Елена Юрская - Чисто семейное убийство

— Надя, извини, но я стесняюсь!

Ага, разбрасывать по супружеской постели крошки от булочек, по всем квартирным креслам — свои штаны, а по ковролину грязные носки он не стесняется! А тут — кадетский корпус в одной закрытой ванной. Ничего. Когда-нибудь-то он выйдет. А при таком поведении прямо у двери его буду ждать не я, а любовно собранные чемоданы!

— Аглаида Карповна, что вы хотели найти в моей сумке? — что есть мочи заорала я.

Пусть все слышат, пусть все знают. Пусть… Пусть я в доме не хозяйка, но мозговой центр — это точно.

— Мама, в твоей сумке можно найти только болячку себе на голову, — отозвалась из детской Анька.

— Точно, и всей семье, — раздраженно заявил стоявший в дверях кабинета Яша. — Надя, ну не лезь ты, за ради всего святого. Кушать лучше пойдем. Довела всех, — добавил он тише. — Дима вон утопиться готов, Аглаида слезами умывается. Не стыдно?

— Нет.

Я гордо мотнула волосами. Как жаль, что я не бью своих бывших мужей. Этот Яша давно просит. Очень просит.

— Боже! — простонал Яша. — Это невыносимо. Невозможно. Не стой столбом, иди открывай. И где ты набралась такого хамства?

У Яши была какая-то странная реакция на звонки в дверь. Я, конечно, понимала его нежелание делиться моей жилплощадью, но ради справедливости — одним человеком больше, одним человеком меньше — какая теперь-то разница? И если я такая плохая, почему они все ко мне липнут?

— Кто там? — демонстративно спросила я.

— Владимир Игнатьевич, — ответил голос, приглушенный стальной дверью. — Надя, нам надо поговорить. Я жду тебя в машине. Внизу. Только срочно!

Да, случилось нечто поистине неординарное. Во-первых, он не назвал свою груду железа красивой импортной фамилией «форд», во-вторых, не пожалел бензина, чтобы приехать сюда, в-третьих, он не мой родственник, а этого водоплавающего прокурора и маниакальной шмональщицы Аглаиды. Я пожала плечами, надушилась, подкрасила ресницы, подкрутила волосы, сделала легкий массаж подбородка, подпилила четыре ногтя и мгновенно спустилась к подъезду.

— Садись в машину, сильно не хлопай. Осторожно! — взмолился Владимир Игнатьевич, когда я автоматически дернула на себя пепельницу. — В моей машине не курят. А, ладно… Уже все равно… Значит, так, Надя. Я видел его. И ту девицу — нимфетку Лолиту. И на суде скажу, что видел его последним. Я, а не Катя. Ясно?

— Ясно, — покорно кивнула я.

— Попробуй его убедить, — попросил Лойола, стараясь не смотреть мне в глаза.

— Кого? Диму?

— Диму, Диму. У тебя получится. — Он тяжело вздохнул и замолчал.

При всех недостатках Владимира Игнатьевича, он всегда был человеком последовательным. На первом месте у него были деньги, на втором-пятом тоже. А ниже по шкале его ценностей я никогда не спускалась. Выходит, что на шестом сидела Катя? Надо же! Я улыбнулась — Лойола не предлагал мне повышения по службе, взятку в виде места литературного редактора, просто его долларов за вредность предприятия. Он не предлагал мне ничего, тем самым признавая наше равноправное партнерство. Хочу — сделаю, не хочу — останемся друзьями. Он миллионер-газетчик, я безработная городская достопримечательность.

— А нимфетка была с ним, с Федором?

— Со мной, пряталась за углом. Не знаю, за что ее Гена убил, но в детстве она тоже была влюблена в Федю. Как все. Они все были в него влюблены.

Мой шеф активно оперировал устаревшими понятиями. Мне не хотелось его разочаровывать, и я не уточняла, что по нынешним временам такая влюбленность имеет очень определенное и почти медицинское название — секс.

— Слушай, родственник, так ты Федю и убил? Скажи сразу — и картинка оживет. Без твоего признания она не складывается. Мы опять будем считать, что он пропал без вести… Нехорошо же, и бабушка не зря приехала. Или… — Меня в который уж раз за день осенила гениальная догадка. — Или ты покрываешь Катю?

— Без комментариев, — процедил набивший руку на чужих интервью Лойола. — Без комментариев. Только то, что сказал. То и повторю на суде. Все.

Он повернул ключи в замке, машина дрогнула.

— Мы поедем, мы помчимся? — с надеждой спросила я. Так неохота было возвращаться домой.

— Нет. Кстати, статья твоя понравилась. Я продал им полосу.

— А мне, как обычно, пособие по безработице?

— Да, в пределах наших расценок. Я еще хочу высчитать с тебя за моральный ущерб. За отличное в кавычках поведение при заказчиках, — сухо обронил Лойола.

И я поняла, что он не убийца. Сейчас от меня зависело многое, но он продолжал руководствоваться принципом «пусть мир рушится, но жадность должна торжествовать». Нет, не убийца. И это к лучшему. Потому что если Миша убил Пономарева, Гена — трех женщин, а Катя, по молодости, Федора, то наша незапятнанная ничем, кроме беспочвенных Аглаидиных подозрений семья становится единственным претендентом на Патриаршие пруды. Вова Супчик лопнет от зависти, но работа не даст ему умереть.

— Пока, — сказала я и со всей силы хлопнула дверью…

— Бабушка и Аня уже спят, — предупредил меня Яша.

— А Тошкин?

— Тошкин купается.

— Тогда где его одеяло, подушка и уголовный кодекс?

Я обвела взглядом разрушенную спальню и поняла, что Тошкин готовит мне грандиозный сюрприз. Он, наверное, явится в комнату под покровом ночи, при неверном пламени свечи и в одеянии свежевымытого Адама. Он хочет, чтобы я заснула, размягчилась и перестала выполнять его работу. Он хочет видеть меня женщиной. Это романтично. Но несвоевременно. Тем более, что уже в течение трех суток подряд в силу сложившихся обстоятельств я отказывалась от ужина.

Он пришел сразу. И ушел тоже очень быстро, оставив вместо себя пренеприятные галлюцинации в виде учительницы по химии, гневно вопрошающей: «Какова валентность железа в соединении феррум два о три?» Я покрылась холодным потом и представила себя свободным электроном. В голове бродили обрывки фраз, мною же и оброненных. Я подпрыгнула на кровати и вспомнила то, что показалось мне признаком глубокой родственности. В ушах даже зазвенело: «Мы отдадим твою статью хозяину. Пусть почитает».

Миша оказался куда хитрее, куда грамотнее, чем все эти вырожденцы Тошкины, Кривенцовы и примкнувшие к ним Прядко.

— Аглаида Карповна!

Я стояла над раскладушкой и пристально всматривалась в бабушкино лицо. Она очень старалась притвориться спящей, но веки дергались, глаза были чуть приоткрыты, она даже немного щурилась, чтобы не пропустить момент моего ухода. Аглаида Карповна меня боялась. И вместе с тем игнорировала. Такие случаи в моей практике уже были. Поэтому я стараюсь не дружить с женщинами.

— Нам надо поговорить. Вы все равно не спите.

— Ладно.

Тяжело вздыхая, она поднялась и пошла вслед за мной. На кухню. Я молча разлила водку для компрессов в маленькие изящные рюмки, подаренные моему мужу за помощь в приватизации пивоваренного завода, и произнесла трагическую фразу:

— Выпьем за помин души Федора!

Бабушка охнула, настороженно посмотрела на меня и выпила.

— Что вы нашли в моей сумке?

— Кольцо, — еле слышно молвила она. — Кольцо, которое я подарила Федору в предпоследний приезд. Он любил всякие побрякушки и носил его не снимая.

— Надо было намылить руки. У меня при стирке всегда обручалки падали. Мама говорила, что это плохая примета. Теперь я вообще не стираю.

— Оно снималось само. Просто ему нравилось. Он вам его подарил?

Подозревая меня в смерти Федора, Аглаида Карповна сразу уважительно перешла на «вы». Но я поспешила ее разочаровать. Иногда бывают моменты, когда нужно отбросить личные амбиции и подождать, пока памятник нерукотворный воздвигнет мне кто-то другой.

— Не он и не подарил! — заговорщически прошептала я. — Аглаида Карповна, вам пора сделать выбор. И огласить результаты соревнования.

— Да?

Она очень удивилась и явно ждала объяснений. Я молча налила нам еще по рюмке и выпила свою. Алкоголь придал моему фонтану красноречия оттенки современного дизайна…

Когда я закончила свою пламенную речь, Аглаида Карповна встала со стула, выпрямилась, поправила волосы, протянула мне руку и сказала:

— Зови меня просто Гашей!

И заплакала. Я тоже заплакала — сказалось напряжение нескольких последних дней и невозможность предложить бабушке что-нибудь равноценное простому русскому имени Гаша.

— Значит, его… — всхлипнула бабушка.

— А может, еще и не его. Просто деньги. Но там. В квартире. Иначе все это глупости.

— И что нам делать?

Есть ли у меня план? Да у меня целых три плана. Один другого хлеще. Бабушка, кстати, безоговорочно выбрала самый безумный. Если он провалится, мы будем лежать с ней в одной палате. Психоневрологический диспансер просто обогатится, открыв нам свои объятия. Со временем на его стенах даже повесят мемориальную доску: «Здесь отдыхали от трудов праведных Крылова и Алексеева».