Энн Перри - Тишина в Хановер-клоуз

Сама Веспасия выглядела еще более хрупкой, но все еще сохранила осанку той светской красавицы, которой была сорок и даже тридцать лет назад. У нее был орлиный нос, глаза с тяжелыми веками под крутыми дугами бровей и вьющиеся волосы цвета старого серебра; платье насыщенного лавандового цвета и косынка из брюссельских кружев на шее.

— Как вы? — с порога спросила Шарлотта, и это была не просто вежливость или желание получить помощь. Никого из посторонних — да и среди родственников таких найдется немного — она так не любила, как тетушку Веспасию.

Хозяйка дома улыбнулась.

— Почти выздоровела — и вероятно, гораздо лучше, чем ты, моя дорогая, — без обиняков заявила она. — Ты выглядишь бледной и очень усталой. Садись и рассказывай, что тебе удалось узнать. Чем я могу помочь? — Она перевела взгляд за спину Шарлотты, на маячившую в дверях горничную. — Пожалуйста, Дженет, принеси чай, сэндвичи с огурцом и пирожные, что-нибудь со взбитыми сливками и сахарной пудрой, если не трудно.

— Да, миледи. — Дженет исчезла, неслышно закрыв за собой дверь.

— Ну? — требовательно спросила Веспасия.

Когда Шарлотта уходила, план был разработан до мельчайших деталей. Поев, она почувствовала себя гораздо бодрее и поняла, что плохо питается — либо забывает, либо из-за отсутствия аппетита. Решительность тетушки Веспасии помогла побороть отчаяние, накапливавшееся внутри. Она очень ласково посоветовала Шарлотте забыть о самоконтроле, не позволявшем столько дней пролить ни слезинки. Шарлотта долго и безутешно рыдала. Рассказав о своих страхах, вместо того чтобы загонять их внутрь, словно дьяволов, она лишила их силы, и теперь, названные и ставшие общими, они уже не казались непреодолимыми.

Два дня спустя тетушка Веспасия прислала письмо, что званый ужин назначен и приглашения приняты. Настало время подготовить Джека к последней, решающей партии. Эмили тоже обо всем знала — насколько возможно было понять из зашифрованного письма Шарлотты, которое доставила Грейси, воспользовавшаяся омнибусом.

Джек, заехавший к ней без четверти семь, чтобы отвезти на званый ужин, нервничал сильнее, чем она ожидала. Но как только Шарлотта устроилась в экипаже и у нее появилась возможность все проанализировать, она поняла, что просто была слепа. Тот факт, что Джек с самого начала помогал всем, чем мог, и никогда не ставил под сомнение невиновность Питта или безумный план Эмили устроиться горничной к Йоркам, вовсе не означал, что за его беззаботной внешностью не скрываются чувства. Как бы то ни было, он рожден и вырос в обществе, где главными считаются хорошие манеры. Влюбленный или обиженный человек очень быстро утрачивает популярность. Искренние чувства сбивают с толку. Они могут нарушить душевное равновесие, выбить из колеи, испортить удовольствие, и это непростительно. Если Джек хоть чего-то стоит, он должен нервничать. Вероятно, у него точно так же холодеет внутри, бешено бьется сердце, а ладони остаются мокрыми, сколько их ни вытирай.

Всю дорогу они молчали. План уже разработан со всей возможной тщательностью, а на банальности времени не оставалось. Было очень холодно — редкий зимний вечер, когда лед хрустел на дороге и в замерзших канавах. Пронизывающий ветер с моря сдул остатки тумана, и даже дым из труб не заслонял звезды, которые висели так низко, что казалось, на небе разбилась люстра.

Веспасия сама выбрала Шарлотте платье для этого вечера и, не обращая внимания на протесты, купила его. Цвета слоновой кости с золотой отделкой и лифом, украшенным жемчугом. Шарлотте оно очень шло — низкий вырез, изящный турнюр. Даже Джек, привыкший вращаться в обществе признанных красавиц, был удивлен и впечатлен.

Их провели в гостиную Веспасии, где тетушка восседала возле камина на стуле с высокой спинкой, словно королева в ожидании придворных. На ней было серо-стальное платье со стоячим воротником, украшенным жемчугом и бриллиантами, а вьющиеся волосы над крутыми дугами бровей напоминали серебряную корону.

Джек поклонился, а Шарлотта автоматически присела в реверансе.

Тетя Веспасия улыбнулась заговорщической улыбкой. Ситуация была отчаянной, но все чувствовали возбуждение перед решающей битвой.

— Англия надеется, что каждый исполнит свой долг, — прошептала тетушка Веспасия. — Гости вот-вот прибудут.

Первыми приехали Феликс и Соня Эшерсон, несколько озадаченные тем, что оказались в числе приглашенных. Веспасия Камминг-Гульд была чем-то вроде легенды даже для их поколения, и они не могли понять, почему оказались среди немногих, допущенных в ее дом. Лицо Сони, прежде излучавшее самодовольство, теперь казалось просто красивым — правильные черты и вежливая улыбка.

Феликс, похоже, испытывал искренний интерес. Он мог быть очаровательным, если хотел; знал, как польстить собеседнику без слов, а его редкая улыбка была просто неотразима.

Тетушке Веспасии было почти восемьдесят. Ребенком она видела торжества в честь победы при Ватерлоо, помнила «сто дней» и падение Наполеона. Она танцевала с герцогом Веллингтоном в бытность его премьер-министром. Она знала героев, жертв и неудачников Крымской войны и тех, кто создавал империю, — государственных деятелей, шарлатанов, художников и мудрецов величайшего столетия в истории Англии. Веспасия с удовольствием подыгрывала Феликсу Эшерсону, а улыбка на ее губах оставалась безупречно неопределенной.

Данверы появились десять минут спустя. Джулиан держался абсолютно непринужденно; похоже, он не чувствовал потребности рисоваться или участвовать в разговоре. Шарлотта решила, что Веронике, возможно, тоже повезло.

Гаррард, наоборот, был многословен; лицо его осунулось, а руки все время шевелились, как будто неподвижность была для него невыносимой. Шарлотта инстинктивно почувствовала добычу и ненавидела себя за это, но ее намерения нисколько не изменились. Выбор прост — Гаррард Данвер или Питт. То есть выбора нет.

Харриет Данвер тоже чувствовала себя не в своей тарелке. Она выглядела более хрупкой, чем раньше, хотя, вполне возможно, это объяснялось дымчатым платьем цвета лаванды, в тон теням на бледной коже, от которых глаза казались больше. Либо она была слишком сильно влюблена и страдания уже стали невыносимыми, либо она что-то знала и ее терзали какие-то другие страхи.

Тетя Аделина надела платье цвета топаза, отливающее золотом, которое очень ей шло. Щеки ее окрасились румянцем и не казались такими впалыми, как обычно. Прошло несколько минут, прежде чем Шарлотта поняла, что Аделина чрезвычайно польщена приглашением в дом тетушки Веспасии и очень волнуется. Шарлотта почувствовала укол совести. Ей очень хотелось бы всего этого избежать, но пути назад уже не было.

Последними приехали Йорки. У Вероники был потрясающий, какой-то неземной вид — черное с серебром платье, плавная походка, высоко вскинутая голова. Ей пришлось бороться с собой, едва переступив порог гостиной: Шарлотта стояла рядом с Джулианом Данвером. Его восхищение не заметить было невозможно; не менее очевидным стал — хоть и на долю секунды — тот факт, что Вероника раньше никогда не рассматривала Шарлотту как потенциальную соперницу. Оказывается, маленькая мисс Барнаби из деревни может быть настоящей красавицей, когда захочет! Когда они встретились в центре гостиной, приветствие Вероники прозвучало уже на несколько градусов холоднее.

Лоретта в этот раз тоже выглядела не такой уверенной в себе; от ее былого апломба осталась лишь слабая тень. Она была, как всегда, тщательно одета — в необычайно женственное платье персикового цвета, — но держалась без прежней грации; рана, которую Шарлотта увидела в оранжерее, еще кровоточила. На Гаррарда Данвера она не смотрела. Пирс Йорк был мрачен, словно чувствовал трагедию, не зная ее сути. Увидев Веспасию, он просиял, и Шарлотта с удивлением поняла, что они знакомы уже много лет.

Все обменялись приветствиями и обычными любезностями, но скрытая напряженность постепенно начинала прорываться наружу.

С полчаса присутствующие обсуждали погоду, театр, популярных людей и политику. Казалось, все получали удовольствие, за исключением Гаррарда и Лоретты. Если у Пирса и были какие-то опасения, то он их умело скрывал.

Шарлотта обнаружила, что ей трудно сосредоточиться. Начинать еще рано — следует подождать до ужина. В противном случае может ослабнуть напряжение, усиливающееся с каждой минутой. Они должны сидеть за столом, лицом друг к другу, без возможности избежать неприятной ситуации — разве что встать и уйти, оскорбив хозяйку. Допустимым оправданием такого поступка могло быть только недомогание.

Поддерживая бессмысленный разговор, Шарлотта вглядывалась в лица гостей и планировала свои дальнейшие действия. Феликс явно получал удовольствие, даже от общения с Харриет, которая постепенно оживлялась; щеки ее порозовели. Соня сплетничала с Лореттой. Вероника флиртовала с Джулианом, заглядывая ему в глаза, и не обращала внимания на Шарлотту. Веспасия с улыбкой обращалась ко всем по очереди, отпуская краткие остроумные замечания. Время от времени она встречалась взглядом с Шарлоттой и едва заметно кивала.