Кукла старого Адама - Марина Владимировна Болдова

– Да. Сомнений, что полицай из села Балка Адам Шуйский и убитый продавец кукол Адам Коган один и тот же человек, не осталось. А также моя версия, что отказ продать куклу никак не мог послужить причиной его убийства, подтверждается, но косвенно. Скорее всего, бывший полицай рассказал внуку о себе, чем подписал смертный приговор. Вопрос – что он рассказал? Боюсь, о том, что произошло в магазине в тот день, мы никогда не узнаем.

– А вы не думали, что дело все же в самой кукле? Только не как в игрушке, которую потребовала купить капризная девочка, а как в ценном предмете.

– Да, признаюсь, была такая мысль. Однако сколько бы кукла ни стоила как антикварная, на повод для убийства человека не тянет. Если только ее не рассматривать как вместилище для чего-то очень ценного. Кукла в тюменской квартире Шуйских не найдена. Я попросил оперативников выяснить у соседей, может быть, кто-то знает, куда она делась? Жду звонка.

– Я бы посоветовал также отыскать в архиве дела Тихона Шуйского. Он же отсидел срок за вооруженный грабеж еще до этих событий. Успей я доказать, что это он убил кукольника, он бы срок получил уже как рецидивист.

– Что за грабеж, не помните?

– Была ограблена квартира торгаша, директора гастронома по фамилии Мерзевич. Фамилия такая говорящая, вот и запомнил, хотя не я вел дело, только ознакомился в ходе следствия по убийству Адама Когана. Вынесли тогда из жилья все, вплоть до посуды, список похищенного на несколько страниц, в том числе и ювелирка, меха, даже книги. Поймали Коваля с подельником быстро, крупные вещи вернули, а золото-бриллианты, принадлежавшие жене пострадавшего, как в воду канули. Сами воры утверждали, что никакой ювелирки в глаза не видели. Мол, шкатулки уже кто-то опустошил до них. Да, на шкатулках были пальцы и Коваля, и его подельника, но они и не отрицали, что открывали их.

– Что, орудовали без перчаток?

– Представьте, да. Даже объяснили, что ограбили вроде случайно – хозяин, садясь в авто, обронил в снег ключи. Грех, как сказал Коваль, было не воспользоваться. Частично эту версию подтвердил сам Мерзевич – ключи он действительно потерял в тот день. Так что, понимаете, содержимое ларцов могло быть Ковалем припрятано до лучших времен.

– И он спрятал похищенное в кукле, когда собрался бежать? Что-то рискованно…

– А представьте, передвигается такая респектабельная семейная пара с дочкой пяти-шести лет по железной дороге, в купе. У девочки кукла, с которой та не расстается ни на минуту. Вызовет подозрения такое семейство?

– Вы правы, скорее всего, нет. Но дочь Тихона и Анны с ними не уехала. Она попала в клинику.

– Правильно, потому что стала свидетелем преступления, совершенного отцом. Брать ее с собой было опасно. Девочку поместили в больницу, наверное, надеясь, что временно. Но куклу с начинкой прихватили с собой. Уверен, у них при таком плане должны были быть сообщники среди близких людей.

– Были. Катерина была в курсе спектакля с гибелью сестры.

– Вы говорили, что прежде, чем покончить жизнь самоубийством, она оставила прощальное письмо мужу?

– Именно в нем она и призналась в содействии Анне. До этого все считали, что и Катерина, как и все, тоже оплакивает сестру. Я, откровенно говоря, даже начал копаться в далеком прошлом сестер, предположив, что имеется какое-то наследство Тураниных с дореволюционных времен…

– А я бы не стал откидывать как несостоятельную и эту версию. По опыту скажу, бывает так, что две линии расследования все же пересекаются. Причем самым невероятным образом: дальним родством, семейной тайной или вот, как вы говорите, наследством. Я вам благодарен, капитан юстиции Строков, что пришли ко мне с такой интересной историей. Хотелось бы мне узнать ее продолжение и финал, – улыбнулся Воронов. – Рад, если был полезен.

– Огромное спасибо, Евгений Павлович, за помощь. А всю историю целиком обязательно узнаете, обещаю.

– Ну, это уж как там распорядятся, – указал пальцем вверх Воронов, очевидно, имея в виду божий промысел.

Одинцов смотрел на мать с удивлением, до него не сразу дошел смысл ее слов. То есть как это – где растут эти сосны? В лесу! Только где этот лес, узнать нет никакой возможности. Мать поняла сразу, а он, восторженный осел, не сообразил. Замаячившее богатство затуманило мозг. Осел и есть. Иван перевернул листок и внимательно рассмотрел обратную сторону с немецким текстом.

– Что там, сынок?

– Похоже, отпечатанная листовка. Вот, видишь, свастика, орел и обращение «Soldaten!». Ты понимаешь, карту клада, скорее всего, сделал кто-то во время войны. Драпающий от нашей армии фашист, например. И засунул в куклу. Зачем?! Идиотское решение – тащить с собой куклу в страну, где этих кукол делают лучше всего.

– Подарок мог дочке везти.

– Мог… только что это нам дает?

– Дай посмотрю, Ваня, я же немецкий в школе и институте учила, может быть, знакомые слова попадутся. Лупу мне подай.

Мать водила пальцем по строчкам, шевелила губами, а Иван взялся за свой мобильный. «Что-то поймет – хорошо, можно еще перевод попытаться сделать, только к чему вся эта возня? А вот сообщить о находке Строкову все же придется», – решил он, набирая номер следователя.

– Ваня, это к своим обращение, к немецким солдатам. А вот внизу от руки написано «kommandantur der Lwiw». Комендатура Львова.

– Ну, Львов, лесов там в округе тьма. Что, искать поедем? Все, мам, неважно. Я звоню следователю.

– Так-то оно правильно, Вань. Только Анна с мужем, наверное, не видели эту бумажку. Раз куклу Юленьке так просто подарили. Зачем она тому следователю? А куколку у меня отберут…

– Да кому она нужна? Вот листок с картой отдать придется. Может, из-за него Анну и убили… значит, убийца знает, где этот лес, мам. А вот как клад найти, то есть точное место, ему неизвестно. Нет уж, пусть его от греха подальше Строков забирает.

– А куклу, Ванечка? – жалобно произнесла мать.

– Далась тебе она! – с досадой оборвал ее причитания Одинцов. – Давай я звонить не буду, просто отвезу бумажку в следственный комитет. Прямо сейчас… так, время – почти одиннадцать. Черт, хотел в больницу подъехать, с начальством переговорить. А то завтра воскресенье, главврача точно не будет на месте.

– На работу хочешь устроиться? – радостно спросила мать.

– Нужно же