Светлана Алешина - Любовь зла

— Если человек несчастлив, значит, у него на это есть причины, и насильно счастливым его не сделаешь, — вздохнул он наконец, положил блинчик обратно и взялся за чашку с чаем. — Так и со Степой получалось: Кряжимский уже избрал ему будущее — талантливый журналист, а парень еще и сам не знал, чего ему в этой жизни надо. К тому же Степа крепко засел на игле, а бросить воли не хватало. Кряжимский за ним как второй папа ходил, еду приносил, когда у парня и крошки дома не было, давал денег за квартиру заплатить, разговаривал с ним, одним словом, помогал как мог. И хотя парень не учился толком, его почти выгнали из института, и шлялся он неведомо где, думаю, случалось и квартирные деньги переводить на наркотики, ты же знаешь нашего Сергея Ивановича — упрям как черт. Да и парень все же не совсем дурак был: понял, что чего-то еще хочет в жизни, и взялся за ум.

— Да, я помню: Кряжимский хотел нас как-то познакомить с юным дарованием, будущей звездой журналистики, — подтвердила я, про себя изумляясь столь необычному для молчуна Виктора монологу. — Как тогда Ромка на него дулся, вспомнить страшно!

— Все оказалось не так просто, — продолжал Виктор. — На наркотики деньги нужны, Степан и связался с какой-то компанией. Потом соображать стал, понял, куда вляпался, но ведь, когда доза нужна, все по барабану. Уж не знаю точно, что они там еще натворили, но, по словам Кряжимского, разграбили пару ларьков и один сожгли, а также проникновенно беседовали по ночам с поздними прохожими, убеждая их пожертвовать деньги на хлеб несчастным и немощным. И вроде бы, когда Степа решил завязать, нашел работу, он тогда даже деньги Кряжимскому вернул, кое-кто из его «друзей» начал возмущаться, что же, мол, мы, гад, недостаточно для тебя хороши? Чумарили, в общем, и не отпускали.

— А как они с Кряжимским познакомились? — данный вопрос давно не давал мне покоя.

— Не знаю точно, — пожал плечами Виктор. — Но это было приблизительно в то время, когда Сергей Иванович готовил серию статей о преступности среди молодежи и, в частности, о наркотиках. Помнишь?

Я мрачно кивнула.

— Вроде бы как была ментовская облава на наркоманов, и Кряжимский тогда умудрился отмазать парня, ссылаясь на его участие в журналистском расследовании. И с тех пор он, видимо, решил, что раз уж вмешался в естественный ход событий, то и доводить дело надо до конца.

— А про Настю ты что-нибудь знаешь? — спросила я под конец.

Виктор говорил уже так долго, и я начала панически бояться: в любую минуту он мог закрыть рот и отделаться от меня выразительным мычанием. Но чувствуется, дело действительно показалось Виктору серьезным, и пока сложностей в общении из-за его гипертрофированной тяги к молчанию не возникало.

— Девушку его?

— Бывшую, — поправила я его.

— Ну да, — согласился он. — Теперь бывшую.

Любил он ее сильно, а она, по словам Кряжимского, совсем пропащая наркоманка.

— А про Алексея со сломанным носом ничего не слышал?

Виктор отрицательно покачал головой.

Разговор на некоторое время прервался. Виктор переваривал услышанное, и я решила все же доесть пирожное, обдумывая, что делать дальше.

— Давай вот как, — вдруг первым нарушил молчание Виктор.

Я чуть не подавилась от неожиданности, закашлялась и просипела:

— Говори, говори!

— Ты ищешь Настю, а я пытаюсь найти его друзей-нарков и этого Алексея. С чего бы это Степа вдруг решил уехать? Уж не бежал ли от кого?

— Да, кое-что это бы объяснило.

— Где, ты говоришь, эта компания любит собираться по вечерам? В городском парке? После работы туда и пойду, поговорю, — несколько зловеще добавил он.

— Ладненько. А я попробую найти Настю сейчас и потом тоже приеду на работу. Пусть Маринка не думает, что я забыла о том, что у нас завтра выпуск. И если будет звонить Кряжимский, скажи ему, чтобы немедленно возвращался, и другим скажи, чтобы передали ему то же самое. Придумай какую-нибудь уважительную причину. Пусть он лучше сам приедет, чем его потом под конвоем привезут. Как скрывшегося преступника.

— По этапу, — сказал Виктор.

— Что?

— Это называется привезти по этапу.

— Боже! — только и хватило сил у меня произнести.

— А ты представь, как будет интересоваться твоей поисковой деятельностью прокуратура, — успокаивающе довесил он.

Я вскочила со стула и убежала прочь, пока он не сказал еще чего-нибудь в том же роде жизнеутверждающего.

Дома у Насти никого не было, поэтому на работу я попала быстро. Маринка встретила меня укоризненным взглядом.

— Еще не вечер, — твердо сказала я. — У меня полно времени для того, чтобы выполнить все свои обязанности.

— Держи, — вместо ответа она сунула мне в руки ворох бумаг. — Твои заметки и черновики к статье, которая идет завтра на первой полосе. Было бы неплохо, если бы мы вовремя смогли отправить их в верстку.

Не будь у меня заняты руки, схватилась бы обеими за голову. Как я могла забыть? Понятно теперь, почему Маринка так нервничала.

— Кряжимский не звонил? — садясь за компьютер, крикнула я из другой комнаты.

— Имей совесть, в конце концов. Человек только что уехал!

— На море, — мечтательно провыл из дальнего угла Ромка.

— Может, я соскучилась, — буркнула я в ответ.

Возможно, это и не правильно, но за работой я забываю обо всем. Вот и сейчас черные буковки на экране монитора мгновенно вытеснили из моей памяти Степу, Настю и даже Кряжимского. Статья получалась интересная, я довольно долго готовила к ней материал, и теперь хотелось как можно скорее насладиться готовым результатом своих трудов. Вот только подредактирую чуть-чуть…

— Ольга Юрьевна! — вдруг донеслось до меня.

— А? — вскинулась я. Судя по тону, звали меня не в первый раз.

Я подняла голову и остолбенела. Передо мной, гордо выпятив живот и надменно созерцая меня сверху вниз, стоял Стопорецкий собственной персоной. Неподалеку застыл его секретарь, а у стола в нетерпении подрагивал вчерашний старичок.

— Вот! — указуя перстом, обличающе воскликнул он. — Вот, я же говорил — пьянство прямо на рабочем месте!

Я невольно посмотрела в указываемом направлении: импульсивный дедуля тыкал пальцем в бутылку с коньяком, которым, добавляя в кофе, согревала меня вчера Маринка.

— Вертеп! И вот такие люди работают у нас в печати! Формируют, можно сказать, общественное мнение! — продолжал буйствовать старичок. Борода его при этом мелко тряслась, а глазки так и посверкивали от вожделения при виде темно-янтарной жидкости в бутылке.

Стопорецкий гаденько улыбался.

— Ив самом деле, что же это вы, Ольга Юрьевна, прямо на работе злоупотребляете?

— Во-первых, здравствуйте, — ледяным голосом прервала я представителя администрации. — А во-вторых, что здесь происходит?

— Здравствуйте, — не стал спорить Стопорецкий. — Вы уж извините за вторжение, за то, что отрываем вас от работы, но дело в том, многоуважаемая Ольга Юрьевна, что в последнее время к нам стало поступать слишком уж много жалоб на вас. И я всего лишь счел нужным лично во всем разобраться, вернее сказать, приехать к вам, чтобы мы могли вместе выяснить, в чем же дело.

— И в чем же дело? — сохраняя на компьютере текст и откидываясь на спинку стула, спросила я. — Да вы присаживайтесь, не стесняйтесь.

Легкой улыбкой показывая, что ему такое никогда бы и в голову не пришло, Стопорецкий скромно занял единственное кресло в кабинете. Секретарь примостился на стуле, а дедуля так и остался стоять у окна. Я вообще-то неплохо воспитана и с уважением отношусь к старшим, но дедуля допекал нас уже месяца четыре, и из всех стульев на свете я бы с удовольствием предложила ему только электрический.

Стопорецкий выдержал эффектную паузу и начал:

— Ольга Юрьевна, насколько я понимаю, цель вашей деятельности — это знакомство жителей нашего города с достоверной, правдивой информацией о происходящих в криминальном мире событиях.

— Не совсем так, но оставим это, — не стала придираться я к точности формулировок.

— Итак, ваша задача, — невозмутимо продолжал Стопорецкий, — объективно освещать события, и, пока вы держитесь в рамках этого направления, не возникает никаких претензий. Но время от времени вы беретесь за аналитические обзоры или же, что еще хуже, затрагиваете вопросы частной жизни граждан.

Дедуля у окна заерзал, готовый немедленно перейти в наступление.

— Порой вы публикуете абсолютно недопустимые статьи…

— Возмутительные! — не выдержал дедуля.

— Вам ведь знакомо слово диффамация?

— У вас есть какие-то конкретные жалобы? — холодно поинтересовалась я. — Обычно в редакцию приходят иные отзывы. Очень часто читатели называют нашу газету наиболее разумной и беспристрастной из всей массы прочих аналогичных изданий.