Нина Васина - Глинтвейн для Снежной королевы

Лера молча развернулась и пошла через огород к участку Маруси. Гоша топтался на месте, не зная, что предпринять. Чтобы избавить его от мучений, Самойлов быстро отпер двери и ушел в дом.

Через час он разложил на плюшевой скатерти круглого стола всю свою добычу. Иконки, молитвенник, старую Библию, фотографии в конверте, квитанции об оплате счетов и несколько здравниц — небольших, размером с открытку, отпечатанных на хорошей глянцевой бумаге репродукций известных икон с восславлениями бога.

В это время, с трудом откопав заваленный снегом проход к двери погреба, молодые люди спустились вниз. Не выдержав испуганного близкого дыхания девочки, Гоша осторожно прижал Леру к себе и попробовал успокоить ее своими объятиями. Лера не сопротивлялась. Когда Прохор Аверьянович рассматривал, поднеся к окну, ту часть открытки, на которой указываются реквизиты типографии, они уже целовались, чутко подслушивая движения друг друга. Гоша в какой-то момент забылся и занялся расстегиванием куртки на Валерии.

— Нет, — сказала она ему в рот.

Он не услышал, теряя голову, тогда Лера стала шарить рукой, ища на полке среди ящиков и коробок предмет потяжелее. И вдруг напряглась и с силой оттолкнула его. Гоша, еще не очнувшись, не сразу разобрал, что в ее руке — роликовый конек.

Она вышла из погреба и закричала, подняв лицо к небу, и от этого крика Прохор Аверьянович выронил открытку и бросился к двери.

А Гоша не мог сдвинуться с места. Ему вдруг показалось, что из темной норы погреба, как из преисподней, на него выплыли желтые глаза дьявола. Глаза приближались, раздалось тихое шипение, как будто где-то выпускали воздух из баллона, и Гоша не знал — перекреститься ему или запустить в желтые глаза чем-нибудь тяжелым. И пока он думал, страшный зверь с воем прыгнул, оскалив клыки. Гоша присел, закрыв голову руками, и тем самым спас ее от глубоких царапин — пострадали только тыльные стороны ладоней: отталкиваясь в прыжке от перекрещенных ладоней лапами, большой одичавший кот располосовал их, как острыми лезвиями.

В Москву они вернулись обессиленными, стыдя себя нещадно. Лера — за то, что не искала брата в деревне и даже не позвонила тогда Анне Родионовне. Самойлов — за то, что бросился из дома на крик девочки с твердым намерением пришибить своего сексуально озабоченного напарника, и, только увидев его окровавленные руки, смог хоть как-то себя утихомирить. А Гоше было стыдно вдвойне — за попытку опять преодолеть силой сопротивление девочки Леры и за cвой испуг перед каким-то бродячим котом.

Только все собрались разбежаться по разным комнатам, как зазвонил телефон. Маруся спрашивала, как съездили.

— Лера нашла в погребе роликовый конек, — с неохотой пробубнил в трубку Самойлов. — Гошу оцарапал снежный барс. Что? Водятся, водятся! А я думаю, что нашел мальчика.

— Что ты сказал? — вышла из гостиной Лера.

— Тебе я ничего не говорил, это я пыжился перед Марусей Мукаловой.

— А мне? Скажи мне!

— Завтра скажу. Нужно сделать несколько звонков. Так просто нас в мужской монастырь не пустят, а если и пустят, мальчика не покажут.

— Я тебе не верю, — пристально вглядываясь в лицо Самойлова, покачала головой Лера.

— Я сам себе не верю, таким все кажется очевидным.

— А когда мы туда поедем? — Леру даже затрясло.

— Девочка, остынь! Сначала в ход пойдет дипломатия. Без разрешения какого-нибудь важного церковника для нас все двери и рты будут закрыты. А в этой области я никудышный дипломат. Буду просить, чтобы начальник страховой компании поднял свои связи. Все это не так просто и быстро делается. Пойдем лучше в кухню, перебинтуем руки Игорю Максимовичу и будем пить чай.

— А мне кажется, что у нас нет времени! Если ты его нашел, могут найти и другие! Те, от которых он убежал в Рыбном переулке.

— Не заводись. Не так уж много живого поделочного материала можно вывезти из Москвы. Я думаю, у них по живым аномалиям был один человек, и по анатомическому материалу — тоже один. Я так думаю. Они оба сейчас за решеткой. Не заводись.

— На чем попался тот, который крал живых? — никак не успокаивалась Лера.

— На ней, — Самойлов подвел Леру к стенду. — На девочке с жабрами. Он поселился рядом, пас ее больше года, все обставил с виртуозностью настоящего разведчика, а погорел на случайностях — у девочки оказалось слабое сердце, а вызванная потом спецмашина для перевозки анатомического материала попала в аварию.

— Почему они стали вывозить живых? Разве для скульптур этого доктора не все равно?

Самойлов задумался:

— У Гоши по поводу девочки с жабрами была своя теория. Об аквариуме. Он тебе потом расскажет, если захочешь послушать страшилку на ночь. А что касается твоего брата… Уверен — он был нужен только живым. Знаешь, что мне в Воронеже сказал Змей Горыныч? Что церковники держат у себя мальчика с крыльями — ждут, когда они вырастут, чтобы показывать его потом людям как ангела. Что-то мне подсказывает, что в медицинском центре доктора Хигинса детей с подобными аномалиями тоже бы растили, наблюдая за развитием этих аномалий. Вот и задумайся — прячут божьи люди твоего брата от злых людей или растят себе на пользу? Спешить здесь нельзя.

В кухне, пока Самойлов занимался приготовлением заварки, Гоша, стиснув зубы, пытался невзначай прикоснуться своей коленкой к коленке девочки Леры, пока та отрывала от ран на его руках присохшие бинты.

— Игорь Максимович хотел спросить, не поменяешься ли ты с ним квартирами. Да, Игорь Максимович? — выдала Лера за столом перед чашкой чая.

— У меня однушка в Южном Бутове, вряд ли Прохор Аверьянович согласится обменять такую квартиру в центре… — растерялся Гоша.

— Ему все равно, он на днях улетает в Индию.

— Да? — удивился Гоша.

— На днях?! — чуть не подавился Самойлов.

— Конечно, а что тянуть-то? Дело о фирме, которая вывозит тела и живых людей для скульптурных поделок доктора Хигинса, будет закончено, как только мы заберем из монастыря моего брата.

— Я что-то пропустил? — жалобно посмотрел Гоша на Самойлова. — Вы не будете искать хозяина ХКК?

— Что это такое? — спросила Лера. — Похоже на кашель?

— Хозяйку, — поправил Самойлов. — Хозяйку организации Христианский Красный Крест. Я, собственно, ее вычислил, она есть на моем стенде, все элементарно. А искать… Ее искать не надо, она не прячется. Даст ли Башлыков против нее показания — вот вопрос. Может ведь так случиться, что прямой контакт у них был только через Попакакиса. Что делает ревность с женщиной — страшное дело! — покачал он головой.

— Так ты согласен? — напирала Лера.

— На что? — очнулся от раздумий о женской ревности Самойлов.

— На обмен с доплатой? Есть у тебя доплата? — повернулась Лера к Гоше.

— Что? Нет, это несерьезно, у меня не наберется больше пары тысяч в долларах.

— Отлично! — обрадовалась Лера. — Как раз хватит на самолет до Калькутты. И даже на рикш до этого твоего… Мачили… и так далее.

— На рикш не хватит, это далеко от Калькутты, — поправил ее Самойлов, внимательно всмотревшись в глаза девочки. Он ничего в них не нашел — никакого намека на малейшее объяснение ее внезапного интереса к квартирному вопросу.

— Насчет этого не волнуйся. Мы тут немного обживемся в твоей квартире и не позже чем через неделю пришлем тебе много денег. Да, Игорь Максимович? — спросила Лера.

Гоша застыл, не решаясь даже глаз поднять на девочку, чтобы не наткнуться на насмешку.

— Да? — Лера повысила голос.

Он поднял глаза. Лера смотрела, выжидательно подняв брови — торопя с ответом.

— Я… — начал было говорить Гоша и вдруг выпрямился и посмотрел ей в лицо открытым радостным взглядом. Он все понял — кладовка! — Конечно! — громким уверенным голосом продолжил Гоша. — Хоть сейчас! — взял руку Леры и пожал ее, торжествуя.

Самойлов совершенно растерялся. Он вынужден был признаться самому себе, что ни черта не понимает в чувствах нынешней молодежи.

На следующий день — это был четверг — предстояла решающая беседа с Башлыковым. Тот появился в комнате для допросов — бодрый, подтянутый, выбритый и с легким запахом хорошего одеколона. По всему этому Самойлов для себя решил, что разговора может не получиться. А Колпаков, наоборот, удовлетворенно кивнул.

— Сдает мужик. В камере права качать начал. Деньги тратит на свой внешний вид. Это в зоне первый признак волнения и попытки побороть отчаяние.

— Вы знаете эту женщину? — протянул Самойлов фотографию.

Башлыков посмотрел на фото. Потом — на Колпакова.

— Я не уголовник, — сказал он. — Пусть меня судят, но только за убийство по неосторожности.

— Мы постараемся сделать так, чтобы эту женщину после уголовного процесса выставили из страны и сделали запретной персоной, — сказал Колпаков.