Энн Грэнджер - Цветы на его похороны

После его признания они долго молчали; каждый был поглощен своими мыслями. Мередит не знала, о чем думает Алан, но спустя какое-то время он вдруг встал, снял с багажной полки свой плащ, снова сел, положил плащ на колени и осторожно вытащил из кармана тщательно сложенный носовой платок.

— У тебя аллергия на пыльцу? — спросила Мередит, вспомнив, что Алан уже доставал платок в павильоне выставки.

— Что? А, нет… Я… понимаешь ли, подобрал это с пола…

Мередит удивленно раскрыла глаза и наклонилась вперед.

— Та самая колючка, что застряла у Алекса в пиджаке? Какая длинная! Но зачем тебе?.. — Она замолчала и осуждающе посмотрела на него. — Алекс ведь ее выронил! Я запомнила! А ты, выходит?.. Уронил сверху платок, а потом незаметно поднял и сунул себе в карман?

— Да, — ответил Маркби, словно оправдываясь. Заметив, что она тянется к колючке, он поспешно добавил: — Не трогай!

— Я ее не выроню!

— Дело не в том… просто… хочу получше рассмотреть ее под микроскопом!

Мередит стало не по себе.

— В чем дело? — Она внимательно оглядела тонкую колючку. Колючка очень напоминала иглу сантиметров в пять длиной; у основания немного толще, а к концу сужается… Кончик отломлен.

— Пока я ничего подозрительного не вижу. Мне просто стало любопытно. Я не знаю кактусов такого вида. Как видишь, колючка очень крепкая и совсем не гнется. Похоже, ее извлекли из какого-то дикорастущего, пустынного кактуса, а не одомашненного. У кактусов, которые разводят дома, колючки короче и мягче. Может, она от опунции? Хотелось бы мне узнать побольше об этом растении!

Маркби аккуратно завернул колючку в платок и снова убрал в карман плаща.

После пережитого Мередит испытывала неимоверную усталость. Случившееся все больше казалось ей досадной помехой, испортившей им жизнь. Хуже того, теперь во всем произошедшем ей чудилась смутная угроза. Сама не понимая, чего боится, Мередит мрачно произнесла:

— Все и так плохо. А ты нагнетаешь обстановку!

Несмотря на то что домой они вернулись очень поздно, совершенно вымотавшиеся, а назавтра предстояло вставать очень рано, в ту ночь Мередит не спалось.

Что ж, удивляться не приходится! Стоило ей закрыть глаза, как возникали непрерывно двигающиеся фигуры, словно участвующие в средневековой аллегории «Пляска смерти». Только вместо обычных для таких сюжетов рыцаря, нищего, дамы и монаха в танце кружились Константин, Рейчел и Маркби, причем Рейчел и Маркби держались за руки. Если Мередит и видела в веренице фигур себя, то только в образе нищего, который смиренно плетется в самом конце процессии.

В три часа ночи она не выдержала. В одной ночной рубашке прошла в гостевую спальню и открыла большую коробку.

Спальня для гостей служила местом, куда можно было сваливать пока не нашедшие применения вещи. Мебели в ней почти не было, если не считать грязного старого кресла, которое следовало заново обить. В коробке, которую она открыла, хранились разнообразные сувениры: записки, написанные ею еще в отрочестве, картины и поделки из Восточной Европы, керамика из стран Средиземноморья, а также всевозможные диски и книги. То, что она искала, наверное, в самом низу…

Нырнув с головой в коробку, Мередит трудолюбиво рылась в содержимом, как терьер в лисьей норе. Нашла! Очень довольная собой, она вытащила со дна коробки фотоальбом и села в кресло, собираясь пролистать находку при тусклом свете сорокаваттной лампочки, уныло свисавшей с потолка.

В гостевой спальне было холодно; на полу стояла чашка с остывшим нетронутым чаем, которую она так предусмотрительно захватила с собой. Не замечая неудобств, Мередит раскрыла черную кожаную обложку старого альбома и принялась листать страницы. Чем дальше она листала, тем больше удивлялась.

Вот они все, защищенные от порчи проложенной между страницами папиросной бумагой, — ее одноклассники, ровесники и учителя. Вот родительские дни, выпускные вечера, спортивные соревнования… Смущенные и гордые родители на трибуне… Вот даже школьный кот, всеобщий любимец — перекормленный полосатый толстяк. Все детство и отрочество на аккуратных прямоугольниках, подписанных округлым детским почерком. Осколки прежней жизни, как ископаемые, хранили события важные и незначительные, веселые и грустные.

Одни имена вспоминались сразу же. Другие лица казались забытыми или вспоминались, но не до конца — соответствующие им имена были покрыты завесой тумана. Как динозавры одной с ней эпохи.

А вот и их команда по нетболу: они празднуют победу в межшкольном соревновании. Сама Мередит — в заднем ряду из-за высокого роста. А впереди, в самом центре, с кубком в руках, естественно, Рейчел. В шестнадцать лет они уже не были маленькими девочками. Те, что переживали переходный период, были стеснительными и не любили сниматься. Рейчел, одна из немногих, смотрела в объектив спокойно, уверенно и даже вызывающе. Мередит вспомнила: фотограф, что снимал их тогда, был молод и довольно симпатичен. Она вздохнула. Даже в школе она была гораздо выше, а Рейчел — много красивее всех остальных девочек.

Мередит откинула голову на спинку кресла и задумалась. Интересно, сохранились ли у Алана фотографии Рейчел? Что он сейчас делает — сладко спит в своей постели или, как и она, рассматривает извлеченный из небытия свадебный портрет или снимок, сделанный на отдыхе? Ей не хотелось представлять, как жили вместе Алан и Рейчел, но она ничего не могла с собой поделать. Брак, даже неудачный, закончившийся разводом и взаимной неприязнью, невозможно полностью забыть, исключить из своей жизни. Ведь он был… И навеки сохраняется в сознании, хотите вы того или нет.

Прежде чем закрыть альбом, она бросила на снимок последний взгляд, а затем с трудом встала с кресла. Странно, до чего старые фотографии и всякие мелочи способны разбередить воспоминания. Особенно не самые приятные.

Например, она помнила, как Рейчел всегда ухитрялась очутиться в центре внимания. И то, как она ловко лгала, выгораживая себя.

В выходные Мередит Алана не видела. Она не звонила ему, а он не звонил ей. Мередит вздыхала: «Интересно, кто из нас кого избегает?»

При встрече они неизбежно начнут обсуждать Рейчел и Алекса, и почти наверняка дело закончится ссорой. А может, впадут в другую крайность и решат вовсе не упоминать о происшествии. Тогда они украдкой станут поглядывать друг на друга и постоянно отводить глаза в сторону. Мередит не знала, что хуже. Наверное, то же самое чувствовал и Алан. Вот почему он не звонил и не приходил.

Но оказалось, что Алан не звонил и не приходил к ней совсем по другой причине. Мередит все выяснила лишь на следующей неделе, когда ее вызвали в Лондон, в Скотленд-Ярд, к суперинтенденту Хокинсу.

Она позвонила Алану и спросила:

— Кто такой Хокинс?

— А я как раз собирался тебе звонить, — ответил он. — Я поеду туда вместе с тобой. Меня… снова вызывают.

— Снова? — удивилась Мередит, и сердце у нее упало.

— Да. Меня… уже вызывали туда после того, как мы… после нашей поездки в Челси.

— Дело в той колючке кактуса или опунции — или как ее там?

Утром она приехала в Лондон на работу, как обычно, а с Аланом встретилась в обеденный перерыв. В половине третьего они должны были явиться в Скотленд-Ярд. Пообедали они без всякого удовольствия: ресторанчик оказался переполнен, по залу носились ошалевшие от обилия заказов официантки, обслуживание небрежное, едва невкусная. Почти все блюда здесь готовили в микроволновке из замороженных полуфабрикатов.

— Хокинс сам тебе все расскажет, — смущенно ответил он.

— А почему не ты? — спросила Мередит. — Только не пудри мне мозги своим профессиональным жаргоном! Я хочу заранее подготовиться к встрече с Хокинсом!

— Тебе запудришь мозги, как же! — Впервые с тех пор, как они сели за стол, Маркби улыбнулся. Правда, улыбка тут же увяла. — Ладно, идет. Только учти, я не могу сказать тебе больше того, что знаю сам. Я думал… мне показалось, экспертам интересно будет взглянуть на эту колючку. Мне стало любопытно, только и всего! Оказалось, что колючку извлекли из растения очень осторожно, а потом чем-то пропитали и обломили кончик. В общем, экспертиза показала, что в колючке сохранились следы… некоего вещества.

Мередит недоверчиво смотрела на него поверх тарелок с остатками еды и мятых салфеток.

— То есть колючку использовали как иглу? Ее превратили в шприц для инъекций? — Видя, что Алан неопределенно пожимает плечами, она продолжила допрос: — Где же тогда шприц?

— Насколько мне известно, его не нашли.

— Что за вещество? Чем пропитали колючку?

— Пусть они сами тебе скажут. — Маркби посмотрел на часы. — Кстати, Хокинс… Ладно, сама увидишь.

Иногда Алан бывал просто несносен, о чем Мередит ему и сказала.