Светлана Алешина - Подарок от нечистого сердца (сборник)

– Три дня назад! – отрубил Гунин.

– Не рылся я! – совсем растерялся Матюшкин. – Я вообще первый раз туда пришел. Вот, мне и адрес записали. – Он полез в карман.

– Первый раз, значит? – зловеще спросил старший лейтенант. – А мы это проверим! У нас свидетель есть, который видел, как ты заходил в подъезд Солодова в день его смерти. То, что ты там рылся, это ерунда. А вот убийство…

Он многозначительно посмотрел на Матюшкина.

– Да я не убивал никого! – В глазах Матюшкина появился испуг. – Спросите, он ошибается, наверное, ваш свидетель, я вообще же здесь первый раз. И не залезал никуда я, зачем? Просто пришел, спросил… Вежливо все. А вы меня сразу в милицию и какие-то нелепые обвинения предъявляете.

– Ах, нелепые, – ощетинился Гунин. – Ну если так, то тогда марш в камеру, а завтра мы тебя предъявим на опознание, вот тогда будет тебе нелепо, вежливо и все прочее.

Он вызвал дежурного. Матюшкин пробовал протестовать, апеллируя в основном к Ларисе, мол, это все незаконно. Но старший лейтенант Гунин следовал букве закона неукоснительно, и обвинять его было бесполезно. Он знал, что имеет право задержать Матюшкина на семьдесят два часа, а за это время его должен опознать сосед Солодова дядя Миша.

Когда Матюшкина увели, Гунин, обращаясь к Ларисе, процедил сквозь зубы:

– Врет!

– Мне тоже показалось, что он что-то скрывает, – согласилась Лариса. – По крайней мере, насчет документов. А насчет погрома в квартире, похоже, говорил искренне.

– Если человек врет, значит, врет! – отрезал Гунин. – Подождем до завтра, пока этот дедок его опознает.

Дядя Миша из соседнего дома был обстоятельным стариком. Его старческий педантизм был органичен и вытекал из всей его предыдущей жизни – до выхода на пенсию дядя Миша работал в архиве и был склонен к тщательности, проработке деталей, точности. Словом, ко всему, чем отличается образцовый для милиции свидетель.

В прошлый раз он разговаривал с подполковником Карташовым целый час. Дядя Миша очень обстоятельно изложил все, что он видел, с ностальгическими воспоминаниями, приуроченными к его нынешнему рассказу, с лирическими отступлениями вроде предположений о том, какую жизнь вел тот или иной персонаж, которого он ранее лицезрел из своего окна. Разбавил он свой рассказ подробным описанием своей болезни и вытекающих из этого особенностей своей личной каждодневной жизни.

Олег Валерьянович, пребывая в благодушном настроении (запас виски еще не исчерпался), слушал старика снисходительно. Ко всему прочему, дядя Миша грубо польстил подполковнику, назвав его «большим начальником».

Теперь же дядя Миша был вызван на опознание. Он был преисполнен важности от своей миссии. В его однообразной стариковской жизни это было событие. И он, как всегда, обстоятельно к этому подготовился. Вот только с собеседником на этот раз ему не повезло. Старший лейтенант, лысый, с непробиваемым выражением лица, никак не реагировал на попытки дяди Миши придать процедуре опознания теплоту человеческого общения.

– Вы должны точно сказать, этого человека вы видели в тот день или нет, – ровным, каким-то даже механическим голосом пояснил Гунин.

– Конечно, конечно, – засуетился дядя Миша. – Вот я когда в архиве работал, всегда папочка к папочке. Меня в облисполком вызывают…

– Учтите, что вы несете ответственность за дачу ложных показаний и должны расписаться, – прервал ностальгические излияния старика Гунин, указывая на лист бумаги.

– Автограф поставить – это пожалуйста. Вот у меня подпись знаете какая? Не знаете! А между прочим, мою подпись подделать невозможно! – ударился в хвастовство свидетель. – Мне даже в шестьдесят втором году об этом сказал следователь из прокуратуры. Кража случилась у нас в архиве, я там тоже свидетелем проходил.

– Дедуля, давай расписывайся, понятые тоже здесь ведь не целый день торчать будут! – возник из-за спины Гунина еще один сотрудник.

– Я понимаю, понимаю. Вы что, думаете, если мне семьдесят шесть лет, то я ничего не понимаю, так? – обиделся дядя Миша. – Сейчас распишусь. Вот…

– Теперь развернитесь и внимательно посмотрите. Ничего не бойтесь. – Гунин развернул дядю Мишу лицом к трем молодым людям, примерно одинаково одетым, в рубашках и галстуках, среди которых находился и тот вечерний визитер в квартиру Зины Карпухиной.

Дядя Миша, сглотнув слюну и нацепив очки, начал пристально всматриваться в лица парней. Было такое впечатление, что он стоит в каком-то музее и изучает некий живописный шедевр, пытаясь отыскать там какие-то скрытые детали, которые искусствоведы до сих пор не обнаружили. Его лицо выражало необыкновенную ответственность и вместе с тем какое-то даже вдохновение, словно дядя Миша сам находился на пороге создания своего шедевра. Но со стороны это выглядело комично: откляченная нижняя губа, вытянутая вперед шея, взгляд с прищуром. Так длилось где-то с минуту. Один из подсадных не выдержал взгляда дяди Миши, вздохнул и закатил глаза к потолку. Дядя Миша в ответ стал смотреть пристально именно на этого подставного человека, уделяя ему все свое внимание. Комизм ситуации подчеркивало то обстоятельство, что этого подсадного попросили побыть в этой роли минут на десять, вытащив его с улицы, где он спешил на какую-то важную для него встречу.

– Дедуль, ну что, узнал, что ли? – не выдержал лейтенант Меньшов.

Дед бросил на него полный укора взгляд и посмотрел на Гунина. Старший лейтенант, казалось, был готов ждать еще хоть целый час, если того требовало дело. Дядя Миша явно исполнился к нему уважением.

– Вот у нас в семьдесят втором… – начал было он, но Гунин резко оборвал его:

– Свидетель! Не отвлекайтесь! Помните, что от концентрации вашего внимания зависит поимка убийцы!

Дядя Миша быстро подобрался и снова уставился на лица парней.

– Дедуль, давай быстрей, а? – снова не выдержал нетерпеливый Меньшов. – Кто из них, узнал, нет?

– Вроде узнал! Но… Я человек точный! Так наобум сказать не могу. Вот вроде бы он! – Дядя Миша указал на подставного, чем вызвал его очередной тяжелый вздох. – Но тот был в темных очках! И в движении.

– Вы должны говорить только да или нет! – грозно напомнил Гунин, но на всякий случай высунулся в коридор и распорядился, чтобы дежурный раздобыл три пары темных очков. Процедура опознания грозила затянуться надолго.

Дежурный, видимо ломая голову, где ему взять темные очки, да еще три пары, обошел все управление. Наконец он принес искомое, причем одни из очков были с фиолетовыми стеклами. Гунин раздал их опознаваемым, а фиолетовые дал торопливому подсадному. Дядя Миша с удвоенным вниманием стал осматривать парней. Терпение у всех было на исходе, даже у Гунина, который вдруг сказал, обращаясь к опознаваемым:

– Встаньте и сделайте несколько шагов.

Те подчинились. Дядя Миша до предела вытянул шею и вдруг наконец резко повернулся к Гунину.

– Нет! Среди них того человека нет! – выстрелил он, и все испытали глубокое чувство облегчения.

Меньшов быстро и радостно застрочил протокол опознания, один из подсадных быстро удалился, а тот самый, который торопился, неожиданно подошел к дяде Мише и яростно погрозил ему кулаком.

– Ну ты у меня, дед, ответишь! У меня из-за тебя встреча сорвалась!

И он пошагал к двери, с треском захлопнув ее за собой. Дядя Миша попробовал было апеллировать к Гунину, мол, за что ему угрожали, но тот уклонился от ответа и коротко бросил:

– Разберемся!

И удалился к Карташову докладывать о результатах опознания. Там же сидела и Лариса, которая ждала результата с не меньшим, а может быть, и большим нетерпением, чем подполковник.

– По нулям, – мрачно пробасил Гунин, войдя в кабинет. – Не опознал.

Лариса закрыла глаза и тяжело вздохнула. Карташов же стукнул кулаком по столу и в сердцах произнес:

– Глухарь привезли. Глу-харь! Черт, хоть стой, хоть падай, хоть напейся!

И внезапно подполковник оживился. Он кинул быстрый взгляд в сторону шкафа-самобранки и спросил:

– Гунин, посмотри, там осталось что-нибудь?

Старший лейтенант тут же пошел к шкафу.

– Одна бутылка, товарищ подполковник.

– Черт! – выругался Карташов. – Значит, тогда так. Спроваживай этого дядю Мишу к чертовой бабушке, запирай дверь и давай разливай. Вот мы на троих и сообразим. – Карташов окинул взглядом Гунина и Ларису. – А Меньшову еще одно дело закрывать, пускай работает.

– Есть! – четко ответил Гунин, как будто Карташов приказал ему выезжать на место преступления.

Вскоре требования подполковника были четко выполнены. Дядя Миша спроважен домой с предупреждением, чтобы никуда не отлучался, потому что может еще понадобиться, на что дед, став еще серьезней, согласно закивал. Меньшов отправился заниматься своим незакрытым делом, а последняя бутылка виски бережно выставлена на стол и откупорена. К ней была присовокуплена кое-какая закуска, купленная на деньги Ларисы тем же Гуниным в магазине через дорогу.