Борис Каспаров - Копия Дюрера

— О, я очень извиняюсь, — совсем смешавшись, произнесла она. — Дверь была открыта, и я не постучала…

— Вам здесь что-нибудь нужно? — спросил я, подчеркнув слово «здесь».

Она испуганно замотала головой.

— Я искала вас. Не могла дозваться Франца. Когда он занят с цветами, он ничего не слышит.

Теперь я мог рассмотреть ее внимательно. Сейчас лицо ее не показалось таким изможденным и усталым, как вчера. Да и на вид она казалась моложе Шмидта, по крайней мере, лет на десять — пятнадцать.

— Вы искали меня наверху?

— Нет, — в глазах ее ясно читалось удивление. — Я увидела дверь комнаты управляющего полуоткрытой, — в руке ее появился платок, она поднесла его к глазам и всхлипнула. — Ах, он был такой хороший человек… Вокруг столько смертей, недоставало еще этой…

Я разозлился на себя: зачем мне нужен тон допроса?

— Так что вы от меня хотели? — спросил я уже мягче.

— Я хотела сказать, — она отняла платок от глаз, — приходила Лиззи — племянница Герхардта. Подождала вас с час и ушла.

— Она хотела видеть меня?

Фрау Шмидт кивнула головой.

— О да, она обещала прийти завтра. Если бы я знала, когда вам удобно, то я могла бы передать…

— Спасибо, — я на мгновение задумался. — Она может не беспокоиться. Мне сделать это значительно удобнее. Ведь дорога в город не так далека от Мариендорфа…

— О, — фрау Шмидт широко раскрыла глаза. — Вы сами? Она даже не могла и надеяться…

— Но я это сделаю не раньше чем завтра к вечеру…

Зачем я солгал? Это произошло почти безотчетно. Ведь я решил отправиться к племяннице Герхардта немедленно. Сегодня утром я видел ее из окна комендатуры. Вместе с Герхардтом и одноруким мужчиной, вероятно ее мужем, они привезли гроб для Витлинга. Герхардт еще не вернулся, а вот она уже успела. Если у нее было что сообщить нем, то я не мог терять ни минуты.

Фрау Шмидт вышла. Подойдя к двери, я следил за ней, пока она проходила через вестибюль. Она шла совершенно бесшумно: на ней были матерчатые туфли на толстой мягкой подошве. Вот почему я не услышал ее шагов. Разве в Грюнберге было принято ходить днем в ночных туфлях? Или ей нечего было больше надеть на ноги? После ее ухода я запер дверь и поднялся наверх. Герхардт еще не возвращался, но так как до вечера времени в моем распоряжении оставалось не так уж много, то я решил его не ждать. Лучше всего было проделать путешествие пешком. Для этого у меня было три причины. Во-первых, это помогло бы мне ознакомиться с окрестностями; во-вторых, Селин был занят профилактикой мотора вездехода и раньше чем через час-два не закончил бы ее; и, наконец, в-третьих, мое появление на машине в Мариендорфе навряд ли осталось бы незамеченным и возбудило бы ненужное любопытство.

Сбиться с дороги я не боялся. Прекрасная топографическая карта местности, которая хранилась в моем планшете, показывала, что из Грюнберга в селение вела одна-единственная тропинка, которая разветвлялась только у домика лесничего. Судя по карте, мне предстояло пройти по лесу туда и обратно не более десяти километров, и часа за три я рассчитывал справиться со всем этим делом.

Предупредив Селина, куда и зачем я отлучаюсь, я обошел дом с противоположной от флигелька стороны, обогнул парк и вышел на тропинку в том месте, где мы нашли ночью справочник геодезиста. Ни Шмидт, ни его жена не могли меня видеть.

Я углубился в лес.

В лесу было сухо и светло. Солнечные лучи легко пробивались сквозь поднявшиеся высоко вверх ветки сосен. Толстый слой сухих игл плотным коричневым ковром покрывал землю.

Тропинка шла в гору. Вокруг стояла такая звенящая тишина, что мне казалось, будто шорох моих подошв слышен чуть ли не за сотню метров. Потом тропинка, добравшись до вершины возвышенности, пошла вниз. Лучшей точки для наблюдения за тем, что делалось в имении, выбрать было трудно. Внизу, подо мною, виднелись зеленые шапки сосен, а за ними в легкой солнечной дымке лежал правильный квадрат парка, у самого дома заканчивающийся цветником. В самом доме, выглядывавшем из окружающих его раскидистых лип, были отчетливо видны только окна второго этажа, обращенные в парк. Справа, в завесе густого плюща, просвечивались кирпичные стены флигелька, и на задернутом плющом крылечке я отчетливо увидел белое пятно. Это был чепчик фрау Шмидт. Я хотел было продолжать свой путь, но вдруг заметил, что она сошла с крыльца. В руках у фрау Шмидт было ведро. Может быть, потому, что ее сегодняшнее неожиданное появление в комнате Витлинга насторожило меня, сейчас мне казалось, что двигается она с какой-то опаской. Но ведь нас разделяло никак не меньше полутора километров, и я мог ошибиться. Постояв с минуту, фрау Шмидт неожиданно повернулась, обошла флигель и направилась к лесу. Как хорошо, что я взял с собой бинокль. Сквозь его линзы совершенно отчетливо было видно, что прежде чем скрыться под деревьями, она обернулась и снова постояла немного, к чему-то прислушиваясь. Неужели она боялась, что ее кто-то увидит? Мне-то было ясно, что опасения ее напрасны. Шмидт возился все еще около куста георгин, а Селин то входил, то выходил из открытых дверей гаража. Фрау Шмидт вдруг исчезла. Прошло пять — десять минут. Это становилось интересным. Я обшарил биноклем окрестности и вдруг неожиданно снова увидел ее. Она шла уже от колодца с полным ведром. Каким образом она попала туда? Ведь для того чтобы пройти к нему, не попавшись мне на глаза, ей нужно было обойти вокруг по лесу не меньше двух километров. Я решил выяснить все по возвращении, а сейчас не терять больше времени и двигаться дальше.

Идти стало значительно легче. Тропинка не особенно круто, но все же шла вниз. Теперь меня окружал полумрак — по обеим сторонам тропинки поднялась такая густая сосновая поросль, что временами приходилось раздвигать ветви руками. На всякий случай я вынул пистолет, осмотрел его и опустил в незастегнутую кобуру. Меньше чем через километр деревья расступились, и меня охватил порыв ветра. Я вышел на обширную полянку, покрытую свежей травой. С трех сторон ее окружал лес, с четвертой круто поднимался песчаный обрыв. Невдалеке от него стоял небольшой деревянный домик. Это и было жилище лесника. Здесь тропинка разветвлялась: левый ее отросток почти под прямым углом уходил в сторону обрыва. Около домика никого не было. На стук в дверь никто не отозвался, только послышался лай собаки. Я осторожно заглянул в окно и увидел оскаленную морду молодой овчарки.

Так никого и не застав, я свернул на тропинку и решительно зашагал к Мариендорфу. Собачий лай очень скоро потонул в чаще деревьев, и меня снова окружила тишина.

И вдруг над моей головой мелькнуло что-то темное. Инстинктивно я отскочил под дерево. Вокруг все было опять спокойно, только мне показалось, что в шелест ветвей на вершине горы на мгновение вмешался посторонний звук.

Держа пистолет наготове, я двинулся вперед и осторожно раздвинул кусты. На траве лежала темно-синяя кепка. Это был самый обычный головной убор, каких можно увидеть сотни в любом городе. Синяя кепка с плетеным хлястиком. Она могла свалиться только с головы человека, находившегося у самого обрыва над моей головой. Я внимательно рассмотрел ее. На ней не было ни инициалов, никакой другой бросающейся в глаза отметки, за исключением мелочи. На одной из кнопок, придерживавших хлястик, был отломан кончик медной лапки.

На вершине обрыва ничто не говорило о присутствии человека. Если только тот, с кого ветер сорвал кепку, не имел причин скрываться, он должен был спуститься вниз. Я ждал. В лесу по-прежнему было тихо. А может быть, этот человек не счел нужным спускаться и давно уже ушел? Или ждет, пока я выйду из лесу? В обоих случаях мое ожидание могло продолжаться до бесконечности.

И тогда мне пришла в голову простая мысль. Не став больше ждать, я положил кепку на куст, но так, чтобы она не бросалась в глаза с тропинки. Запомнить место было нетрудно: здесь росла огромная сосна с раздвоенной, похожей на лиру, верхушкой.

Еще через пару километров в зелени ветвей замелькали черепичные крыши. Первый домик стоял поодаль от остальных, выходя коричневого цвета штакетом прямо к тропинке. Насколько я помнил, по описанию Герхардта, это и был домик его племянницы.

Я не ошибся. Стоило только мне подойти к штакету, как из дверей появилась она сама. Я узнал ее сразу. На ней было то же платье, что и утром. Изможденное, усталое лицо делало ее значительно старше тех тридцати двух лет, о которых говорил как-то Герхардт. В глазах ее сначала промелькнул испуг. Чтобы все стало ясным, я сказал, что пришел из Грюнберга. Она приветливо закивала головой.

— О, заходите, пожалуйста. Я очень рада, что вы пришли. Я приходила к вам. Мне, право, неудобно, что я заставила вас побеспокоиться…

— Я просто гулял по лесу и завернул сюда, — успокоил я ее. — Фрау Лерхе, если не ошибаюсь?