Дар царицы Савской - Наталья Николаевна Александрова

Старуха вцепилась скрюченными пальцами в плечо своей рыбоглазой спутницы, оглядела комнату неодобрительным взглядом и громко спросила ее:

— Куда это мы пришли? Где это мы? Кто это? Варвара Петровна из собеса?

Спутница покосилась на нее испуганно и проговорила вполголоса, но вполне слышно:

— Мама, не начинай! Ты же мне обещала!

— Ты говорила, что гулять пойдем, на нашей скамейке посидим, будем песни петь, а сама куда меня притащила? Что это за ведьма раскрашенная, как покойница?

— Мама! — Дочь не слишком уважительно дернула ее за руку. — Прошу, замолчи!

Затем она повернулась к Анне Ильиничне:

— Здравствуйте, тетушка!

— Садитесь! — не столько предложила, сколько приказала хозяйка номера, указав на два стула, и, внимательно приглядевшись к посетительницам, проговорила, скривив губы в некое подобие снисходительной улыбки:

— Это, значит, Вера… Мало изменилась! А ты, милочка, кто такая? Что-то я тебя не признаю!

— Я — Василиса… — отозвалась рыбоглазая особа, — дочка Веры Ивановны… я же вам на вокзале уже говорила… я вам там уже представилась…

— Что? — Анна Ильинична удивленно подняла брови. — Дочка? На вокзале говорила? Извини, милочка, я запамятовала. В нашем возрасте, знаешь ли, такое бывает.

— Да, мне ли не знать… — Василиса быстро, озабоченно взглянула на мать.

— Дочь, значит… А я было подумала, что Веруся на старости лет стала лесбиянкой!

— Как вы могли такое подумать? — Рыбьи глаза округлились, лицо побагровело. — Как вы такое только могли подумать?

— А что еще я должна была подумать? — Анна Ильинична изобразила смущение. — Наша Верочка замужем никогда не была, а по молодости лет очень даже увлекалась… впрочем, не будем об этом! Все мы не без греха! Главное, вовремя остановиться…

— Пойдем отсюда немедленно! — прогремела старуха и ударила в пол своей клюкой. — Наслушалась уже песен!

— Мой отец погиб перед самой свадьбой… — пролепетала ее спутница, потупив взор.

— Ну конечно! Или в космос улетел, с концами, — подхватила Анна Ильинична, откровенно наслаждаясь моментом. — До сих пор летит в межзвездном пространстве… наверное, как раз пролетает мимо альфы Центавра…

— Пойдем отсюда! — сурово повторила старуха. — Я чувствую ее греховные помыслы…

— Всяк судит по себе…

— Пойдем уже! Зря мы пришли! И вообще, у меня суп на огне оставлен…

— Подожди, мама… — прошелестела Василиса. — Ничего у тебя не оставлено. И вообще, мы должны проявить смирение… христианское терпение… мы должны быть выше этого… как говорил отец Никодим, наша сила в вере…

— Все равно от нее никакого проку не будет! Зря мы только шли сюда! Вот Элька перед нами приходила — та небось с ней легко договорилась, ишь, какая довольная уходила! Ну да — они одного поля ягоды! А мне от этой вавилонской блудницы и не нужно ничего! Я с этой Иезавелью не хочу иметь ничего общего! Мне ее деньги противны! Я к ним вообще не прикоснусь, даже если она меня будет уговаривать…

— Мама, какие деньги! — всерьез испугалась дочь. — Мы же не из-за них пришли!

— Какая принципиальная позиция! — проговорила Анна Ильинична. — И какая похвальная откровенность! Значит, вы пришли в надежде разжиться у меня какими-нибудь деньгами или чем-нибудь ценным? Ну, в общем, кто бы сомневался!

— Как вы могли подумать? — воскликнула рыбоглазая Василиса.

— Повторяешься, милочка!

— У нас и в мыслях ничего подобного не было… разве только если вы хотели пожертвовать на богоугодные дела…

— Пожертвовать? А впрочем, коли уж зашел разговор о чем-нибудь ценном… у меня для Верочки действительно кое-что приготовлено. С учетом ее интересов.

Она повернулась, открыла один из чемоданов и достала оттуда какой-то небольшой плоский предмет, завернутый в мягкую ткань, и протянула его Василисе:

— Вот, это икона семнадцатого века. Или даже шестнадцатого, точно не помню. Чудо святого Георгия. Поразительная вещь, и кстати, очень ценная, московская школа, мастерская Иоанна Схимника. Во всем мире таких две или три. Серебряный оклад, все дела. Мне за нее два миллиона предлагали…

— Долларов? — Глаза Василисы хищно сверкнули.

— Фунтов, милочка! Дело было в Лондоне. Предлагал один олигарх из наших, но я отказалась. Зачем мне лишние два миллиона? А так — вещь красивая, пускай лучше в семье останется.

— Да, конечно, лучше в семье… впрочем, это не имеет значения… — Василиса приглушила блеск глаз. — Важно, что это икона, святая вещь… мы можем пожертвовать ее храму…

— Принимаете, значит, подарок от Иезавели?

— Не принимайте мамины слова так близко к сердцу… вы же понимаете, это у нее возрастное…

— Возрастное? Да она моложе меня лет на пять!

Василиса развернула платок и впилась взглядом в икону.

— А теперь уже и правда можете идти, — проговорила Анна Ильинична, и на ее лице проступила усталость. — Мне нужно отдохнуть… прилечь… я устала…

— Пойдем, мама! — Василиса завернула икону, вскочила. — Пойдем… не будем мешать Анне Ильиничне…

Старуха поднялась, бросила на хозяйку номера странный взгляд и направилась к двери. Потом остановилась, круто развернулась и вдруг рассмеялась.

— Я вспомнила! Я тебя узнала! Знаю, кто ты такая! Анька-пустоцвет, вот ты кто!

— Что ты сказала? — По лицу хозяйки номера пробежала тень, губы ее плотно сжались, глаза вспыхнули, она рванулась было к старухе, но удержала порыв.

Тут Василиса схватила мать за плечо и буквально вытолкала ее за дверь.

— Идите уж отсюда, дайте покой!

Однако, когда дверь за посетительницами закрылась, Анна Ильинична не легла. Напротив, она оживилась, на лице ее проступило какое-то лихорадочное нетерпение. Она переоделась в темный брючный костюм и вызвала горничную.

Когда та появилась, Анна Ильинична проговорила строго:

— Милочка, ты умеешь держать язык за зубами?

— Это моя работа, — ответила девушка без удивления.

— Отлично. И я тебе за это хорошо заплачу.

— Слушаю вас.

— Здесь ведь есть запасной выход, только для персонала?

— Конечно.

— Так вот, милочка, вызови мне такси, причем чтобы оно подъехало к этому запасному выходу…

— Нет проблем.

— А если меня в ближайшие два-три часа кто-то будет спрашивать, безразлично кто, говори, что я отдыхаю у себя в номере и просила меня ни в коем случае не беспокоить. И чтобы ни для кого никаких исключений! Все понятно?

— Абсолютно понятно.

— Ну и отлично, милочка. И вот тебе за такую понятливость… — она протянула девушке крупную купюру.

Однако едва горничная вышла, в номер Анны Ильиничны снова постучали.

— Ты что-то забыла? — недовольным голосом проговорила женщина. Она решила, что стучит горничная.

Но дверь открылась, и в комнату вошел сухопарый пожилой человек в аккуратно выглаженном, хотя и заметно поношенном костюме, вышедшем из моды лет двадцать назад.

— Ах, Рома, это ты! — Анна Ильинична демонстративно взглянула на