Золотой камертон Чайковского - Юлия Владимировна Алейникова

И Павел со сверкающими как у сумасшедшего глазами, захлебываясь от восторга, рассказал мне, что влюбился в какую-то малолетку чуть старше Даниила. Что она беременна, что у них скоро будет ребенок. Что он нас обязательно познакомит, что она скоро приедет в Петербург, что он познакомит ее с отцом. Он что-то говорил, говорил, а я сидела и думала, что это конец. Мой конец. Что эта девица не последняя, что будут другие возлюбленные, возможно, еще моложе, и что ко мне он уже никогда не вернется, что у него совсем другая жизнь, другие мечты, другие цели, он перевернул страницу! Он перевернул ее вместе со мной, вот так легко и просто! – со злым огоньком в глазах воскликнула Анна Алексеевна. – А знаете, что меня больше всего задело? Рассказывая об этой девице, он сказал: «Она такая юная, светлая, такая чистая и сияющая, какой была когда-то ты». Вы представляете? – Анна Алексеевна рассмеялась жестким, неприятным смехом. – А потом, потом он стал рассказывать о своих планах на будущее, поделился своими мечтами.

«Ты представляешь, у меня родится сын, наследник, я передам ему все! – восклицал он, размахивая руками. – Я завещаю ему музыку, он станет моим продолжением, я передам ему камертон. У меня будет наследник! Сын!» А Даниил, он кто? Он чужой, он что, уже не нужен, недостоин? Каждым своим словом Павел словно вычеркивал из своей жизни нашего сына. Словно стирал его из своей жизни как ластиком. Даня уже не был ни наследником, ни продолжателем. Никем! – с горечью и ненавистью восклицала Анна Алексеевна. – Он уже был неинтересен Павлу. Даниил никогда не занимался музыкой. Павел на этом не настаивал, он был так поглощен собственным творчеством, своей музыкой, что не нуждался ни в продолжателях династии, ни в приемнике. Он как должное воспринимал расхожую мысль, что на детях гениев природа отдыхает. Я же в глубине души радовалась, что он позволил мальчику идти своим путем. И, казалось, всех это устраивает. Но когда Павел с восторженным лицом заговорил о «наследнике», о будущем великом музыканте, которому он передаст золотой камертон, а он был для Павла всем, Даня даже считал, что он отцу дороже семьи. Так вот когда Павел вывалил все это, мне страстно захотелось задушить его тут же собственными руками. О деньгах я тогда не думала, да он мне ни о чем таком и не говорил, это от вас я узнала о новом завещании. Но мне хватило и того, что он сказал. Я чувствовала, как наполняюсь ненавистью, – с неизжитой обидой рассказывала Анна Алексеевна. – А он все говорил, говорил, не замечая моей реакции, да что там, он даже меня не замечал.

Вы знаете, – подняла на капитана глаза после минутной задумчивости Анна Алексеевна. – Все наши знакомые считают, что это я виновата в нашем с Павлом разводе. Вы же знаете, из-за чего мы разошлись? – Капитан кивнул. – Так вот, все уверены, что Павел сожалел о случившемся, хотел вернуться, сохранить семью, упрашивал меня, хотел помириться. Умолял меня не уходить. Так вот, все это ложь, которую придумала я сама, чтобы не было так больно и унизительно.

Он ни о чем меня не умолял. Да, он сожалел об этой некрасивой истории, он вышвырнул из оркестра эту наглую девицу, да, он просил у меня прощения, говорил, что виноват, но не сказал главного – что любит меня, что хочет по-прежнему быть со мной. Он почти сразу смирился с нашим разводом.

Тогда в запале я не смогла во всем разобраться. Я и сама не понимала, как и почему мы разошлись, а потом сообразила. В глубине души он хотел свободы, и он ее получил. Тогда я решила, что это временное, что мы просто устали друг от друга, ведь у него не было другой женщины, он просто ушел, погрузился в творчество, успех поглотил его. И я решила, что со временем он успокоится, наестся свободой и вернется к нам, ведь мы так любили друг друга, так дружно жили, мечтали об общем будущем. Я до последнего верила в его возвращение.

И когда он просил меня прийти к нему на концерт, сказал, что ему нужно о многом со мной поговорить… В общем, я ошиблась. Самым роковым образом. Лучше бы я никогда ни на что не надеялась. Возможно, все мы от этого были бы только счастливее. – По щекам Анна Алексеевны беззвучно текли слезы, прокладывая блестящие дорожки, но она их не замечала. – Когда мы развелись, мне было только тридцать шесть, моя жизнь была в самом расцвете. У меня было все: семья, любящий муж, ребенок, дом полная чаша, впереди супруга ждал еще больший успех, жизнь казалась сказкой, и вдруг все рухнуло. Нет, Павел не бросил нас. Он нам помогал, заботился о нас, мы остались хорошими друзьями, регулярно встречались, иногда вместе отдыхали, приезжали к нему в гости, мы были почти семьей, почти. И я ждала и надеялась, что вот-вот мы снова будем вместе по-настоящему. И на что я потратила следующие, лучшие десять лет своей жизни?

Она уронила голову на руки, но ни слез, ни всхлипываний капитан не услышал, она сумела справиться с собой.

– Я шла с концерта домой, забыла даже машину у концертного зала, просто шла и шла, и в голове звучали его слова, и это дурацкое счастливое лицо стояло перед глазами, и его слова о наследнике… И тогда я подумала, что он уже разрушил мою жизнь, а теперь разрушит жизнь сына. Даня его очень любил, гордился им, ревновал его. Он взрослый парень, но до сих пор так же, как и я, надеялся на наше воссоединение, хотя никогда не говорил со мной об этом напрямую. Я шла и думала, как было бы здорово убить Павла своими руками.

– Если бы вы это сделали в состоянии аффекта, но… – глядя себе на руки, тихо проговорил Александр Юрьевич.

– Да, я это сделала обдуманно. Никакого аффекта не было. Я просто возненавидела его, так же сильно, как любила все эти годы. Вся накопившаяся горечь, бесплотные ожидания, тоска, одиночество, рухнувшие надежды, все вылилось в эту неистовую ненависть. И я решила его уничтожить, разумеется, так, чтобы мне за это ничего не было. В тюрьму я не собиралась. Я хотела жить долго и счастливо, и я намеревалась покинуть страну как можно быстрее. Как назло, у меня закончились все визы, я сдала паспорт в консульство и ожидала, что получу его через неделю, но паспорт задержали, и я получила его только сегодня, – не сумев сдержать слез, проговорила Анна Алексеевна. – Представляете? Сегодня утром. Если бы я получила его вовремя или хотя бы вчера, я бы просто уехала! Просто уехала…

– А камертон?

– Камертон? Я просто выбросила его в Мойку. Вышла из дома, дошла до реки и выбросила его в воду. Камертон был словно частью его души, Павел жить без него не мог. К тому же он мечтал, чтобы эта вещь досталась его будущему наследнику. Так вот, теперь она не достанется никому. Пока я не утопила камертон,