Владимир Киселев - Воры в доме

- Был такой человек, - ответила Зина.

- Хорошо, - сказал Шарипов.

Молча он наблюдал за тем, как Зина взяла носовой платок, сложила его в несколько раз и стала ножницами вырезать на нем узоры, как это иные делают на бумажных салфетках.

- Этот человек целился ему в голову или случайно попал?

- Целился, - ответил Шарипов. - Их там обучают стрелять по звуку.

- А ты бы стал стрелять в людей, если бы было так безвыходно, что решил покончить с собой?

- Не знаю, - ответил Шарипов. - Могло случиться и так, что стрелял бы.

- Лучше все-таки не стрелять.

Она разложила на столе платок так, что сквозь прорезанные ею отверстия проглядывала темно-синяя скатерть.

- Больше никого не нашли? - спросила Зина.

- Нет. Пока не нашли.

Эта смерть сделала его таким подозрительным, каким он еще никогда не был. Он становился подозрительным, как Степан Кириллович. И боялся этого в самом себе.

Когда он проходил по вестибюлю гостиницы после обыска номера, он услышал, как человек, сидевший за столиком в ожидании, пока ему оформят документы, сказал своей собеседнице, молодой, нарядной женщине: "Ну и денек же сегодня. Кто умер, пожалеет".

Он резко повернулся и потребовал у этих людей документы. С каким негодованием предъявили они ему свои паспорта. Нет, они ничего не знали о событиях, которые здесь произошли. Это было случайное совпадение. Как говорили в таких случаях юристы: "Ошибочное умозаключение о причинной связи явлений на основании их совпадения во времени".

- Остались какие-нибудь чертежи или записи? - спросил Шарипов. Новой конструкции пистолета? Которой Вася занимался?.. Перед этим?

- Нет, - сказала Зина. - Ничего не осталось. А если бы осталось, я бы не дала. Хватит пистолетов. Старых конструкций.

- Это не так, - строго сказал Шарипов. - Оружие нужно. Нам. Самое лучшее.

- А они сделают еще лучше, - глухо ответила Зина. - То они, то вы. А пока убивают.

- Пистолет не игрушка, - сказал Шарипов. - Пистолет - это средство в борьбе. Вася понимал, что это средство в борьбе. Хоть относился к нему, как к игрушке.

- Игрушка, - повторила Зина. - Но почему ему так разнесло голову?..

- Так всегда бывает, - сказал Шарипов.

Медицинский эксперт Суматров долго распространялся о том, что в соответствии с законом Паскаля, который говорит, что в жидкости давление расходится с одинаковой силой во все стороны и пропорционально площади, удар пули в жидкость равносилен взрыву внутри нее. Поэтому если выстрелить в наполненный жидкостью сосуд, или в арбуз, или яблоко, они разлетятся на куски. А при попадании в мозг разрывается черепная коробка. Раньше это явление объясняли гидравлическим давлением, возникающим при ударе пули в жидкость, но известный немецкий баллистик Кранц доказал экспериментально, что пуля придает частицам тела, в которое попала, значительную кинетическую энергию. Эти частицы становятся сами как бы маленькими пулями и, в свою очередь, передают энергию соседним частицам...

- Так всегда бывает, если пуля попадает в мозг, - повторил Шарипов.

Зина молчала. По лицу ее прошла странная судорога - такая, словно щеки сдавили ладонями и оттянули книзу, к подбородку.

- Врач приходил? - спросил Шарипов.

- Приходил. Другого не надо присылать, потому что и другой, так же как этот, признает меня нормальной. Только напишет в справке, что я пережила тяжелое потрясение. Так ты это и без него знаешь. Послушай, Шарипов, - сказала она с неожиданной силой, - почему так получается? Почему, как только убили вашего товарища, вы все стараетесь посадить в сумасшедший дом его жену? Чтоб не возиться с ней? Так со мной не нужно возиться. Дайте мне только немного прийти в себя.

- Зачем ты выдумываешь такую чепуху? - сурово сказал Шарипов. Прежде он обычно избегал говорить ей "ты". - Никто не собирается от тебя избавляться. И если тебе в голову приходят такие мысли, то это в самом деле мысли нездоровые и страшные. Тебе нельзя быть одной. Если хочешь, давай я пока здесь поселюсь. А потом, когда женюсь, будем жить вместе. И, предупреждая ее возражения, продолжал: - А если это не годится, давай придумаем что-нибудь другое. Может быть, пойдешь работать в больницу, чтобы быть как-то с людьми.

- Ты никогда не замечал, что у меня дрожат руки? - спросила Зина.

- Нет, не замечал, - ответил Шарипов резко.

- А они дрожат. Ты бы хотел, чтобы тебе сделала укол медсестра с дрожащими руками?

- Значит, нужно пойти санитаркой, - сказал Шарипов.

- Я уже была санитаркой, - улыбнулась Зина. - Я уже два раза была санитаркой. Выходит, что придется пойти в третий. И вот потому-то не нравится мне твоя Ольга. А может быть, я ей и завидую... Завидую, что если бы в тебя выстрелил человек, который умеет точно попадать по звуку, то она бы в санитарки не пошла.

Г л а в а с о р о к п я т а я, в которой друзья едят

форель и справляют поминки по Ведину

Передавал нам Абу Бекр Мухаммед

ибн Исхак, со слов Яхьи ибн Али ибн

Рифаа, известного в обоих Ираках

своей правдивостью, ссылавшегося на

Абу Али аль-Хасана ибн

Касима-египтянина, который ссылался

на Мухаммеда, сына Закирии

аль-Алляни, говорившего со слов своих

наставников, а последний из них

опирался на Саида ибн аль-Муссаяба и

сына его Абдаллаха, да будет доволен

аллах ими обоими, что оставил Абу

Убейд аль-Касим иба Аббас, да

благословит его аллах и

приветствует! - для людей

восемнадцать мудрых изречений, среди

которых есть такое: "Мало, очень мало

знаем мы о людях, о причинах их

поступков, слов и мыслей, и в этом

большое счастье для людей и милость

аллаха. Ибо если бы мы знали больше,

мы не смогли бы осудить ни одного

человека".

Абдаллах ибн Юсуфаль-Азди

Степан Кириллович взял из багажника автомашины саперную лопатку и прокопал перпендикулярно к крутому глинистому берегу речки длинную узкую канавку глубиной в руку до локтя. Он накрыл ее сверху прутьями и дерном, а в конце устроил круглую яму. В канавку сложили сухой хворост вперемежку со свежими ветками, затем из заполненной водой ямы, которую они вырыли на самом берегу, он вынул с десяток отливающих радугой форелей. Он сам выпотрошил их, и, убедившись, что форели хорошо просолились в яме на берегу, куда они высыпали пачку соли, он натыкал рыбу на прутья и развесил ее на стенках круглой ямы.

Лоза загорелась, и по канаве, как по дымоходу, в круглую яму потянулся горячий и густой дым свежей лозы.

Он сделал все, как учил его когда-то этот анархист Лопес, который вначале хотел его расстрелять, а затем стал его другом. Даже лоза была похожей и та же самая чудесная рыба горных ручьев - форель.

Да, это уже было, думал Степан Кириллович. Так же сверкала река и точно так же на дорогу выбежал такой же белый осленок с большими черными глазами, длинными ушами и сморщенным лбом.

Но вино было другое, не "Гурджаани", но очень похожее на "Гурджаани" - "Вельдепеньяс" из Сьюдад-Реале. И еще они пили тогда дешевую водку "Манцанилла" из Хереса. И закусывали они тогда козьим сыром, белым хлебом и еще уксусным соусом, в который был густо, как рис, накрошен лук.

"Да, - думал он, - и такое же палящее солнце, и ослики, которые паслись невдалеке, пощипывая своими мягкими, бархатными губами колючки, вонзающиеся в человеческие руки, как иголки. И не потому ли меня всегда так тянуло в Таджикистан, что это во многом похоже... И так же мы готовили рыбу, когда шальная, а может быть и не шальная пуля - не знаю до сих пор попала в шею Бернардо. Только рыбу натыкал на прутья Лопес, а я перчил, и он все требовал побольше перца...

И все-таки, - подумал Степан Кириллович, - когда говорят "история рассудит", это не громкие слова, а только подтверждение человеческого опыта, который показывает, что история впоследствии все довольно точно расставляет на свои места...

И только иногда... Не могу понять, до сих пор не могу понять, каким образом этот высокий, смешной человек в пыльном шерстяном костюме цвета пакли, с большой флягой на боку, этот Хемингуэй мог сразу понять... Ведь он знал меньше нас и не сталкивался с Андре Марти, а все-таки написал, что Андре Марти - негодяй и предатель, а мы узнали об этом чуть ли не через двадцать лет после того, как он написал это, прямо и беспощадно написал это в своей книге...

Да, - думал он, поворачивая рыбу, - но история так или иначе все расставила по своим местам. А что же скажет она, эта история, о нашей жизни? Посмеется ли она над тем, что мы сидели на берегу и готовили по-испански форель и справляли поминки по Ведину в то время, как воры разгуливали в нашем доме, или подивится тому, как сложно, как непросто было нам оберегать свой дом и сохранять мир с соседями..."

Он всегда требовал от своих сотрудников, чтобы они, занимаясь самыми запутанными и сложными делами, вовремя завтракали и обедали и, если этого не требовали особые обстоятельства службы, вовремя ложились спать, и читали газеты и книги, и ходили в гости.