Чингиз Абдуллаев - Фактор страха

Премьер-министр, привыкший обдумывать каждый свой шаг, был предельно осторожен.

«Он хочет иметь козырь против недоброжелателей, — подумал Дронго, — понимает, что Романенко в одиночку не удастся довести расследование до конца. Что ему необходим помощник. Не состоящий на службе, свободный от государственного контроля эксперт».

— Мне нужны люди, — сказал Дронго.

— Сколько? — спросил Премьер. — Учтите, тут необходима строгая конспирация. Да и возможности у нас ограниченные.

— Дайте мне Зиновия Михайловича. — Дронго вспомнил инженера, работавшего с ним три года назад. Его тогда прислали из Службы внешней разведки. — Мне нужен этот человек с его аппаратурой.

— Сделаем, — сказал Премьер.

— И еще нужна полная независимость, чтобы никто не вмешивался в мои дела, — сказал Дронго и, заметив набежавшую на лицо Премьера тень недовольства, добавил: — Вы же знаете, я не люблю, когда мне мешают.

— Хорошо, — вздохнул Премьер, — что еще?

— Финансирование. Я дорого стою. Это не реклама, мне нужен минимум…

— Я знаю ваши способности, — перебил его Премьер, — сколько вы хотите?

Дронго назвал сумму. Помолчав, Премьер кивнул.

— Охрана нужна?

— Нет, — улыбнулся Дронго, — толку от нее никакого, одна суета.

Премьер усмехнулся, вытер платком пот со лба.

— Во что бы то ни стало надо найти доказательства вины этих людей. Если хотите, это моя политическая программа. Речь идет не только об арестованном заместителе министра. Генеральный прокурор сообщил, что Ахметов был связан с людьми во властных структурах. Существовала разработанная система хищений в Минтопэнерго. Система лжебанкротств, ускоренных лжебанкротств. По самым скромным прикидкам наших экспертов, украдено не менее пяти-шести миллиардов долларов. Пять-шесть миллиардов, — повторил Премьер, — это единственное, что можно доказать. За такие деньги они могли купить всех чиновников и руководителей, даже в кабинете министров.

— За такие деньги они будут сражаться, — вставил Дронго.

— Обязательно будут, — согласился Премьер, — и не исключено, что мы проиграем.

— Зачем тогда вы ввязываетесь в эту драку? — поинтересовался Дронго. — Вы человек пожилой, многое повидали, у вас огромный опыт. Не все ли вам равно, какая группировка придет к власти? В принципе все они на одно лицо. Одни получше, другие похуже.

— Может, вы и правы, — ответил Премьер, — но очень противно чувствовать себя марионеткой в руках кукловодов. Терпеть не могу, когда кто-то пытается решать за меня. Надо рискнуть. Всем будет трудно, я знаю. Особенно вам. Поэтому я согласен на все ваши условия. Но и у меня есть свои. Всего два. Первое вы уже знаете. Конспирация. Никто не должен знать о нашем разговоре. Хотя бы до моей смерти. Я намного старше вас, и вы, надеюсь, потерпите. Ждать не так уж долго. Во-вторых, вам придется соблюдать некоторые правила игры, то есть действовать только законными с точки зрения права и этики методами. Для нас это очень важно.

— Понимаю, — серьезно ответил Дронго. — Я всегда стараюсь действовать в рамках закона. Если получается, — добавил он тихо. Премьер усмехнулся. Они поняли друг друга.

— Договорились, — Премьер поднялся. — Мой помощник даст вам свой прямой телефон. Звоните в любое время суток. Зиновий Михайлович вечером свяжется с вами. У вашего дома будут постоянно дежурить сотрудники ФСБ. На всякий случай. До свидания.

Он пошел было к двери, но на пороге остановился и, повернувшись к Дронго, напомнил:

— Действуйте в рамках закона.

И вышел. Через полчаса Дронго отвезли домой. Еще через час к нему приехал Романенко.

— Мы проверили наши сообщения, подозревать можно всех пятерых, — сказал он мрачно. — Как вычислить предателя? У нас в запасе всего день. Вряд ли успеем.

— Попытаемся, — произнес Дронго, — попытаемся выявить предателя среди ваших лучших сотрудников. Помните, что говорят французы? «Предают только свои».

— Этого я и боюсь, — признался Всеволод Борисович. — У вас есть какой-нибудь план?

— Есть, — улыбнулся Дронго и стал рассказывать.

Егор Фанилин, настройщик роялей, был альфонсом и не видел в этом для себя ничего обидного, тем более что в таком качестве пребывал последние двадцать лет своей жизни. Симпатичный, хорошо воспитанный, закончивший консерваторию и в меру начитанный, он нравился женщинам с первого взгляда. К своим сорока сохранил удивительно стройную фигуру и густые, светлые, вьющиеся волосы. Он тщательно следил за собой, всегда был чисто выбрит, благоухал хорошим парфюмом, даже умудрялся элегантно одеваться. И все для того, чтобы охмурить очередную жертву и сесть ей на шею.

Когда Егору было пять лет, отец ушел из семьи к другой женщине под тем предлогом, что она больше подходит ему в духовном плане, чем жена. Отец заведовал библиотекой и считал себя прямо-таки воплощением духовности. Мать преподавала в школе пение и на свою скромную зарплату растила двоих детей. С малых лет Егора баловали мать и старшая сестра, выполнявшие все его прихоти. В маленьком тиране души не чаяли еще две женщины — незамужняя сестра матери и бабушка. Постепенно мальчик проникся уверенностью, что никто не может ему ни в чем отказать.

Первый щелчок судьбы он получил при попытке поступить в Московскую консерваторию. Мать была в отчаянии, Егора могли забрать в армию. Она объездила несколько городов, подключила всех своих близких и не очень близких подруг и родственников, и наконец в далеком азиатском городе нашла консерваторию, где почти гарантировали поступление за определенную плату.

В этом городе молодые люди стремились попасть на юридический, чтобы обеспечить себе будущее прокурорскими и судейскими взятками. В консерваторию поступали в основном женщины. Попадались, конечно, и парни, те, которым не удалось никуда поступить, и теперь они искали в консерватории спасения от армии.

На семейном совете решено было продать загородный дом бабушки, где семья обычно отдыхала в летнее время. На образование мальчика требовались расходы. Дом продали, мать, прихватив с собой своего оболтуса, отвезла деньги в далекий азиатский город и передала вороватому типу с бегающими глазками, председателю приемной комиссии. Тип слово сдержал, Егора в консерваторию приняли, а мать, счастливая, вернулась домой.

В студенческом общежитии царила свобода и сексуальная раскрепощенность. В первые несколько месяцев Егор умудрился пропустить половину занятий, зато обзавелся подружками из числа студенток своей группы. Нравы в городке были несколько иные, чем в его родном местечке.

Студентки делились на две группы. Живущие в общежитии готовы были встречаться с любым парнем, если даже он им не особенно нравился. Те, что приезжали в консерваторию на папиных служебных машинах, на однокурсников не обращали никакого внимания, твердо зная, что достойного жениха им выберут родители и что только с их согласия они могут выйти замуж. С первыми было интересно, они легко знакомились, охотно общались с Егором. Со вторыми не получалось ничего. Ко второму курсу стало ясно, что ни Моцарта, ни Шуберта из Фанилина не выйдет. Оставалось доучиваться в этом жарком городе, терпеливо дожидаясь получения диплома.

Он пробовал знакомиться с девушками из второй группы, но наталкивался на легкое презрение и почти не скрываемое пренебрежение. Это было обидно. На третьем курсе ему уже не хватало тех пятидесяти рублей, которые ежемесячно присылала мама. И тогда появилась в жизни Егора Фатима Теймуровна. Женщина невероятных габаритов и большого сердца. Она работала заведующей столовой и давно обратила внимание на смазливого паренька, выделявшегося своей светлой шевелюрой. Фатима Теймуровна была вдовой, а южное солнце делает людей ненасытными в любви. То ли Егор обратил на нее внимание, то ли она на него, он теперь уже точно не помнил. Однако ночь, проведенную с этой женщиной, вспоминал с удовольствием. И хотя она ему годилась в матери, ее бурный темперамент великолепно сочетался с молодостью и силой Егора.

Через две недели его снова потянуло к ней. На этот раз она утром всунула ему в карман двадцатипятирублевку, по тем временам деньги немалые. Весь день Егор мечтал о том, как швырнет их в лицо оскорбившей его женщине. Но к вечеру успел их потратить, утешая себя тем, что, как только получит перевод от матери, сразу вернет. Теперь ему приходилось существовать только на эти пятьдесят рублей, стипендии ему давно не платили. Из-за неуспеваемости.

Следующую купюру того же достоинства он потратил не задумываясь, и с тех пор больше не мучился угрызениями совести. На четвертом курсе Егор просто переехал к Фатиме Теймуровне, и оставшиеся два года промелькнули как прекрасный сон. Он постоянно был сыт, при деньгах, не говоря уже о любовных утехах.