Марина Серова - Вождение за нос

— До того, как вы, Танечка, вчера пришли к нам, произошло много всего. И неприятного в том числе. С самого утра к Витольду Модестовичу пришел его ученик и помощник Данила, вместе с которым они занимались реставрацией и еще какими-то делами. Я в их дела никогда не вникала и старалась не мешать супругу. У нас было так заведено. Работа у мужа сложная, требующая большой сосредоточенности. Когда они работали, из кабинета пахло краской и растворителем, поэтому я уходила в кухню готовить обед, чтобы не дышать всякой гадостью. Около одиннадцати часов пришли еще двое мужчин. Один — Игорь, жених Инги, дочери супруга от первого брака. Витольд Модестович давно разошелся с матерью Инги, но добрые отношения с дочерью поддерживал всегда. Инуля к нам часто приходит, вежливая девочка. У нее и комната тут раньше была. Теперь, правда, она закрыта — Инга живет с матерью и собирается замуж.

Я по ходу рассказа Элеоноры Наумовны делала кое-какие заметки в блокноте. Это обычно помогает, когда по прошествии какого-то времени начинаешь сопоставлять записи. Но тут решила сделать перерыв, поскольку описание родственных отношений показалось мне лишним. Но вот хозяйка снова вернулась к сути:

— Второго мужчину я никогда раньше не видела. Нет, и не просите вспомнить, я точно знаю — он никогда не бывал у нас. Даже представления не имею, кто он и кем приходится мужу. Скорее всего, тоже коллекционер, клиент. К Витольду Модестовичу другие люди и не ходят. И вас, Таня, я за антиквара приняла, — рассказчица сделала паузу. — Потом все прошли в кабинет. А Данила даже не выходил, как зашел еще утром, так и оставался в кабинете. Он прилежный, супруг никогда на него не жаловался. Я даже удивлялась — молодой, а учтивый, не спорит никогда. И приходит, как только его позовут.

— И что же дальше?

— Где-то через полчаса я подала им в кабинет чай. Почему время помню? Я пирог яблочный в плиту поставила и — звонок в дверь. Подумала: как раз гостям угощение поспеет. Пирог испекся, и я подала его к чаю.

— А чем все занимались, когда вы вошли?

— Но я ведь не приглядывалась и долго в кабинете не задержалась. Данила сидел за столом — работал. А Витольд Модестович разговаривал с Игорем и его товарищем. Я никогда при визитерах долго там не оставалась, а в этот раз тем более — мне показалось, что у мужчин случился какой-то конфликт. Когда вошла, услышала, что они говорили на повышенных тонах, а супругу никогда не было свойственно такое. Он человек тихий, спокойный, всегда выдержанный, голоса не повысит. У него сердце больное, я не позволяла ему волноваться. Но в его дела я не вмешивалась, поэтому и тут ничего другого, как уйти, мне не оставалось.

В том, что женщина говорила правду, я ни капли не сомневалась. Пока не выявилось ничего, что могло бы свидетельствовать о ее лжи. Да и мотивов не наблюдалось. Мои компаньоны сидели тихо, стараясь ничем не отвлекать хозяйку от рассказа. Я попросила ее продолжить.

— Дальше случилось то, о чем мне неловко рассказывать. Признаться, от этого я и расстроилась, поскольку не знала, что делать… — Элеонора Наумовна несколько театрально округлила глаза, демонстрируя смущение. — Так вот, через некоторое время — прошло минут пятнадцать, наверное, — Витольд Модестович вышел из кабинета очень встревоженный, раздувая ноздри и шумно дыша. Он прошел через гостиную в нашу спальню, ключом открыл один из ящиков секретера, достал шкатулку, где хранились деньги, и вместе с ней вернулся в кабинет. И, представьте, все это совершенно молча, не сказав мне ни слова, будто меня в доме нет или будто я — предмет обстановки. Не стану скрывать — я обиделась, но тогда ничего не сказала, решила с мужем поговорить потом. Вскоре после этого мужчины ушли, причем Игорь очень сухо попрощался со мной и мужем. А Витольд Модестович сильно нервничал, в таком состоянии я не видела его никогда. Он прошелся взад-вперед по комнате, затем вернулся в кабинет, и я слышала, как он просил Данилу уйти, потому что продолжать работать не в состоянии. Я не слишком утомляю вас подробностями? — поинтересовалась она. — Просто помню, что в фильмах частные детективы всегда просят вспомнить как можно больше разных подробностей.

Я сказала, чтобы Гробовская не волновалась и рассказывала так, как ей самой нравится.

— Ну а потом ничего особенного не произошло. Когда Данила ушел, муж отправился принимать душ. Буквально через несколько минут раздался звонок в дверь — это были вы, Таня.

«Так-так. Значит, подозреваемых вырисовывается трое, и, в принципе, каждый из них мог подменить статуэтку», — начала прикидывать я. Сейчас для проработки деталей место было не слишком подходящее, ну да ладно, пока займемся мелочами. Как показывает практика, именно они чаще всего наводят на верный путь.

— Может быть, кофе? — предложила Элеонора Наумовна, поразив меня гостеприимством в такой момент, когда наверняка не оправилась еще от внезапно постигшего ее горя.

— Нет, спасибо. Вы меня очень обяжете, если скажете, где и как можно найти Игоря…

— Да не знаю, как, — развела руками вдова. — Супруг ему звонил несколько раз, но у него феноменальная память, и он все запоминал наизусть, так что вряд ли записывал его номера. А вот Инге, наверное, можно позвонить. Сейчас поищу в телефонной книжке…

Пока хозяйка выходила, я решила еще раз осмотреть кабинет. Почему-то меня преследовало ощущение, будто я что-то не досмотрела, не увидела самого главного. И я, испросив на то разрешение хозяйки дома, направилась в кабинет, оставив своих спутников сидеть в гостиной.

— Таня, вот он, — быстро вернулась Гробовская и протянула мне клочок бумаги с номером.

— А что касается помощника? — спросила я, продолжая осматривать кабинет.

Гробовская сказала, что Данила имел дело с ее мужем довольно давно. Они познакомились через «Лавку древностей». Юноша окончил худграф, отделение иконописи, и Витольд Модестович взял его в ученики. К тому же мальчик оказался способным.

Ладно, и я поищу его через лавку, мне это не впервой. Теперь, похоже, через антикварный магазинчик ищут абсолютно все.

— Кстати, что показала экспертиза по поводу смерти вашего супруга? — Я задала вопрос вскользь, потому что взгляд мой привлекло что-то блеснувшее под столиком, за которым вчера пили чай Витольд Модестович и его посетители.

— Остановка сердца. Выпил много лекарства и пошел в ванную. И все…

Вздох Элеоноры Наумовны был таким тяжелым, что мне показалось, она больше не выдержит и сейчас разразится рыданиями.

Я нагнулась посмотреть: ага, это та самая ампула, осколок которой я нашла вчера в кармане халата Гробовского. Вернувшись в гостиную, я достала из сумочки пакет для очередной улики, осторожно положила ампулу в него. Архипов и Стрелецкий завороженно смотрели на все мои манипуляции. Терпеть не могу, когда за мной неотрывно наблюдают. Я начала нервничать и вследствие этого слегка порезала палец.

— А какое лекарство принимал Витольд Модестович? — спросила я, показывая ампулу.

— Странно, я не видела, чтобы он вчера принимал лекарство, — не ответив на мой вопрос, заговорила о другом Элеонора Наумовна. — Обычно супруг делал это на кухне. Я вскрывала ампулу, выливала содержимое в ложку, и он запивал водой. Понимаете, он очень боялся, что осколок попадет ему в ложку. Такое однажды было, поэтому Витольд Модестович доверял исключительно мне… Ой, Танечка, да у вас кровь, сейчас прижжем йодом. — Гробовская полезла в аптечку. Но потом вдруг застыла перед открытым ящиком.

— Что случилось? — испуганно подскочил к ней Валерий.

— Лекарство… Понимаете, в воскресенье вечером я сама спускалась на улицу за лекарством, потому что супруг принял последнюю ампулу. У нас внизу круглосуточный киоск. А сейчас я посмотрела на коробку — она запечатанная, ее никто не открывал… Но ампула-то…

Я не тяну на предсказательницу, но дело запахло убийством. Убийством антиквара. Не могу сказать, ради чего оно было совершено, возможно, из-за той же самой Мары, но то, что старый антиквар был убит, совершенно определенно. Выходит, предсказания верных и никогда меня не подводящих «косточек» сбылись в который раз.

— Элеонора Наумовна, прошу вас, сядьте. Вам, наверное, покажется диким то, что я сейчас скажу, но… Вашего мужа вчера убили.

Тишина, возникшая после этой фразы, длилась по меньшей мере целую минуту. Но она показалась мне вечностью, за которой уже ничего не последует. Тогда я снова заговорила…

— Я возьму на себя смелость предположить, почему такое могло произойти. Как один из вариантов — статуэтка Мары. Она стоит больших денег и, кроме того, является общепризнанным раритетом. Да и в остальном — у вашего мужа было много всего, из-за чего его могли убить. Поэтому, поймите, очень важно, чтобы вы сейчас вспомнили каждую мелочь.

Я снова вернулась в кабинет и продолжила его осмотр. Нашлись еще две любопытные вещицы — записная книжка и перчатка. Оба предмета лежали недалеко от рабочего стола Гробовского, упав за одну из его панелей.