Ты умрешь влюбленной - Юлия Викторовна Лист

Эмиль оперся спиной о колонну, скрестив руки на груди.

– …и предложил ему сделку: он заявляет, что я его взломал и спер картину, а Кристоф подтверждает это публичным арестом. Я рисковал. Если бы ошибся и оказалось, что Рене Ардити все же убрал его второй сын, то меня бы арестовали по-настоящему. Я действительно взломал систему охраны центрального офиса Ардитис в особняке Эруэ, чтобы все выглядело убедительным. Ксавье поверил, что у меня серьезные намерения вывести на чистую воду убийцу отца. В его интересах было помочь мне в этом.

Даниель стоял, скривив лицо. Вере оставалось только догадываться, предчувствовал ли он подвох в этой истории с арестом или поверил в нее. Она до конца не верила, у нее всегда оставалось ощущение – Эмиль что-то задумал. Но это были не тайные знания профайлинга, а женская интуиция.

– Я рисковал, но Ксавье оказался порядочным человеком и умным к тому же. Он явился в префектуру в тот же день, поэтому меня не успели изувечить мои сокамерники.

Эмиль посмеялся, посчитав это заявление шуткой.

– Потом мы – я, он и Кристоф – составили план, согласно которому нужно было вычислить убийцу между Филиппом, Сильвией и Даниелем. Кристоф позволил нам с Ксавье во всем разобраться самостоятельно, поэтому полиция так и не прибыла. Я же сказал, что я добрый.

Он вытер тыльной стороной ладони пот со лба.

– А то, что Филипп притворялся слепым, я понял, едва его увидел. Даже за пять лет он не смог бы научиться так ловко передвигаться по незнакомому помещению, если, конечно, он не Затойчи из фильма Такеши Китано. Но Филипп был не убийцей, а фантазером и трусом. Мы нашли мастеров, которые занимались коллекционными авто Рене Ардити, и поговорили с ними. Оказалось, Даниеля периодически вылавливали в гараже, он постоянно увечил машины. Видимо, как только вспыхивал между ним и отцом конфликт, Даниель отправлялся бить стекла его «Роллс-Ройсам» и «Мерседесам». Это всегда замалчивалось, Рене не хотел, чтобы газетчики муссировали их взаимную неприязнь. Поэтому на самом деле не Филипп подрубил шланг бензонасоса, а Даниель. И все это знали. Я лишь дразнил тогда обоих – люблю выводить из себя и наблюдать за реакцией подозреваемых. Ложь всегда бьет ключом, едва поставишь человека в стрессовую ситуацию.

Эмиль дал себе передышку, сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, поморгал и мотнул головой.

– Дальше выбор сократился до Сильвии и Даниеля. Но между ними двоими я долго не маялся. Все встало на свои места сразу после смерти Филиппа и бедного месье Аракавы. Удар ножом в печень. Следуя топорной полицейской логике, напрашивается вывод: это мог сделать только мужчина. Женщина била бы двумя руками и скорее в спящего. Раны, нанесенные первым двум жертвам, характерны для удара одной рукой, причем сильной и точной. Предполагаю, Даниель много тренировался, представляя, как наносит его своему отцу. И как только выгорел случай, руки сами его исполнили. Да, Даниель? Чесались ручонки, а? Захотелось пар спустить? Нервы были натянуты до отказа, понимаю.

Эмиль рассмеялся, прижимая руку к боку.

– Я не хотел, чтобы умер кто-то еще, – посерьезнев, продолжил он. – Поэтому мне пришлось действовать быстро и на опережение. Я предложил Ксавье разыграть смерть от отравления, не сказав Сильвии, чтобы посмотреть на ее реакцию. На Ксавье лежала тень убийства дяди Филиппа, и он согласился на помощь во второй раз, чтобы снять с себя подозрения. Потом я через Зою предложил Сильвии изобразить самоповешение, уверив ее, что это поможет разоблачить Даниеля. Они соорудили с сестрой из ремней нечто вроде лямок рюкзака, спрятали их под одеждой, и Сильвия могла безопасно повисеть на люстре некоторое время. Опять же, предлагая ей такое, я сомневался – мог ошибаться насчет Даниеля и выбрать в союзники убийцу. Руки у Сильвии тоже крепкие, она могла бы нанести удар достаточной силы, чтобы вогнать нож в печень. Черт знает этих балерин, как они друг с другом решают, кто будет примой!

На это замечание Сильвия ответила легкой полуулыбкой – ей польстили слова Эмиля.

– Пока Зоя выступала переговорщиком, – продолжил он, – я едва не сошел с ума и, простите, был со многими груб. Но я не знал, что вся прислуга в замке – союзники Даниеля. Этого я не учел! Как не учел поначалу того, что дедушка Абель окажется бывшим военным шпионом и устроит настоящую охоту на мою напарницу, будет ее мучить, заставляя искать проклятое второе хранилище.

Эмиль выдохнул, стал тереть ухо, открывать и закрывать рот. От слабости у него падало давление в сосудах.

– Даниель, не могу поверить, что все это правда, – поднялась Сильвия. – Я всегда искренне и нежно любила тебя, как сына. Жалею, что мне пришлось тогда заявить о пропаже кредитной карточки, но я переживала за твою безопасность. Ты был слишком молод, слишком на всех обижен, мог натворить глупостей и погибнуть. А ты до сих пор не можешь мне этого простить. Я никогда не считала тебя убийцей! Всегда была твоим союзником, и ты называл меня матерью. Я растила твоего ребенка, занимаюсь документами о его усыновлении. И ты хотел отплатить мне смертью?

– Каждый получает по заслугам, – глухо проговорил Даниель.

– Но ты теперь сядешь в тюрьму…

– Вы смошенничали! – Тот разозлился. – Я не услышал ни одного доказательства того, что именно я убил отца и дядю Филиппа. Одни только красивые доводы!

– Ты убил месье Аракаву. – Эмиль достал из кармана телефон, открыл какое-то приложение и протянул Даниелю. Все услышали его голос, сообщающий, что он не хотел убивать повара, признавался, что желал смерти Сильвии, Ксавье, отцу и довольно ясно озвучивал свои мотивы.

Тут все повернули головы к окнам. Меж оливковыми деревьями показался белый фургон, он подъехал к фонтану, и водитель заглушил мотор. У Веры едва не остановилось сердце. Из фургона вышел высокий худощавый человек в сером спортивном костюме и кроссовках, на голове его был капюшон, натянутый почти до самого подбородка.

– А вот и пасхальный подарок, Даниель, – с грустью сказала Сильвия. – Ты так переживал, что мы якобы обманули Бэнкси с его картиной… Я решила вернуть художнику «Девочку с воздушным шариком». Это и есть наш гость и клиент. Самый важный из всех, что когда-либо здесь бывал. Ксавье, – обратилась она к сыну.

Тот поднялся, с достоинством поправил подтяжки и вышел в двери, за которыми