Татьяна Столбова - Смерть по сценарию

— А надгробную надпись ты мне еще не придумала? Что-нибудь типа: «Здесь лежит Денис Климов — человек, который не замечал дождя». А что? Недурно. Впечатляет.

— Не надо, — попросила я.

Он пожал плечами. Совсем как Миша.

В наступившей вновь тишине я услышала только стук своего сердца, испугалась и лишь в следующий момент поняла, что это тикают часы в комнате. Наш ритм совпадал. Это мне не нравилось.

— На что ты рассчитываешь, Тоня? — очень спокойно спросил Денис. — Неужели ты думаешь, что теперь я выпущу тебя отсюда? Это не в моих интересах. Хотя твои доказательства просто смешны. Ни один следователь не внесет их в дело. А вот моя репутация, безусловно, может пострадать. Ты не умеешь держать язык за зубами. Ты на каждом углу будешь рассказывать, какой я подлец; будешь трясти романом своего Кукушкинса; будешь называть меня убийцей. Я не могу этого допустить. Ты понимаешь?

Я молчала. Но тут он очень ошибался. Я бы никому не сказала. Теперь я знала это точно.

— Ладно, — вздохнул он. — Иди уж.

— Что?

— Иди домой. Все равно...

Он не договорил, махнул рукой, поднялся и в мой бокал налил воды из крана. Выпил двумя глотками, снова сел.

— Иди, Тоня. Ну же... Пока я не передумал.

Я тоже боялась, что он передумает. Однако уйти уже не могла.

— Подожди, Денис...

— Что еще?

— Мы не закончили разговор.

— Хорошо. Если тебе так хочется знать, это я убил Мишу, — внезапно сказал он с раздражением. — Это вышло случайно, но ведь мне никто не поверит! Даже ты. Гантель, обернутая салфеткой... Да не оборачивал я гантель! А салфеткой я ее потом протер, вот и все. Пойми, Тоня, Миша словно нарочно меня провоцировал. Постоянно. И в тот вечер... Ты угадала: я действительно включил компьютер и нашел его новый роман, «Психология творчества». Я хотел только узнать о чем... Мне было интересно. Мне всегда нравилось, как он пишет, а он никогда не желал обсуждать со мной свои произведения. Он вообще не любил их обсуждать, ты же помнишь... Вот о новой статье поговорить — пожалуйста. Хари-хари, Кришна... Ни шиша в этом не понимаю. Плевал я на его Восток. Слишком далеко. Если я не могу почувствовать даже то, что близко...

Денис закурил. Я смотрела на его руки — красивые, с длинными сильными пальцами. Они не дрожали. Впрочем, мои уже тоже не дрожали.

— Этот дурацкий рассказ про молодого художника... Конечно, я сразу понял, кого имел в виду Миша. Я сидел, уставившись в экран, и слышал, как в соседней комнате они весело над чем-то смеются... Мне казалось, что они смеются надо мной. Заглянул Сандалов — я попросил его принести мне водки. Он принес. Я лежал на диване и пил, а Сандалов сидел рядом и смотрел на меня так жалостливо... Мне очень не хотелось оставаться одному, только от такого взгляда становилось совсем тошно. Я прогнал Сандалова и снова сел за компьютер. Теперь уже я на самом деле включил игры. Сидел и машинально переставлял шарики, пока не явился Линник. Дальше... Все как обычно. Я тебе об этом уже рассказывал. А вот финал другой. Когда все ушли и мы остались вдвоем, на кухне, я решил с ним откровенно поговорить. Не первый раз. И не первый раз он слушал меня молча, ничего не отвечая и вообще никак не реагируя. Потом встал, пошел в комнату — собирать грязную посуду. Я за ним. Хожу как дурак следом туда и обратно и говорю... Я был возбужден, он — спокоен. Тут в комнате зазвонил телефон. Он взял трубку, а я ногой выдвинул из-под кровати гантель, поднял ее и стал подбрасывать в руке, ожидая, когда он положит трубку. Просто так. У меня тогда в мыслях ничего такого не было... Он говорил минуты три, не больше. А когда закончил — словно удивился, что я еще здесь. Молча пожал плечами, повернулся спиной ко мне и стал собирать с подоконника рюмки. Я сказал, продолжая ту же тему: «Какого черта ты описываешь в своих романах меня? Так не делается. Сначала Светлый Лик, теперь этот поганый художник...» Он покачал головой — я так понял, он был недоволен тем, что я опять сунулся в его компьютер, — и ответил не поворачиваясь: «Денис, уйди...» Я разозлился. Еще мгновение, и я ушел бы. Я даже начал уже движение, чтобы сделать шаг. Но тут он с каким-то презрением тихо произнес: «Mammal». Я развернулся и врезал ему этой гантелью.

— Я так и подумала, что Светлый Лик — ты, — после паузы сказала я. — И Мадам тоже. Она не хотела, наверное, тебя выдавать, но посоветовала оперативнику почитать Кукушкинса — с намеком, что в его произведениях он сможет найти ответ... Во всяком случае, он так ее понял.

— И он нашел ответ? — насмешливо спросил Денис.

— Не знаю.

— Мадам совсем из ума выжила. Посторонний человек никогда не догадается сравнить со Светлым Ликом именно меня. Тем более если он не знает, кто такой Кукушкинс на самом деле.

— Ты недооцениваешь оперативника, Денис. Он уже побывал в «Корме» и выяснил, что Мишины романы туда носила Вероника Жемалдинова. Кстати, и гонорары она получала. Миша ничего себе не брал.

— Вероника Жемалдинова? Это его преданная поклонница с третьего этажа...

— ...которую ты задушил ее собственной косынкой.

— А что мне оставалось делать? Она видела меня, когда я выходил от Миши в тот вечер. Стояла на лестнице как тень, прислонившись к стене... Я вышел — и она тут же шмыгнула внутрь. Дверь-то я оставил открытой. Я потом каждый день ждал, что она меня заложит. До сих пор не понимаю, почему я не вернулся и не пришиб ее тоже... Все равно пришлось это сделать позднее.

— Жертвам твоим несть числа... Миша, Вероника, ты сам, Денис...

— Не делай из этого мыльную оперу. Просто так сложились обстоятельства, вот и все.

— Не могу понять, как она тебе открыла дверь? Она же боялась тебя.

— Она сумасшедшая. Я позвонил, она спросила, кто там, и я ответил, что апостол Петр прибыл, мол, из рая передать ей привет от Миши. Эта идиотка сразу открыла.

— Она ведь давно тебя не любила... Еще до того, как ты убил Мишу, она звонила Мадам и предупреждала ее, что она пригрела змею на своей груди.

— Все объясняется просто: я пару раз вышвырнул ее из Мишиной квартиры. Придет, сядет в углу и смотрит на него каким-то перевернувшимся взглядом. Как летучая мышь. Ему хоть бы что — привык. А я будто на вулкане. С детства не выношу шизофреников. Одна такая укусила меня за локоть, когда мне было лет четырнадцать. Подошла с улыбкой Офелии, взяла за руку, к губам прижала и вдруг как цапнет... Месяца два локоть не заживал...

— Вероника не кусалась, — серьезно ответила я. — Но рано или поздно она бы тебя заложила, в этом ты прав. Что же касается Миши... На той дискете, которую я взяла в квартире Вероники, после романа был еще крошечный файл «note» — «записка» значит... Так вот там было написано: «Вера, при распечатке убери страницы 62—64 и 115—116. Все сойдется и так, я проверил. М.». Ты понимаешь, Денис? Когда вышла бы «Психология творчества», в ней не было бы того, что так задело тебя...

— Все, Тоня. Довольно. Я устал...

— Ну... я пойду тогда?..

Я снова засунула рукопись в папку, папку — в сумку, застегнула молнию... Денис следил за моими действиями равнодушно, как филин. Но блеск его глаз из-под полуприкрытых ресниц пугал меня.

Когда я встала, он встал тоже. Между дверью и мной.

— Денис... Ты же собирался отпустить меня.

— Теперь не могу. Я слишком много рассказал.

Он подтолкнул меня на середину кухни.

— Денис...

— Хватит. Не надо больше разговаривать. Я же сказал тебе — я устал.

Денис обогнул меня и подошел к окну. На улице было уже совсем темно. Желтый глаз фонаря светил немного снизу и вбок, отбрасывая на стенку холодильника овальный блик. Каждая деталь тех секунд врезалась мне в память. Я помню позу Дениса у окна. Он стоял не шевелясь, спиной ко мне, глядя в бесконечное черное, с алыми рваными облаками на горизонте небо. Широкие плечи его были чуть опущены. Руками он опирался на подоконник.

Я не видела выражения его лица, но чувствовала. Он был спокоен, может быть, в эти мгновения даже не помнил обо мне, а думал о чем-то своем. Потом вдруг сделал резкий шаг назад и рывком распахнул одну створку. Когда он повернулся ко мне, лицо его было абсолютно спокойно.

— Только не надо больше разговоров, — сказал он. — Я тебя очень прошу.

Я покачала головой и отступила.

— Тоня... Подойди сюда...

Я еще отступила. Дверь была рядом, но зато дальше был коридор и входная дверь. Я все равно бы не успела.

Одним движением он очутился возле меня, положил руку мне на плечо. В следующий момент, не знаю как, мы оба уже стояли у окна. Как завороженная я смотрела с высоты седьмого этажа на огни города и чувствовала на своей спине горячую ладонь Дениса. Потом я словно проснулась.

С силой оттолкнув его, я отпрянула к стене. Он удивленно посмотрел на меня.

Какой там Лин Во! Михалев ошибался. Скорее Денису подошла бы роль Светлого Лика. Сейчас была как раз та сцена, когда он превращается в урода и видит свое отражение в глазах Лин Во. Удивление постепенно сменяется раздражением, затем раздражение перерастает в гнев... И эта усмешка, которая проявляется на губах как полароидный снимок...