Антон Антонов - Степень свободы

Потом зажегся свет. Вика едва успела надвинуть себе на глаза черную повязку. Она сделала это не только потому, что боялась наказания, но еще и по причинам психологическим. Вика стыдилась своей наготы, а с закрытыми глазами ей казалось, что вокруг темно. Тем не менее, она машинально прикрылась руками от взглядов тех, кто вошел в дверь, — и тут же услышала мужской голос:

— Запомни первое правило. Ты никогда не должна закрывать свое тело от глаз хозяев. Убери руки и встань.

Вероника поднялась.

— Заведи руки за голову и разведи локти в стороны, — приказал мужчина.

Вика сделала и это. Она отлично помнила, что было с Таней, когда та не сразу выполнила требования этих людей.

Она выглядела очень соблазнительно в этой позе — нимфа, распускающая волосы. Но похитители заставили ее принять такое положение с чисто утилитарными целями — чтобы бич обжег тело, а не руки. Он просвистел в воздухе и обвил бедра Вероники. Девушка вскрикнула от боли и стала оседать на пол. На месте удара выступила кровавая роса, но можно было ручаться, что шрама не останется. Слезы сами собой брызнули из глаз, и Вика закрыла лицо руками, сжавшись в углу.

— Ты должна научиться смирно стоять во время наказания. Впрочем, в следующий раз мы тебя привяжем, — сказал все тот же голос.

— Кто вы? Что вам нужно от меня? — прошептала сквозь слезы Вероника.

— Нам нужна покорность, — с оттенком торжественности в голосе объявил мучитель.

Свет погас и дверь бесшумно закрылась.

Ира Лубенченко с фотографом вышли к бывшей «Бригантине» через лес. Когда-то в этом месте был хлипкий заборчик, через который легко перебирались даже октябрята из младших отрядов, отправляясь в самовольное путешествие по окрестностям.

Теперь забор подрос метров до четырех и сделан был не из трухлявого штакетника, а из армированного бетона. И спирали из колючей проволоки поверху.

— Даже не думай! — предостерегающе воскликнул Чердаков, перехватив оценивающий взгляд Ирины, нацеленный на бетонное препятствие. По безбашенности своей Ира вполне могла затеять проникновение на охраняемую территорию, тогда как Коля был заранее уверен, что ни к чему хорошему это не приведет.

— Они могут стрелять и будут на сто процентов правы, — добавил он, заметив, что его первая реплика не возымела должного действия.

Он уже вовсю щелкал своим аппаратом, не замечая маленькой видеокамеры, внимательно оглядывающей окрестности из-под колючей проволоки.

Продолжая снимать, Чердаков вместе с Ириной быстро смещался ближе к главному въезду. Въезд следовало сфотографировать обязательно: только там были хорошие приметы, доказывающие, что территория, огороженная четырехметровой бетонной стеной — действительно бывший пионерлагерь «Бригантина». Например, здоровенный валун с выбитой на века надписью «Здесь был я» и рядом с ним — гигантская сосна с причудливой кроной.

Снимали то место из леса — чтобы не показываться на глаза охране. Видеокамеры и другие средства сигнализации Ирина и Николай так и не засекли. Они и не предполагали, что территория охраняется настолько хорошо.

Главные ворота вдруг плавно раскрылись и оттуда выехал фургончик «Газель». Коля потратил на него несколько кадров и сказал:

— Все. Сматываемся.

До оставленного на дороге «Москвича» они добирались минут пятнадцать. Возле машины никого не было, и вокруг царило идиллическое спокойствие. Чердаков шумно выдохнул и сказал:

— Уф! Пронесло.

Журналисты все еще думали, что имеют дело с обыкновенными новыми русскими, проворачивающими какую-то темную махинацию за счет детей, лишившихся пионерлагеря.

Однако все оказалось гораздо хуже. Уже на шоссе, в нескольких километрах от поворота к «Бригантине», «Москвич» ждали двое в милицейской форме. Один был с жезлом, второй — с расстегнутой кобурой.

— Не останавливайся, — сказал Коля.

— А кто объясняться будет? — спросила Ира, которая подумала, что это вполне могут оказаться настоящие милиционеры, либо подкупленные хозяевами «Бригантины», либо вообще не имеющие к ней отношения. А с милицией шутки плохи. Ей сейчас позволено даже стрелять по машинам, которые не выполняют приказа остановиться.

Однако один из «милиционеров» — тот, что с кобурой, — допустил ошибку. Он начал доставать пистолет еще до того, как стало ясно, что «Москвич» не собирается останавливаться.

Увидев это, Ира сильнее надавила на газ.

Пистолет тотчас же оказался в руке «милиционера», и по колесам он стрелял практически в упор.

Как только «Москвич» остановился, из леса выскочили люди в камуфляже и спецназовских масках. Со стороны это с абсолютной достоверностью напоминало арест крутых мафиози. Иру и Николая вытащили из машины, бросили грудью на капот и устроили им фирменный обыск. «Гаишник» в это время стоял посреди дороги и энергично махал своей полосатой палкой, побуждая шоферов других машин поскорее проезжать мимо. А один из «замаскированных» склонился к уху Ирины и сказал очень тихо:

— Очень прошу послушать моего совета. Не надо жаловаться на наши действия в компетентные органы или, упаси Боже, писать об этом в газете. Иначе, уверяю, смерть в автокатастрофе покажется вам наилучшим выходом.

Его коллеги тем временем засветили все фотопленки, какие только нашли, а заодно отвинтили простреленное колесо и укатили его по лесной тропинке.

— У вас в багажнике превосходная запаска, — сказал разговорчивый «камуфляжник». — И запомните — никакого происшествия с вами по дороге не было, и пленки вам никто не засвечивал. Вы просто передумали заниматься этим объектом. И вообще решили выбрать другую тему. Убежден — редактор вас поймет.

Имя Геннадий не относится к числу наиболее распространенных в современной России. Редким его тоже не назовешь, но все-таки с Сергеем или Игорем ему не сравниться.

На английском отделении филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета среди студентов всех курсов числился только один Геннадий. Надо отметить, что в последние годы половая пропорция на филфаке нисколько не изменилась — здесь ощутимо преобладали девушки, а юноши попадались спорадически.

Геннадий Вересов окончил четвертый курс, и это тоже стыковалось с рассказом чемпиона мира Щукина о том, почему его любимая девушка Светлана ушла к покойному ныне Густову. Очевидно, Вересов плохо сдал экзамены за четвертый курс и его шансы на работу за границей резко упали.

В деканате это предположение подтвердилось целиком и полностью. Вересов с трудом проскочил зимнюю сессию, а летнюю не сдал вовсе. В мае месяце он лег в неврологическую больницу, а шестнадцатого июня вышел из нее и буквально за день до убийства Густова получил академический отпуск. В общежитии на Мытнинской набережной оперуполномоченному угрозыска Максимову сообщили, что днем в пятницу Вересов забрал из комнаты свои вещи и сообщил соседям, что едет домой в Петрозаводск, лечить нервы рыбалкой и купанием в лесных озерах.

Отправлять в Петрозаводск официальный запрос и ждать ответа — это развлечение дня на три, но по счастью, у Максимова в Петрике служил однокашник по высшей школе милиции. Правда, не в угрозыске, а в ОБЭП, но для выполнения дружеской просьбы это особой роли не играло.

Однокашник Максимова вечерком сбегал к Вересовым домой и ближе к ночи позвонил в Питер.

— Короче, он не приезжал, — сообщил он Максимову. — Мамаша сильно удивилась. Если она не училась актерскому мастерству у Станиславского лично, то в Петрике его нет.

— Очень интересно, — сказал на это Максимов.

Чуть позже, рассказывая о своих открытиях следователю Протопопову, опер заметил:

— Похоже, наш «глухарь» рассосался сам собой. Вместо страшной мафиозной разборки — банальное убийство из ревности. Подозреваемый налицо, мотив очевидный, улики будут, как только его возьмем…

— Ой не кажи гоп… — ответил следователь с украинским акцентом. — Сначала возьмите, потом радуйтесь.

— А куда ему деться, сам посуди. Он на сто процентов не профессионал, связей в криминальной среде не имеет, денег тоже. Ну куда бедному убийце податься?

— Знаешь, друг, прежде чем слать мне победные реляции, объясни-ка, откуда бедный студент без денег и без связей в криминальной среде мог взять пистолет?

— Мало ли… — уже не так уверенно ответил Максимов.

Данных по оружию пока не было. Среди экспертов-трассологов ни Максимов, ни Мышкин близких друзей не имели, так что ждать экспертизы приходилось в порядке общей очереди.

Но вероятность того, что эти данные добавят что-то новое к уже имеющимся сведениям представлялась крайне незначительной. Надо искать Вересова, задержать его как можно скорее — а там уже проще простого будет выбить из него признание. И тогда все — делу конец. Долой «глухари» и «висяки» — да здравствуют успехи в борьбе с преступностью.