Марина Серова - Карма темных ночей (сборник)

– Подождите-ка, а при чем здесь моя жена?! – не сдержался и перебил меня Остроликий.

– В смысле?

– Но ты же ясно выразилась, что установила место пребывания Льва, проследив за моей женой? – похоже, эта часть моей речи прочно закрепилась у него в голове.

– Я выразилась так, как было, поскольку всегда строю доказательную базу, опираясь на факты, – спокойно ответила я. – Вот только выяснять детали будете потом, сейчас я хочу отчитаться о проделанной работе и передать это дело полностью под опеку полиции.

– Но позвольте… – не желал сдаваться Всеволод.

– Не позволю! – вдруг рявкнул Василий Авдеевич. – Продолжай, Евгения, домой охота, – и в подтверждение он сладко зевнул.

– В общем, приезд Негодина в Тарасов инкогнито не связан с вами, Всеволод, хотя косвенно все же может причинить некий вред вашему профессиональному благополучию, поэтому могу взять на себя смелость порекомендовать вам предельно откровенно с ним поговорить…

– А вы что, разве мне не расскажете? – удивился режиссер.

– Нет, я должна охранять вашу жизнь, и этот пункт ясно расписан в контракте, а уж заботиться о вашей профессиональной деятельности, это нет, – я не считала необходимым раскрывать Остроликому глаза на правду. Слишком уж противным был этот мнимый гений. Я подозревала, что на неверность супруги ему глубоко плевать, и все возмущение, что он продемонстрировал, услышав мои намеки, было скорее актерской игрой, нежели реальными эмоциями. Да и сам он не хранил верность жене. Что же касалось идеи Негодина, подкрепленной поддержкой Елизаветы Ричардовны, заявить авторские права на сценарий фильма о Средневековье, а также на все уже опубликованные под именем Остроликого произведения… Раздуть скандал, обнажить факты не сотрудничества, а фактически литературного рабства на протяжении нескольких лет любовника Елизаветы… Тут все-таки стоило вмешаться, так как я подозревала, что эмоциональный Остроликий в ответ мог сорвать выход картины на экраны, а это грозило бы огромными неприятностями и финансовыми потерями банкиру Эмиру, и лишь из глубокого уважения к нему, я только слегка приоткрыла завесу тайны перед Всеволодом. Хотя, естественно, Эмиру предоставлю полный отчет обо всем происходящем.

– С этим ясно, что дальше, ближе, Евгения, к доказательствам… – недовольно повел подбородком Василий Авдеевич.

– Хорошо. В общем, следующим фигурантом, точнее, фигуранткой у меня в списке была Вера Котова. Думаю, Всеволод Александрович, не надо объяснять ее мотив, – как бы между делом уточнила я, невинно взглянув на притихшего клиента.

– Нужно, я не понимаю, почему она? – бесстрашно ответил он.

«Вот ведь дурак-человек», – усмехнулась я про себя, а вслух сказала:

– Господин Остроликий – мужчина в самом соку, как говорится, поэтому считал, что любая почтет за счастье внимание с его стороны. Не вдаваясь в подробности, сообщу, что Котова оказалась не в числе оных, и, если верить записям в ее дневнике, вынашивала в голове коварные планы мести… – Я опять не смогла продолжить, так как на этот раз не удержался и вступил в разговор тот, кого я и намеревалась раздразнить и спровоцировать.

– Я думал, что читать чужие дневники – моветон, – ехидно заметил Игнат Трофимов, впервые нарушив молчание.

– Ну, не я первая начала, – не осталась я в долгу. Он попытался изобразить непонимание, но любопытство оказалось сильнее.

– Это еще надо доказать, что я брал ее дневник! – с вызовом глянул он на меня.

– Думаю, что после этих слов мне иные факты не нужны…

– Вот, с… – выругался он себе под нос.

– Я продолжу, – пропуская мимо ушей оскорбление, обратилась я к Василию Авдеевичу.

– Конечно, – великодушно разрешил он.

– Я предприняла некоторые шаги и выяснила, что новоиспеченный супруг Котовой также инкогнито посетил наш Тарасов. В ту ночь, когда в ресторане Всеволоду в подарок неизвестный через официанта передал бутылку отравленного шампанского, я видела Николая, ее мужа. Проникнув в комнату Котовой, я нашла ее дневник, в нем она убивалась по поводу грядущей расплаты с Остроликим, и по ее словам, она готова на все, даже на крайние меры, на этом записи обрываются. Злоумышленник вырвал следующую страницу. Он таким образом хотел навести подозрения на Котову, но, воспользовавшись старым методом, я простым карандашом заштриховала лист, на котором остались контуры написанного на вырванной странице, и прочла следующее: Котова от идеи душегубства отказалась, так как, видимо, по психологическому типу она относится к разряду людей, не способных на убийство. В любом случае, все ее мытарства на страницах дневника и мысли о мести Остроликому были на руку преступнику, – и я впервые за все время открыто посмотрела на Игната Трофимова.

– Ну, ну, посмотрим, куда заведет тебя буйная фантазия, – насмешливо прокомментировал он мои действия и слова.

– Не фантазия, а, к вашему большому сожалению факты, – посчитала я нужным предупредить. – И, хочу заметить, чистосердечное признание облегчит вашу незавидную участь. – Я выжидательно замерла, предоставляя воображаемую трибуну для признания незадачливому актеру, но он, увы, по-другому отреагировал на мои слова.

– Вот стерва, надеешься, что я сам себя упеку за решетку?! Да у тебя нет ничего, вот ты и устроила весь этот спектакль! – осенила его догадка, и он даже как-то расправил плечи, ощутив, что не все еще потеряно.

– Ладно, как я понимаю, покаяться вы не хотите, что ж, ваше право, – пожала я плечами. – Трофимов Игнат затаил обиду на Всеволода Александровича давно. Попав под его опеку сразу после института и завоевав себе некоторые позиции в постоянной команде мэтра, он так и не сумел блеснуть ни в одной роли… Но как все непризнанные гении, считал виновником всех бед исключительно режиссера, а не собственную бездарность! – безжалостно начала я.

– Ну и фантазия у тебя, Охотникова, тебе бы книги писать, – продолжал насмехаться Трофимов. Я не удостоила его замечание вниманием, так как давно уже на практике убедилась в справедливости мудрости: хорошо смеется тот, кто смеется последним.

– Но все эти обиды, базирующиеся на творческой основе, думаю, так и остались бы в виртуальном пространстве помыслов неудачника, если бы не одно обстоятельство – он влюбился в актрису – красавицу Веру Котову. Влюбился страстно и горячо. Но она была звездой и, безусловно, талантливой особой, и единожды получив отказ, он больше не открывался перед ней, якобы легко перейдя в ранг друга. Но в его личных вещах я нашла альбом с фотографиями Веры, причем совсем свежими. А на записях с камеры скрытого наблюдения видно, как перед выходом на ночную съемку он целует карточку, то ли на удачу, то ли просто от невысказанных чувств, переполняющих его сердце. – Номер Трофимова я обыскала сегодня вечером, после комнат Марии и Веры. В его вещах я нашла ответы на все вопросы.

– Да что ты несешь?! – на этот раз ухмылка померкла на губах Игната.

– Правду, только правду и ничего, кроме правды, запись я передам Авдееву…

– Если Евгения о чем-то заявляет, значит, она имеет стопроцентные доказательства, так что спорить с ней не рекомендую, – хорошо зная мои принципы, посчитал нужным вставить майор.

– Также я выяснила, что Маша – ваша ассистентка – имела записи вашего свидания с Котовой, – обернулась я к Остроликому. – Сделав пару компрометирующих снимков, она хотела продать перед премьерой эти фото журналистам. Но, будучи стервозной девицей, решила разжиться раньше, причем не только обогатиться, но еще и попытаться расчистить себе местечко к главной роли – Благомилы, о которой грезила. Она-то и вызвала Николая Томилина – супруга Веры – в наш Тарасов. Решила продать ему снимки, очень надеясь, что для того, чтобы оправдаться перед мужем, Котова немедленно разорвет контракт и покинет съемочную площадку. Но не учла Маша, как я выяснила, прочтя дневник, Вере удалось на время отделаться от притязаний на интим Всеволода Александровича, – не щадя чувств Остроликого, безжалостно проговорила я. – И что Трофимов каким-то образом прознает про ее планы. И я, конечно, предприняла некоторые шаги, чтобы не дать Марии достичь ожидаемого результата.

– Какие еще шаги?! Я видел, что у них вроде как стыковка состоялась, конверт был у него в руках, когда я… – вставил Трофимов, но немедленно осекся, едва не выдав себя.

– Когда ты лишил его сознания точным ударом по затылку, – спокойно завершила я начатую фразу…

– Я этого не говорил! – нервно воскликнул Игнат.

– Не говорил, но уже и поздно признаваться, время упущено, – напомнила я. – Да и все вышесказанное легко подтвердят кадры, заснятые камерой ночного видения, что я не поленилась поместить в той части павильона, где мы и схлестнулись с тобой в драке. Кстати, фотографии я успела заменить, там скаченные из Интернета снимки со свадьбы Котовой – Томилина. – Я порядком устала от этих препирательств, и решила сократить обличительную речь. В конце концов, доказательств я набрала предостаточно, а если что, Авдеев умело доведет это дело до суда. – В общем, Игнат, искренне и всем сердцем любя Котову, решил одним ударом убить сразу двух зайцев: погубить опостылевшего Остроликого, и сделать это так, чтобы в его смерти обвинили мужа Веры. План, кстати говоря, был прост, но вполне осуществим. Поэтому он и не убил Николая, а лишь оглушил, рассчитывая сперва разобраться с Остроликим, а потом уж вложить оружие в руку Томилина, затем вызвать полицию или привлечь охрану, чтобы максимальное количество свидетелей застали бы Николая у тела режиссера. А для того, чтобы у следствия не осталось сомнений, Игнат сделал все, чтобы встреча Маши с Николаем состоялась, вот только он решил проверить фотографии, да не успел, Игнат ударил его по голове, и тут подоспела я…