Георгий Миронов - Игуана

...Интересно, что с ней стало потом?

0н пытался узнавать и по официальным, и по неофициальным каналам. Хотел поддерживать материально... Но она пропала. И был ли ребенок? Интересно, - мальчик, или девочка? Похож, ли ребенок на него, Роберта Локка. Он сам, Бобби Локк, был как два капли воды похож на своего отца и деда. То есть, если взять фотографии одного возраста, то отличить можно только по костюму - моды менялись, а лица мужчин в роду Локков оставались неизменно породистыми - высокие лбы, крупные с небольшой горбинкой носы, волевые подбородки, белесые тонкие брови и неизменный пробор в волосах, вне зависимости от моды...

Они и по характеру были все похожи. Дело прежде всего!

Миллионером стал ещё его дед. Похоже, он не дистанцировался и от криминальных методов расширения своих ранчо. Отец ранчо не интересовался, его волновала нефть. И он приумножил богатства семьи. Он, Роберт Локк, тоже вложил немало сил в семейную нефтяную империю. Но волновал его совсем другой жизненный сюжет, - картины, старинные драгоценности, антиквариат.

И все предки были авантюристами. Дед, оставив свои животноводческие фермы на надежных помощников, в одиночку отправился в Сакраменто и нашел там золотую жилу. Отец, будучи уже миллионером, стал в годы минувшей большой войны главой гигантского концерна, по обеспечению горючим американской армии, лез в самое пекло, был награжден многими орденами и медалями...

А он сам? Сын и внук миллионеров, все бросил и отправился в советскую Россию, - построил по привезенным из Америки чертежам фабрику по переработке хлопка в Гуржанте, и, запросив у отца нужную документацию по изысканиям нефти, стал искать её в безнадежных песках Кара-Кумов. И нашел в сотне километров от Каспийского моря. Мог бы сделать свой миллион, если бы не большевики. А они, вместо того, чтобы сказать "спасибо" - по-русски или по-английски, вначале рекомендовали ему выехать с молодой женой в Москву, а затем и вовсе выперли из страны, заставив бросить беременную жену.. Боже ты мой, как же её звали Фатима? Фариза? Фархад? Или Фархад это мужское имя... Эх, старость, старость... Ее скорее всего давно нет в живых - сталинские лагеря, ссылка, нищета, преследования "за связь с иностранцем"... Нет, её давно уж нет в живых... А ребенок? Он (или она) уже тоже старик, (или старуха), если вообще ребенок - смог выжить в этом большевистском аду... А ведь ребенок, если он жив, даже не знает его...

...Как это ужасно - не знать своих родителей.

Он, Роберт Локк, гордился не только своим отцом, потомственным авантюристом, но и матерью, которая была родом из древней испанской семьи. Предки её по отцовской линии когда-то прибыли в Америку как конкистадоры... Вот тоже интересно - века прошли, а род Афуэро Бюстаманте де Толедо до сих пор живет в Техасе. И, по семейной традиции, по-испански в этом доме говорят так же свободно, как и по-английски...

А на каком языке он говорил со своей женой, там, в России, многие десятилетия назад? Убей, не вспомнить. Или он выучил русский? А она то сама говорила по-русски? Или они говорили на фарси... А знал ли он фарси? А черт его разберет. Столько лет прошло. Но ведь как-то понимали друг друга. С местными инженерами и рабочими, и там, в Средней Азии, в Туркестане, и в Москве он говорил через переводчика. А с молодой женой? В супружескую постель переводчика не пригласить... Язык любви, как музыка, понятен всем. Как-то понимали...

Вначале она была испуганная, робкая девочка. Но у него-то был большой опыт... Бордели США, что ни говори, давали хорошую школу жизни. И он научил её всему, что знали и умели американские шлюхи. Девочка оказалась отличной ученицей. Ни до нее, ни после неё у него так и не было больше женщины, которая давала такое всепоглощающее наслаждение...

Восточная кровь... В нем тоже текла малая толика восточной крови. А как же? Род де Толедо был в родстве с древними родами мавров, с халифами... Правда, в нем, Роберте Локке, оставалась уже капля, точно - всего лишь капля мавританской крови. А в его первой жене было этой восточной крови много, много...

Роберт Локк с трудом встал из глубокого кресла, медленно, чтобы не вызвать боли в позвоночнике, выпрямил спину и победно оглядел кабинет.

Старинная мебель, вывезенная из Испании ещё в ХVII веке, - в отличном состоянии, за которым следили опытнейшие реставраторы... Толстый испанский ковер палевого цвета с голубыми гигантскими цветами и изображением сцены охоты мавров на антилоп, картины...

Живопись он любил. И то, что к картинам был неравнодушен его единственный сын - радовало Роберта.

Медленно ступая по ковру, чуть приседая при каждом шаге, Локк подошел к висевшей в большом кабинете картине.

- Пантоха де ла Круз... Один из величайших испанских мастеров...

...Эта странная манера, свойственная Пантохе де ла Крузу в некоторых (лишь в некоторых, и все эти странные работы были в коллекции Локка) работах, особенно ярко проявилась в портрете Альберта фон Фюрстенберга. Крохотный мальчик, одетый по "взрослой" моде - сабля, на боку, как и положено знатному идальго, детские крохотные ручки и ножки, и - взрослое выражение лица, в котором лишь с возрастом появляющаяся у знатных и богатых людей некая значительность, серьезность взгляда.

- Он страдает, - тихо прошептал Роберт Локк. - 0н знает нечто, что неизвестно взрослым. Нет, не так... Маленькие знают что-то, чего не знают большие.

В дверях ведущих в кабинет раздался мелодичный звон...

Одновременно со звуком колокольчика оповещавшем о приходе близкого человека (чужой без доклада в кабинет попасть не мог) через порог переступил молодой человек лет 20-ти.

Это был Хуан Роберт Локк, его единственный сын.

Его асимметричное лицо было украшено короткой испанской бородкой. Умные, чуть прищуренные близорукостью глаза закрывали очки - "хамелеоны". Хуан с трудом перешагнул через высокий порог и приветливо помахал отцу короткой ручкой.

Хуан Роберт был счастьем и несчастьем Роберта.

Хуан Роберт Локк был карликом.

Сонька-подлиза. Не хлебом единым или смерть на завтрак.

Звонок был по мобильному. Телефон этот знали немногие, и не по тому, конечно, что звонок по мобильному нынче "кусается". Слава Богу, у Мартироса Оганесяна денег куры не клюют. А потому, что это был как бы знак. Такой же, как раньше - "вертушка". Если звонят по мобильному, значит, свои. Минуя секретаршу.

"Куры не клюют"... А почему собственно куры должны клевать деньги? У них совсем другая задача. Куры на птицефабрике (также, наряду с мясокомбинатом и совхозом-колхозом бывшим, а ныне овощеводческим частным предприятием "Гелтос", принадлежавшей Оганесяну) клевали по научному продуманно подобранные корма.

- Сбалансированные! - поднял вверх заросший черным волосом, на тыльной части двух фаланг палец Мартирос.

Он важно снял трубку.

- Мартирос Степанович? - раздался, слегка фонивший в мобильном, нежный, чарующий голос.

- Он самый, заерзал плотной задницей в эргономическом кресле Оганесян, - Чем могу служить?

Женщины - вот слабость Мартироса, женщинам он мало в чем мог отказать. Голос был приятный, низкий, какие Оганесян особенно любил. У певиц - это даже не обсуждается. Но и вообще - у любовниц. А если любовница ещё и пела низким голосам, - цены ей не было. А если была, то высокая.

- Ну, все Ваши возможности я не знаю. Но чем-то уж наверняка можете услужить.

- Я весь внимание! - заверил Оганесян, чувствуя, как физически отчетливо выраженное желание обладать обладательницей этого чарующего голоса переполняет его.

- Вы можете многое... Мне так кажется...

- Например? - запетушился известный хозяин птицефабрики.

- Например, я слышала, что из курятины, выращенной на вашей птицефабрике, изготовляются на Вашем мясокомбинате чудесные паштеты, сосиски и сардельки. Это так?

- Так! - с гордостью ответил Мартирос. - Лучшие в мире.

- Ой ли?

- А то? Завтра утром отгружаем первую партию консервированного куриного паштета и куриных консервированных сосисок в Саудовскую Аравию. Крайне выгодный контракт! - похвастался он, стремясь заинтриговать незнакомку, вызвать у неё вначале коммерческий, а затем и, кто знает, эротический интерес. - Да и в Москве пять моих магазинов торгуют продукцией моего комбината, принося хорошие прибыли. Кстати, Вы могли бы попробовать продукцию этого комбината. Хотите, в моем ресторане "Золотой петушок", хотите - прямо здесь, в моем офисе. Или, - заерзав задницей на взмокшем сидении кресла от того, что пауза с ответом затягивалась, - на пленэре... Так сказать...

- Навряд ли...

- Не понял? Что - навряд ли?

- Навряд ли я решусь есть Вашу продукцию.

- А что такое? Диета? - закокетничал Мартирос, но, услышав ответ, враз потерял желание кокетничать.

- Да нет... Говорят, отравлены ваши сосиски-сардельки, да и паштеты, предназначенные к отправке на Аравийский полуостров, тоже.

- Не понял, - вдруг поняв, что дама на другом конце провода не шутит и не кокетничает с ним, пробормотав, онемевшим, заплетающимся языком Мартирос.