Он ни при чем. Он сторонний человек. Просто консультировал и…

Руки разжались, и Дашка, осмелев, повернулась.

А лица не разглядеть. Совсем как во сне. Да и вовсе человек ли смотрит из тени? Сглотнув, Дашка ломким голосом произнесла:

– Если ты хочешь отомстить, то…

– Я не хочу мстить, – он провел пальцем по Дашкиной щеке, поймав слезу. – Я просто иду по дороге. Прости.

Рука скользнула на шею и сжала. Крепко. Больно. Пережимая гортань. Дашка раскрыла рот, забилась, пытаясь выскользнуть, но пальцы впились в кожу, словно рыболовные крючки.

Дышать.

– Не надо сопротивляться неизбежному.

Надо. Дышать. Ударить. Ногой. В пустоту. Тени бесплотны. Темнота рядом. И Дашка, рванувшись из рук, поняла, что вот-вот умрет. А потом взяла и умерла.

Лиска ворочалась в постели. Она пыталась уснуть, но никак не выходило. Громко тикали часы, которым вроде бы полагалось работать бесшумно. Урчала вода в трубах. Плясали тени на стене.

Они корчили Лиске рожи.

– Я ведь обещала! Обещала я…

Ветер стукнул в стекло.

– И он сказал, что никого не убьет…

Заскрипел диван за стеной.

– Он сдержит слово. Он же не соврал про тех людей. Он мог, а не соврал.

Тени подобрались к кровати и застыли, подняв к Лиске безглазые лица. Рты их раскрывались, и Лиска слышала шепот:

– Наш, наш, наш…

Или они говорили другое? Например:

– Ложь, ложь, ложь…

Лиска села и накинула одеяло на плечи. Она снова стояла перед выбором. В прошлый раз выбор казался легким, только вышло все неправильно. А сейчас?

Она боится предать, причем сразу двоих.

– Думай, – шепнула тень и потерлась о ногу, как кошка.

Лиска думала. Его голос? Спокоен. Равнодушен даже. Как у человека, который точно знает свое будущее и не желает иного. Его тон? Уверенный. Его обещание…

Утром он скажет Лиске, куда приехать. Почему? Потому что сам устал убивать. Но тогда зачем ждать до утра? И сколько осталось до рассвета?

Лиска встала. Она подошла к старенькому комоду, на котором осколками прошлой жизни выстроились склянки и разноцветные баночки с фирменными этикетками. Лиска открыла ящик, вытянула мягкую рухлядь вещей и кинула на пол. Ее больше не заботило, что вещи помнутся или порвутся, зацепившись за острый угол комода. Она искала то, что даст точный ответ.

Цепочка попробовала выскользнуть из пальцев, но Лиска не позволила. Она подсекла браслет, как рыбину, и вытянула из полупустого ящика. Звенья в виде листьев отливали кровавой росой, замок же – две половины цветка, соединенные вместе, – раскрылся сам собой. И камни блестели желтыми глазами зверя.

Кажется. Это не кровь – тень легла. И предупреждает: Лиске солгали. Человек собирается убить человека.

В соседнюю комнату Лиска вошла без стука, но Вась-Вася услышал, встрепенулся и вскочил с кровати.

– Чего?

Лиска протянула браслет и сказала:

– Я… мне нужно с тобой поговорить. Это очень важно. И прости меня, пожалуйста. Я только сейчас поняла, что… что в общем – это он.

Вась-Вася хмыкнул и сгреб со стула штаны.

– Мы с ним в Мексике познакомились. Мы туда ездили с… ну, в общем, просто ездили. Там красиво. Яркое все. Зеленое. Синее. Красное. Как будто именно там настоящие живые цвета. И мне мой…