Андрей Кивинов - Вторжение в частную жизнь

Леночка наконец вернулась.

– Что тебя интересует?

– Куракин был один прописан?

– Почему был, он и сейчас прописан.

– А, ну да…

– Один.

– А кто до него?

– Погоди секунду. Вот. Березовский Михаил Геннадьевич, 1930 года рождения.

– Когда выписан?

– В августе этого года.

– Куда выехал?

– Сейчас. Так, ага, выбыл по месту рождения для воссоединения с родственниками.

– О следующем вопросе догадаешься сама?

– Не дурнее некоторых. Место рождения – Волоколамск, Московская область.

– Адреса, конечно, нет?

– Разумеется. Нам это ни к чему. Скажет – напишем.

– Хата наверняка приватизирована.

– Кооператив.

– И, естественно, продана.

– Вероятно. У тебя все?

– Все.

– Целую.

Быстренько кладем трубку, пока Леночка не вспомнила про шоколадки. На безналичном счету моих обещаний их накопилось, как на кондитерском складе. Я, конечно, не жмот и лично Леночке могу отвалить мешок сладостей. То есть Леночке как женщине, вне ее службы в паспортном столе. А как паспортистка она обязана помогать мне безвозмездно. Я не на себя работаю, а на это, как его, государство.

Так-с. С квартиркой Куракина все, пожалуй, ясно. Очень я сомневаюсь, что пенсионер Березовский вернулся на свою вотчину. Скорее всего, потерялся где-нибудь в пути. В лесах заблудился.

Чтобы окончательно убедиться в этом, в общем-то не вызывающем сомнения факте, я тут же перезвонил в Москву своему знакомому из МУРа, попросил вычислить адресок, если такой существует, и спросить у товарища Березовского, почему это вдруг его потянуло на родину.

Затем еще один звонок – участковому, который, в отличие от меня, территорию обслуживает давно и своих героев не только в лицо знает.

– Березовский? Как не знать. Такого второго поискать надо. Лет пять назад это была первейшая фигура микрорайона по части спекуляции винно-водочными изделиями. В те годы это был весьма распространенный вид заработка. В любое время суток у Геннадьевича можно было взять. Весь доход пенсионер пропивал. Имеет склонность к этому делу. Когда подпольный бизнес стал неактуальным, Геннадьич остался без хлеба насущного и стал пропивать все, что нажил в застойные годы. Я давненько у него не был. Он пьяница безобидный и погоды у меня не делает.

– Не делал, – уточнил я. – По данным паспортного стола, он выехал на родину, под Москву.

– То-то его не видно. Хотя да, он как-то говорил, что хочет квартиру продать. Или обменять, не помню. Очень может быть. Пить на что-то надо, а при его запросах…

– Ладно, пока.

Я все-таки вылез из-за стола. Производственный перерыв.

А не подкинуть ли мне убойному отделу еще одну идейку? Насчет квартирки. Пускай проверят, каким образом убиенный Куракин ее купил. Чего это ради он начал обустраивать личную жизнь, даже переезд затеял? Прятался от кого? Или потому что подвох почувствовал?

А машина? Кто ее дернул? И как Куракин ее нашел? Обидно, кстати. Остался я без «девятки». Попробуй докажи, что он ее мне обещал. Ладно, я не очень-то губу раскатываю на такие обещания. Если верить Анечкиной находке, то он в деньгах ой как нуждался и отказываться в пользу государства от «мокрого асфальта» вряд ли бы стал.

Вот тебе и человек без проблем. Это я про Куракина. Людей без проблем не бывает. День поверхностного изучения его бытия, и пожалуйста – тут заморочка, там заморочка… А если приглядеться? Использовать творческий подход? Лучше не вглядываться. Начнутся знакомые темы – бандиты, налоги, крыши, стрелки всякие. Большие «запутки» с маленькими «непонятками». И в личной жизни – женщины, любовницы, любовники, скандалы, разводы. Копнешь поглубже и думаешь – мать честная, да его еще лет десять назад должны были с товарищем Макаровым познакомить. Который без глушителя.

А сейчас? В нынешний судьбоносный период? Когда именно товарищ Макаров с товарищем Калашниковым решают все «непонятки» и «запутки» на бескрайних Просторах Родины. Без всяких переживаний и угрызений.

«Узелок завяжется – узелок развяжется…» Что, товарищ, проблемка? Сейчас решим все проблемки. У вас очень широкая грудь. Как у мишени в тире…

Однако что это я тут политграмотой занимаюсь, раскрывая глаза взрослому населению? Они и так раскрыты. Учить жизни других – самая большая глупость из всех имеющихся в арсенале прогрессивного человечества.

Так что, товарищ Ларин, воздержитесь. Ваша задача – огурцы и коляски. Хотя ладно, чтоб не обидно было, так и быть, можете вторгнуться в частную жизнь. Но ненадолго – туда и обратно. Без глубокого проникновения и лишнего возбуждения. Да, ну и терминология… Бульварщиной попахивает.

Итак, с молчаливого согласия здесь не присутствующих я начинаю вторжение в частную жизнь. Для чего снимаю трубку, набираю номер и произношу два волшебных слова:

– Алло, такси…

Вообще-то, поездка на такси в мои планы не входила. Мне как-то спокойнее на метро – ни гололеда, ни снегопада, ни счетчика. Но такси ко мне приедет. И не первое попавшееся. А то самое, что увезло еще живое тело Куракина с работы накануне смерти.

Я думаю, что Анечка не оговорилась, вспомнив эту маленькую деталь.

«Алло, кто заказывал такси на Дубровку?» Примерно так, только в обратном направлении.

– Минуточку. Машина 35-70 ЛЕГ, водитель Буланов. Да, сегодня на трассе. Прислать? Давайте адрес…

Удивительное дело. Какая приятная дама. Обычно наоборот. «А не пошли бы вы…»

В тревожном ожидании я провел целых сорок минут. В тревожном потому, что дежурная часть могла совсем некстати обрадовать очередным презентом. От бабушки с косой.

Таксист Буланов оказался свойским парнем. Минут пять он морщил лоб, минут десять разглядывал мой настенный календарь с видами Питера и еще минуту усиленно думал. Вернее, вспоминал. Как будто упомянутая мной поездка произошла не позавчера, а в конце прошлого века.

– А! Да, да! Вспомнил.

Еще бы. Я не для того пятьдесят минут потерял, чтобы обратное услышать.

– Я отвез его на юго-запад. Сейчас, сейчас. По Ленинскому, в самый конец.

– Он называл номер дома?

– Нет. Я бы и не запомнил. Просто попросил высадить в конце проспекта.

– Дома-то там были?

– Да, по четной стороне.

– А по нечетной?

– Там забор, стройки, еще что-то.

Я достал чистый лист.

– Нарисуйте, где вы его высадили.

Буланов слеганца блеснул художественными способностями. Надо будет сохранить шедевр. Как фотография. Когда Буланов станет вторым Матиссом, у меня будет ранний Буланов. Что-то в их живописи есть общее.

– Вот здесь. Тут забор, дальше пустырь.

– А куда он пошел? К домам?

Таксист-художник удивленно посмотрел на свое полотнище.

– Как раз наоборот. К забору. Я ведь разворачивался и его бы заметил. А дорогу он не переходил.

– У вас прекрасная память. Вам надо идти в науку, но прежде чем идти туда, подкиньте меня вот сюда.

Я ткнул в квадратик на листе, изображающий машину.

– У меня же план!

Я достал из куртки кошелек, пересчитал наличность и кивнул:

– В счет плана.

– Едем.

Могу я хоть раз позволить себе шикануть? Несмотря на гололед, снегопад и счетчик. Думаю, что могу.

Песню про план я слушал в течение еще сорока минут. Сопровождал ее аккомпанемент включенной рации. Буланов-таксист по всем статьям превосходил Буланова-художника. При таком гололеде выкручивать на такой скорости… В душе, наверное, осознавая, что рядом мент и в случае конфликта с властями в лице ГАИ он вмешается. Почему бы не порезвиться? Я его точку зрения не разделял, вжавшись в переднее сиденье, на которое сел исключительно сдуру. В голове мелькали сладкие грезы о финише или хотя бы красном светофоре.

Когда же мы остановились возле забора, я дружески посоветовал Буланову заняться «Формулой-1». И именно на этом желто-зеленом красавце с антенной. Алан Прост – школьник по сравнению с асом питерских дорог. На мой совет водитель отреагировал очередным болезненным стоном про план. Вот ведь…

Облегчив кошелек ровно на две трети и следуя указанию вытянутой руки мастера Буланова, я направился к забору. Руками, как гордо раскинутыми крыльями самолета, я размахивал в воздухе, чтобы не загреметь на льду.

Забор был высок и длинн. Ой, такого слова, кажется, нет, но вы поняли, о чем я. О том, что дверцы, ведущей внутрь, не было видно ни впереди, ни позади. Черт, а если он кругл? Вот, опять словечко… Буду тогда самолетом летать по кругу.

Но я, как оказалось, заблуждался. Метрах в тридцати от начала путешествия бетонная ограда имела неширокий проем, куда я спокойно проник. Проем превратился в короткий коридорчик, образуемый все теми же бетонными стенами. Миновав его, я оказался на освещенной дороге из щебенки, идущей параллельно забору. Однако все это география юго-запада, поэтому скажу просто: я попал на территорию гаражного кооператива. А забор, получается, вовсе и не забор, а задние стенки гаражей. Надеюсь, собаки еще не спущены с цепей – пистолет-то я оставил в дворянском сейфе, а на льду против собак делать нечего, как, впрочем, и на щебенке.