Кейт Аткинсон - Ждать ли добрых вестей?

Рождественское утро они встретили кофе, мясными пирогами и коньячным маслом («Да боже мой, почему нет?» — сказала доктор Траппер). Детка ел овсянку и вареное яйцо. Потом они открыли подарки под елкой. Детке досталась собака на колесиках, которая немного походила на лабрадора, — впрочем, оберточная бумага детку заинтересовала больше. Сейди, настоящая собака, получила красивый ошейник и новый мячик, который прыгал до потолка. Реджи расплакалась, потому что доктор Траппер подарила ей «Пауэрбук», совсем новый, который никто не отнимет, а Реджи ей купила только бархатный шарф. Правда, красивый, из «Дженнерса», — Реджи выскребла на него остатки денег.

Джексон Броуди всучил ей чек на сумму гораздо большую, чем одолжил, хоть она и твердила: «Нет-нет, это совершенно лишнее», но когда она пошла в банк перевести эти деньги себе на счет, в банке сказали, что надо «обратиться к чекодателю», а это значит, объяснил мистер Хуссейн, что запрос вернулся и у Джексона Броуди нету никаких денег, хоть он и говорил, что богат. Это доказывает, что даже если тебе кажется, будто знаешь человека, он может оказаться кем-то совсем другим. Джексон Броуди все равно принадлежал Реджи, только Реджи уже не знала, нужен ли он ей.

Она сейчас жила здесь, «пока не найдешь другого жилья, — сказала доктор Траппер, — но ты, конечно, можешь остаться насовсем, если хочешь. Хорошо ведь будет?»

О том, что случилось, они особо не говорили. Есть вещи, о которых лучше не вспоминать. Не говорили, например, о том, в чьей крови были доктор Траппер и детка. Джексон не пустил Реджи в дом (И думать не смей), и Реджи не знала, что там было и что с ними случилось. Явно что-то плохое. Необратимое.

Потом Реджи, конечно, прочла в «Ивнинг ньюс», что в сгоревшем доме нашли двух неопознанных мужчин и что все это большая загадка, и ей пришло в голову, что человека, который готов на все, только бы защитить своего ребенка, полиция наверняка заподозрит в убийствах, но полиция ничего не заподозрила. И сколько бы раз доктора Траппер ни допрашивали, она неизменно отвечала, что пошла прогуляться и с ней приключилась какая-то амнезия. Чокнутый бред, но им пришлось поверить — деваться-то некуда.

— А ты как думаешь, Реджи, что произошло? — спросила старший инспектор Монро, и Реджи ответила:

— Я, честное слово, не знаю. — Что было правдой, только правдой и ничем, кроме правды.

Доктор Траппер не снимала шарф все Рождество — сказала, что красивее шарфа у нее в жизни не бывало. Они пили шампанское, ели жареного гуся и рождественский пудинг, а детке дали розовое мороженое, и он уснул у Реджи на коленях, когда они смотрели «Рождественский гимн Маппетов», и в целом это было лучшее Рождество в жизни Реджи, а если б с ними была мамуля, оно было бы идеально.

Мисс Макдональд похоронили перед самым праздником. На похороны пришли сержант Уайзмен и полицейский-азиат, хотя, вообще-то, они вовсе не обязаны. Служба была обычная, христианская, потому что ненормальная религия мисс Макдональд не учитывала похороны. Большинство (пять из восьми) прихожан ее церкви говорили про вознесение, скорби и так далее, а Реджи встала и сказала: «Мисс Макдональд всегда была ко мне добра» — и еще что-то такое, лестнее, конечно, чем мисс Макдональд заслуживала, потому что нельзя говорить плохо о мертвых, если это не Гитлер и не тот человек, который убил семью доктора Траппер. Никто не упомянул, что мисс Макдональд стала причиной железнодорожной катастрофы в Масселбурге. Видимо, смерть отпускает многие грехи.

Реджи все устроила через «Похоронный кооператив», потому что они хоронили мамулю. И гимн выбрала тот же — «Пребудь со мной». Пошла посмотреть, как мисс Макдональд лежит в гробу. Гроб был обит белым полиэфирным атласом, так что мисс Макдональд и после смерти не изменила своему пристрастию к синтетике. Гробовщик спросил:

— Оставить вас наедине с покойной?

И Реджи печально кивнула: «Да», а когда он вышел, запихала в гроб пакетики героина, найденные в тайных сердцевинах «Лёбов». Кому-кому, а мисс Макдональд наркотики точно не навредят. Забрав героин из «Лёбов», Реджи спрятала его на полке в гараже у доктора Траппер, за банками с краской, потому что, как говорила доктор Траппер, там никто не будет искать.

Не во всех «Лёбах», но во многих. Реджи взвесила все пакетики на древних весах мисс Макдональд — получился почти килограмм, куча денег. Небось Билли отсыпал по чуть-чуть с того, чем торговал, и прятал, но Реджи его не спрашивала, потому что она с ним не виделась, а теперь мисс Макдональд сожгли вместе с пакетиками, и Рыжий с Блондином уже не получат свою наркоту. Они знали, что Билли хранит ее в «Лёбах», но не подозревали, что в гостиной мисс Макдональд этих «Лёбов» целая библиотека.

Мисс Макдональд оставила завещание, по которому ее дом нужно продать, а деньги поделить между Церковью и Реджи, и у Реджи вот так запросто появились средства на колледж.

— А где будет твой брат на Рождество? — спросила доктор Траппер.

— Не знаю. С друзьями небось. — Одна правда, одна ложь, с какими друзьями, если у тебя нету друзей? Реджи понятия не имела, где он. Но он явится снова — гостем незваным, гнилым яблоком.

Штука-то в чем. Откуда доктор Траппер знает про Билли? Реджи поклясться готова, что никогда не говорила ей о брате. Еще одна загадка в груде загадок, окружавших доктора Траппер, — хватит, чтоб забить мусоросборник до отказа.

Мистера Траппера на праздник дома не было. Доктор Траппер сказала, он может прийти на День подарков и пожелать детке счастливого Рождества. Мистера Траппера обвинили в том, что он поджег свой зал игровых автоматов, и отпустили под залог, он жил в убогом полупансионе в Полуорте, а доктор Траппер «раздумывала», хочет ли она, чтоб он возвратился в ее жизнь, но было видно, что она уже все придумала. Его, скорее всего, объявят банкротом, — хорошо, что дом записан на доктора Траппер.

— По-моему, он старался, — сказала Реджи и сама удивилась, что защищает мистера Траппера, который ничего хорошего ей не сделал, но доктор Траппер ответила:

— Недостаточно. — Она сказала, что, окажись мистер Траппер на ее месте, она бы сделала что угодно, чтобы его вернуть. — Все что угодно, — сказала она так яростно, что Реджи поняла: доктор Траппер землю перевернула бы ради того, кого любит, и ей, маленькой Реджи Дич, приходской сиротке, спасительнице Джексона Броуди, помощнице доктора Траппер, дочери Джеки, тоже даруется это тепло. К лучшему ли, к худшему — ей теперь открыт весь мир. Vivat Regina!

Билли волочился по улице мимо освещенных окон. На балконе дома по соседству болтался огромный надувной Санта — делал вид, будто лезет в окно. На Рождество в Инче тоска смертная. И в Эдинбурге на Рождество тоска. И в Шотландии, и на Земле, и во Вселенной. На Рождество тоска везде. Он купил курева в пакистанской лавке — хоть они открыты. Он убьет свою сестрицу, он ее чуть не убил.

Можно уехать из города, туда, где его никто не знает. Начать заново. В Данди, например. «Ты такой предприимчивый мальчик», — говорила ему старая святоша, корова эта, когда он приходил чинить ей свет, засорившиеся трубы пробивать или еще что. Взять книжку, сунуть заначку, поставить книжку на полку. Реджи эти книжки брать не дозволялось, а старая святая корова ослепла и читать не могла — Билли думал, он в шоколаде.

Хорошо, что есть хотя бы деньги, которые драгоценная врачиха Реджи дала ему за «Макаров». Хрен знает, нахера ей сдался «Макаров». Странный у нас мирок.

Мимо проковылял старый алкаш, сказал:

— Веселого Рождества, сынок. — А Билли ответил:

— Нахуй пошел, пиздадуй престарелый. — И оба они засмеялись.

Вестминстерский мост на заре. Было какое-то стихотворение, — слава богу, он ни слова не помнит. Холод собачий. Город почти вымер — редкое явление. Не так он рассчитывал встретить Рождество. Один, на ногах, в Лондоне, этом Исполинском Наросте. Они планировали в последний момент купить билеты куда-нибудь, где жарко и не слишком чувствуется Рождество.

— Я Рождество не очень люблю, — сказала ему Тесса. — А ты?

— Да я как-то не задумывался, — ответил Джексон.

— Северная Африка, — предложила она, пальцем ведя по его позвоночнику, отчего он задрожал, точно кот. — Самолетом в Египет. Я, может, тебя образую. Древности и все такое.

— С тебя станется, — ответил он. — Древности и все такое.

Двое молодых парней, еще пьяных после чрезмерных возлияний сочельника, прошли мимо и покосились странно — может, потому, что он созерцал Темзу так пристально, будто подумывал кинуться в ее ледяные объятья. Нет, ничего такого он не подумывал. Так поступил с ним брат — он не поступит так со своей дочерью. Вероятно, парни решили, что он бедный охламон — ни дома, ни родных, некому припасть на грудь в сии праздничные дни. Тут они угадали.