Тесс Герритсен - Лихорадка

Поздно. На кухне послышались шаги. Открылся ящик кухонного шкафа, и столовые приборы со звоном посыпались на пол. Мэри-Роуз разбрасывала в разные стороны ножи и вилки. Изабель свернулась калачиком и крепче прижалась к стенке буфета.

Предатель Рокки вылупился на нее и пронзительно завопил, как будто хотел сказать: «Вот она! Вот она!»

Мэри-Роуз оказалась в поле зрения Изабель, но на нее она не смотрела. Она уставилась на Рокки. Подошла к клетке и стояла, разглядывая попугая, который продолжал верещать. Мэри-Роуз открыла дверцу клетки и просунула туда руку. Рокки в панике замахал крыльями, взметая перья и корм. Она схватила бедную птицу – трепещущий комок зеленовато-голубого цвета, – и вытащила ее из клетки. Одним ловким движением она свернула попугаю шею. Рокки обмяк.

Мэри-Роуз швырнула тушку об стену. Мертвая птица плюхнулась на пол печальной кучкой перьев.

Немой крик застрял в горле Изабель. С трудом сдержав его, девочка уткнулась лицом в колени, с ужасом ожидая, что сестра точно так же свернет шею и ей.

Но Мэри-Роуз вышла из кухни. А потом из дома.

Клэр приехала в четыре часа и застала Ноя сидящим на ступеньках у входа в школу. Она спешно приняла двух своих пациентов и сразу же поехала в школу, которая находилась в восьми километрах от ее кабинета, но все-таки опоздала на полчаса; судя по виду, сын злился. Он не сказал ни слова, просто залез в пикап и громко хлопнул дверцей.

– Пристегнись, сынок, – попросила она.

Он потянул ремень и щелкнул замком. Некоторое время они ехали молча.

– Я тебя целую вечность дожидался. Почему ты так поздно? – наконец спросил он.

– Мне нужно было принять пациентов, Ной. А почему тебя задержали?

– Я не виноват.

– А кто же виноват?

– Тейлор. Он становится таким придурком. Не знаю, что на него нашло. – Вздохнув, он откинулся на спинку сиденья. – Я-то думал, что мы с ним друзья. А выходит, он меня ненавидит.

Клэр посмотрела в его сторону.

– Ты говоришь о Тейлоре Дарнелле?

– Да.

– А что случилось?

– Все получилось нечаянно. Мой скейтборд врезался в него. И он тут же набросился на меня с кулаками. Ну, я дал сдачи, и он упал.

– Почему ты не позвал учителя?

– Никого рядом не было. А потом вышла мисс Корнуоллис, и Тейлор вдруг завопил, что это я виноват. – Он отвернулся от Клэр, но она успела заметить, как сын украдкой провел рукой по глазам.

«Он так старается казаться взрослым, – подумала она, ощутив внезапный приступ жалости, – но, в сущности, еще совсем ребенок».

– Она отобрала у меня скейтборд, мам, – тихо произнес он. – Ты не можешь вернуть его?

– Завтра я позвоню мисс Корнуоллис. Но прежде хочу, чтобы ты позвонил Тейлору и извинился.

– Но это он набросился на меня! И он должен извиниться!

– Тейлору сейчас нелегко, Ной. Его родители только что развелись.

Сын взглянул на мать.

– Откуда ты знаешь? Он что, твой пациент?

– Да.

– А что у него?

– Ты же знаешь, я не могу говорить об этом.

– Как будто ты вообще о чем-то говоришь со мной, – пробормотал он и снова отвернулся к окну.

Ей хватило ума не заглотить наживку, поэтому Клэр ничего не сказала в ответ, предпочитая молчание неизбежному спору, который мог бы возникнуть между ними, поддайся она на провокацию.

Наконец он снова заговорил, но так тихо, что она едва разбирала слова.

– Я хочу домой, мам.

– Я тебя туда и везу.

– Нет, я имею в виду домой. В Балтимор. Я больше не хочу здесь жить. Здесь нет ничего, кроме деревьев да всяких стариканов, разъезжающих на своих пикапах. Мы здесь чужие.

– Теперь наш дом здесь.

– А мой – нет.

– Ты и не пытался освоиться здесь.

– А разве у меня был выбор? Разве ты меня спросила, хочу ли я переезжать?

– Нам обоим придется привыкнуть к этому городу. Мне тоже нелегко, поверь.

– А зачем нам надо было переезжать?

Крепче сжав руль, она смотрела вперед, на дорогу.

– Ты знаешь, зачем.

Они оба это знали. Балтимор они покинули именно из-за него. Подумав о будущем сына, она ужаснулась своим мыслям. Опасные друзья, которых становилось все больше. Участившиеся звонки из полиции. В перспективе – снова залы суда, адвокаты и психотерапевты. Она представила, что ждет их в Балтиморе и, схватив сына в охапку, опрометью бросилась вон из города.

– Только из-за того, что ты утащила меня в лес, я не стану паинькой, – возразил он. – Я и здесь могу буянить с тем же успехом. Так что вполне можно вернуться.

Она остановилась возле дома и повернулась к сыну.

– Безобразия не помогут тебе вернуться в Балтимор. Либо ты станешь человеком, либо нет. Выбор за тобой.

– Разве я вообще могу делать выбор?

– Можешь, у тебя есть альтернативы. И я хочу, чтобы с этого момента ты делал правильный выбор.

– Ты имеешь в виду то, что сама считаешь правильным. – Он выскочил из машины.

– Ной! Ной!

– Оставь меня в покое! – крикнул он. И, хлопнув дверцей, пошел к дому.

Клэр не последовала за ним. Она сидела, сжимая руль, слишком уставшая и расстроенная, чтобы сражаться с сыном. Она резко сдала назад и вырулила со двора. Им обоим нужно время, чтобы остыть, привести в порядок эмоции и мысли. Свернув на шоссе Тодди-Пойнт, она поехала вдоль берега озера Саранча. Вождение в качестве терапии.

Насколько все было проще, когда был жив Питер, – стоило ему скосить глаза, сын уже смеялся. Клэр с тоской вспоминала те дни, когда они были счастливы, были едины.

«Мы осиротели без тебя, Питер. Я скучаю по тебе. Скучаю каждый день, каждый час. Каждую минуту своей жизни».

Сквозь пелену слез посверкивали огоньки прибрежных коттеджей. Она миновала изгиб шоссе, проехала Валуны, и вдруг огоньки стали не белыми, а голубыми, они будто плясали между деревьев.

Оказалось, что возле дома Рейчел Соркин припарковалась полицейская патрульная машина.

Клэр остановилась на подъездной аллее. Во дворе стояли три автомобиля – два патрульных и белый фургон. На крыльце полицейский штата Мэн беседовал с Рейчел. За деревьями мелькали лучи фонариков.

Клэр увидела Линкольна Келли, который вышел из леса. Это его движущийся силуэт выхватил луч прожектора. Линкольн не был высоким, но выделялся своей осанкой, а уверенная поступь добавляла ему солидности. Он остановился и заговорил с патрульным, потом заметил Клэр и направился к ее пикапу.

Она опустила стекло.

– Нашли еще кости? – поинтересовалась она.

Линкольн нагнулся, принеся с собой аромат леса. Сосен, земли и дымка.

– Да. Собаки вывели нас к реке, – сказал он. – Этот берег здорово размыло весной после всех наводнений. Поэтому кости и оказались на поверхности. Но, боюсь, дикие звери уже растащили большую часть по лесу.

– Медэксперт считает, что это убийство?

– Это уже не в его компетенции. Кости слишком старые. Теперь ими занимается судебный антрополог. Если хотите, можете поговорить с ней. Ее зовут доктор Оверлок.

Он открыл дверцу, и Клэр выбралась из машины. Они вместе двинулись в темноту леса. Сумерки мгновенно сгустились, превращаясь в ночную мглу. Земля под ногами была неровная, устланная опавшими листьями, и, угодив в заросли кустарника, Клэр споткнулась. Линкольн помог ей удержать равновесие. Он, казалось, не испытывал никакого дискомфорта, прокладывая путь в темноте, и его тяжелые ботинки уверенно ступали по земле.

За деревьями показались огоньки, и до Клэр донеслись голоса и журчание бегущей воды. Они с Линкольном вышли из леса на берег речки. Размытый участок уже был огорожен полицейской лентой, натянутой на колышки, а на брезенте лежали извлеченные из земли грязные кости. Клэр узнала большую берцовую кость и какие-то фрагменты, видимо, части таза. Двое мужчин в высоких охотничьих сапогах стояли по колено в воде, осторожно подкапывая берег; на их головах были закреплены фонарики.

Люси Оверлок стояла среди деревьев и разговаривала по мобильному телефону. Она и сама напоминала дерево – высокая и крепкая; Люси, совсем как лесник, надела джинсы и тяжелые ботинки. Ее волосы, почти совсем седые, были стянуты в тугой и строгий конский хвост. Она заметила Линкольна и, устало махнув ему рукой, продолжила свой разговор по телефону.

– … пока никаких артефактов, только скелетные останки. Но я вас уверяю, это захоронение не подпадает под закон о могилах [1]. Череп явно принадлежал европеоиду, а не индейцу. Что значит, как я определила? Ну это же очевидно! Черепная коробка слишком узкая, и лицо недостаточно широкое. Нет, конечно. Я не берусь утверждать на сто процентов. Но место захоронения – озеро Саранча, а здесь никогда не было поселений пенобскотов. Это племя даже не рыбачило здесь, это озеро для них всегда было под запретом. – Она подняла глаза к небу и покачала головой. – Разумеется, вы можете сами провести осмотр костей. Но сейчас нам необходимо закончить раскопки, прежде чем здесь похозяйничают звери, иначе мы вообще все потеряем. – Она нажала на отбой и сердито посмотрела на Линкольна. – Битва за право первенства.