Лиана Мориарти - Большая маленькая ложь

Не только она попала в больницу. Насколько было известно Мадлен, полный перечень повреждений после вечера викторин включал в себя одну сломанную лодыжку (вклад Мадлен), одну сломанную ключицу (бедная Джейн), сломанный нос (муж Ренаты Джеф — меньше, чем он заслуживал), три сломанных ребра (муж Харпер Грэм, который тоже спал с няней-француженкой), три синяка под глазом, два сильных пореза, которые потребовалось зашивать, и девяносто четыре случая сильной головной боли.

И одна смерть.

В голове Мадлен кружилась сумасшедшая карусель лиц с прошлого вечера. Вот Джейн с ярко накрашенными губами стоит перед Перри и говорит: «Вы сказали, вас зовут Саксон Бэнкс». Сначала Мадлен подумала, что Джейн перепутала двух мужчин, что Перри напомнил ей кузена, но потом Перри сказал: «Это не имело значения». Выражение лица Селесты после того, как ее ударил Перри. Никакого удивления. Лишь замешательство.

Какой надо быть бестолковой, эгоцентричной подругой, чтобы не заметить подобных вещей? — думала Мадлен. То, что Селеста не жаловалась на синяки и разбитую губу, не означало, что у нее все хорошо. Если бы только Мадлен удосуживалась замечать это! Пыталась ли Селеста когда-нибудь довериться ей? Вероятно, в тот момент Мадлен тараторила про крем для век или про что-то столь же второстепенное, не давая возможности подруге выговориться. И вероятно, прерывала ее! Эд всегда возмущался. «Дай закончить», — подняв руку, бывало, скажет он. Всего три коротких слова. «Перри бьет меня». Но Мадлен никогда не давала подруге трех секунд, чтобы произнести эти слова. А Селесте между тем приходилось выслушивать бесконечные излияния Мадлен по поводу того, как она ненавидит организатора футбола для детей до семи лет, или о том, какие чувства вызывают у нее отношения Абигейл с отцом.

— Сегодня она принесла нам вегетарианскую лазанью, — сказал Эд.

— Кто? — спросила Мадлен.

Ей было тошно от угрызений совести.

— Бонни! Господи, да Бонни же! Женщина, которую мы, очевидно, пытаемся выгородить. Она ведет себя до странного нормально, как будто ничего не случилось. И все-таки она чокнутая. Сегодня утром она уже разговаривала с очень симпатичной журналисткой по имени Сара. Одному Богу известно, что она ей наговорила.

— Это был несчастный случай, — сказала Мадлен.

Она вспомнила искаженное гневом лицо Бонни, когда та кричала на Перри. Тот странный гортанный голос. «Мы видим. Мы видим, черт бы вас побрал!»

— Я понимаю, что это был несчастный случай, — откликнулся Эд. — Так почему нам просто не сказать правду? Рассказать полиции, как все в точности произошло? Не понимаю. Тебе она даже не нравится.

— Это к делу не относится.

— Все начала Рената, — заметил Эд. — А потом и прочие стали выступать. «Я не видела. Я не видела». Мы даже еще не знали, жив человек или нет, а уже думали об укрывательстве! То есть, Господи Иисусе, Рената, вообще-то, была знакома с Бонни?

Мадлен подумала, что понимает, почему Рената это сказала. Потому что Перри обманывал Селесту так же, как Джеф обманывал Ренату. Мадлен разглядела выражение лица Ренаты, когда Перри сказал: «Это ничего не значило». В тот момент Рената сама захотела столкнуть Перри с террасы. Просто Бонни успела первой.

Не скажи Рената «Я не видела, как он упал», тогда Мадлен, вероятно, не успела бы оценить все последствия происшествия для Бонни, но едва Рената произнесла эти слова, как Мадлен подумала о дочери Бонни. То, как Скай моргает ресницами, как всегда прячется за юбку матери. Если и есть ребенок, сильно нуждающийся в матери, так это Скай.

— У Бонни есть маленькая девочка, — заметила Мадлен.

— У Перри было два маленьких мальчика. И что с того? — Эд смотрел в пространство над кроватью Мадлен. В резком свете лампы его лицо казалось осунувшимся. Она разглядела черты старика, каким он однажды станет. — Просто я не знаю, как с этим жить, Мадлен.

Эд первым добрался до Перри. Именно он увидел разбитое, искореженное тело мужчины, который за несколько минут до этого смеялся и разговаривал с ним о гандикапах в гольфе. Нельзя было требовать от него многого. Она это понимала.

— Перри был плохим человеком, — сказала Мадлен. — Это он дурно обошелся с Джейн. Ты понял? Он отец Зигги.

— Это к делу не относится, — откликнулся Эд.

— Как знаешь, — бросила Мадлен.

Эд прав. Конечно, он прав, он всегда прав, но иногда правильно бывает сделать неправильную вещь.

— Думаешь, она хотела его убить? — спросила Мадлен.

— Нет, не думаю, — ответил Эд. — Но что с того? Я не судья и не присяжный заседатель. Не мое дело…

— Ты считаешь, она снова совершит нечто подобное? Считаешь, она представляет опасность для общества?

— Нет, но опять же — какая разница? — Его взгляд выражал неподдельную муку. — Просто я, пожалуй, не смогу умело врать в полицейском расследовании.

— А разве ты уже не наврал?

Она знала, что, пока накануне вечером ее увозили на одной из «скорых», стоящих перед школой, он успел кратко переговорить с полицейскими, а потом поехал к ней в больницу.

— Это было неофициально, — сказал Эд. — Какой-то офицер что-то записал, и я сказал… Господи, не знаю точно, что я сказал, ведь я был пьян. Помню, что не упоминал имени Бонни, но согласился прийти в полицейский участок сегодня в час дня и дать официальные свидетельские показания. Они будут все записывать на магнитную ленту, Мадлен. В комнате будут сидеть и смотреть на меня два офицера, пока я буду выкручиваться. Мне придется подписать письменное показание под присягой. Это делает меня соучастником…

— Эй, привет!

В палату ворвался Натан с охапкой цветов и широкой улыбкой знаменитости, выходящей на сцену.

— Господи Иисусе, Натан, ты напугал меня до смерти! — подскочил Эд.

— Извини, приятель, — сказал Натан. — Мэдди, как себя чувствуешь?

— Хорошо.

Было что-то тревожащее в том, как бок о бок стоят твой муж и бывший муж и смотрят на тебя, а ты лежишь в кровати. Это было странно. Ей захотелось, чтобы оба они ушли.

— Ну и дела! Бедная девочка! — Натан вывалил цветы ей на колени. — Говорят, тебе довольно долго придется ходить на костылях.

— Да, но…

— Абигейл уже сказала, что переедет домой, чтобы помогать тебе.

— О-о! — Мадлен принялась перебирать лепестки цветов. — Что ж, я поговорю с ней об этом. У меня все будет замечательно. Ей необязательно ухаживать за мной.

— Нет, но мне кажется, она хочет вернуться домой, — сказал Натан. — Ищет предлог.

Мадлен и Эд переглянулись. Эд пожал плечами.

— Я всегда считал, это нововведение себя изживет, — высказался Натан. — Она скучает по маме. Мы не ее настоящая жизнь.

— Верно.

— Ну, мне пора идти, — сказал Эд.

— Можешь на минуту задержаться, приятель? — спросил Натан. Широкая позитивная улыбка исчезла, и теперь он стал похож на человека, по вине которого произошло ДТП. — Я бы хотел немного поговорить с вами… о том, что, гм, произошло вчера вечером.

Эд скривился, но пододвинул второй стул к своему и жестом пригласил Натана сесть.

— О-о, благодарю, приятель, — с излишним жаром произнес Натан.

Последовала долгая пауза.

Эд откашлялся.

— Отец Бонни отличался буйным нравом, — без предисловий начал Натан. — Весьма буйным. Наверное, я не знаю и половины того, что он вытворял. Не с Бонни. С ее мамой. Но Бонни и ее младшая сестра все это видели. У них было очень тяжелое детство.

— Не думаю, что мне следует… — начал Эд.

— Я не был знаком с ее отцом, — продолжал Натан. — Он умер от сердечного приступа до моего знакомства с Бонни. Как бы то ни было, Бонни… Ну, один психиатр диагностировал у нее посттравматический стресс. В основном она чувствует себя хорошо, но у нее бывают ужасные ночные кошмары и, гм, по временам некоторые сложности.

Выдав все секреты своего трудного, как поняла теперь Мадлен, брака, он уставился пустыми глазами мимо Мадлен на стену за ее головой.

— Ты не обязан рассказывать нам все это, — сказала Мадлен.

— Она хороший человек, Мэдди, — с каким-то отчаянием произнес Натан.

Он не смотрел на Эда. Глаза его остановились на Мадлен. Он взывал к их истории. Взывал к воспоминаниям о прошлой любви. И хотя он бросил ее, но просил забыть об этом и вспомнить те дни, когда они были без ума друг от друга, когда просыпались с блаженными улыбками. Это был бред, но она понимала, что он просит именно об этом. Он просил поддержки у двадцатилетней Мадлен.

— Она чудесная мать, — сказал Натан. — Самая хорошая. И уверяю тебя, она совсем не хотела, чтобы Перри выпал с балкона, просто, когда она увидела, что он ударил Селесту…

— Что-то замкнулось, — закончила фразу Мадлен.

Мысленным взором она увидела, как Перри элегантно отводит назад натренированную руку. Услышала гортанный голос Бонни. Она вдруг поняла, как много степеней зла существует на свете. Маленькое зло, как ее собственные язвительные слова. Или то зло, когда ребенка не приглашают на день рождения. Зло покрупней, когда бросают жену с новорожденным ребенком или спят с няней дочери. И еще тот сорт зла, с которым Мадлен не доводилось сталкиваться, — проявление жестокости и насилия в гостиничных номерах и загородных домах; торговля маленькими девочками, наносящая непоправимый ущерб невинным душам.