Светлана Алешина - Барышня-воровка (сборник)

Сыщица прикусила губу от досады.

– Бухать-то он с собой вас хоть берет? А то оч-чень подозрительно получается!

Десять минут десятого.

– И еще один момент! – поднял палец Цереберов. – Если бы у вас были обычные отношения, как это бывает между мужчиной и женщиной, вы, конечно, имеете право наряжаться. Но вот с утра пораньше, по идее, вы должны иметь очень уставший и потрепанный вид. А тут… тут, знаете ли, попахивает грубыми извращениями! Быть может, вы – маньяки-сообщники!

– Я не позволю так оскорбительно… – начала было Соня, но голос ее предательски задрожал.

– Какие эмоции! Какие бурные эмоции! – радостно воскликнул Цереберов и захлопал в ладоши. – А вы, я слышал, бывшая актриса и привыкли к грому аплодисментов. Аплодисменты будут! Обещаю вам!

Он с садистской улыбкой наблюдал за дрожащей от гнева и обиды Софьей Невзоровой. Человек в спортивной куртке выудил что-то из чая и стал внимательно рассматривать.

– Вы… Вы… – задыхаясь, пыталась выразить свое негодование Соня, но у нее не получалось.

Цереберов допил чай и поставил чашку на стол.

– Хватит в чае ковыряться! – гаркнул он на своих «сообщников». – Сегодня мы тут все равно ничего больше не выловим! Но за этой парой стоит проследить!

Майор обратился к Соне:

– Вы нас проводите?

– Да у меня муж – сотрудник милиции! Олег Рыбак! – в отчаянии выкрикнула Соня и сама удивилась тому, что сказала.

Цереберов только усмехнулся.

– Поставь чашку на место! – цыкнул он на молодого человека в форме сержанта. – Пойдем!

Вся троица потянулась к выходу. Соня все-таки отправилась их проводить.

– Не забывайте о нас! – сказал Цереберов уже в дверях. – Кстати, девушка, бухать-то он с собой вас берет? А то оч-чень подозрительно!

Он вытянул перед собой руку и глянул на часы.

– Пятнадцать минут десятого, – покачал головой майор. – Что-то я припозднился… Давайте скорее отсюда! Дел полным-полно!

Дверь за непрошеными гостями затворилась. Соня вернулась к Светлинскому.

– Ну как вам Цереберов? – усмехнулся Владимир.

– Мразь! – только и нашлась Софья.

– Угу. Чрезвычайно въедливый тип!

– Это еще мягко сказано!

– Вы сегодня намерены продолжать расследование?

– Еще как намерена! Я уж постараюсь поставить этого хомяка на место! Обломается ему его звездочка!

Владимир слабо улыбнулся.

– Послушайте, эта Надежда Любовьевна Верящая… По-вашему, какой наилучший способ можно выбрать, чтобы подступиться к ней? На какие кнопки ее психики можно нажать, чтобы она начала выдавать информацию, способную навести меня на размышления?

– Даже не знаю. Надя – человек бывалый… Ее мало чем проймешь… – почему-то Владимир при этих словах чрезвычайно смутился.

– Это как понять – бывалый?

– Неважно, я просто не то слово подобрал… Знаю! Знаю!

Соня вскинула брови.

– Суеверная она до ужаса! А точнее, верующая! В церковь постоянно ходит грехи отмаливать. Больше всего на свете боится угодить после смерти в ад.

– Это какие ж у нее грехи? – удивилась Соня. – Чтобы вот так сразу – раз – и в ад!

Светлинский отчего-то снова смутился.

– Да так… Мелкие всякие там прегрешения…

– Э-э-э… Вы что-то темните! Ну-ка, выкладывайте начистоту. За мелкие прегрешения сразу в ад не отправляют!

– Это как сказать… А если они имеют свойство накапливаться? Там ведь ангелы вроде как на весах все взвешивают.

– Не темните! Какой смертный грех у нее за душой?

– Понимаете, красивая она очень. Влюбляются мужики в нее, а она надежду им дает. Имя у нее такое. Надежда! Не может она страдающему по ней сердцу отказать! А полюбить никого тоже не может. Меня вот только полюбила…

– Стоп-стоп-стоп! А мужики эти, которым она надежды направо и налево раздает, они как, состоятельные люди?

– Видите ли, Надя привыкла вращаться в кругах бизнесменов и политиков. А сама она бизнес иметь не хотела бы. И в политику ни за что на свете не полезла бы…

– Еще бы! – хмыкнула Соня. – Зачем собственный бизнес, когда кругом полно потенциальных богатых любовников?

– Вы все не так понимаете…

– Скажите честно, она дорогая проститутка?

– Что вы, что вы!

– Значит, очень дорогая и чрезвычайно привередливая.

– Надежда просто не любит человека сразу лишать надежды. Ведь речь идет не только и не столько о похотливом животном чувстве, сколько о духовной, высшей любви.

– Тем хуже. Торгует любовью. А прелюбодейство – один из смертных грехов. Вот она и бегает постоянно в церковь, кается. На этом можно неплохо сыграть.

– Конечно, но только…

– Что еще?

– Пожалуйста, не называйте ей мое имя. А то у меня есть подозрение, что Надежда до сих пор меня любит, а мне не хотелось бы оказаться неблагодарной свиньей…

– У вас подозрение или надежда?

– Не понял?

– У вас подозрение или вы все еще тешите себя надеждами на искреннюю любовь со стороны Верящей?

– Вы поступаете нечестно!

– Просто мне кажется, эта дама на самом деле никого не убивала, а тем более ради вас. Вы можете смело отбросить это предположение.

– Но она могла сделать это и ради корысти…

– Вы думаете – как вам ни обидно это будет слышать, – у нее не было кавалеров побогаче и повлиятельнее вас?

– Да, но я еще и красивый!

– Думаю, для таких, как она, красота ничего не значит. По крайней мере, судя по вашим словам, ее у Верящей в избытке.

– Все равно стоит проверить, – упрямо гнул свою линию Светлинский.

– Ладно. Разберемся. Предоставьте это мне. А я бы вам сейчас посоветовала больше думать не о прекрасной Надежде.

– А о ком же?

Дома Соня тщательно продумала план действий и сама поразилась своей изобретательности. Она позвонила одной из своих бывших коллег по театру, Татьяне, и попросила подругу о помощи. Требовался очень экзотический театральный костюм. Договорились, что Соня зайдет в театр после обеда.

Софья Невзорова мечтала оказаться в уютной гримерной, где на нее разом навалится куча будоражащих душу воспоминаний. Однако пришлось довольствоваться захламленным подвалом.

Таня подвела подругу к большому картонному ящику, откуда тотчас выбежала большая жирная крыса. Соня угрюмо уставилась на дырку, проделанную крысой в одном из углов коробки.

– Вот здесь у нас лежит последний оставшийся в относительной сохранности костюм небесного ангела, – представила реквизит Таня. – Светочка Зараева играла в нем, когда у нас ставили «Божественную комедию» Данте.

– Он, наверное, очень пыльный, – заметила Соня.

– Есть немного. Но ведь ты можешь и постирать!

Татьяна принялась вынимать по частям на свет божий (или в полумрак подвальный, что гораздо точнее) содержимое коробки. Заклубилась пыль. Софья принялась отчаянно чихать. К ней присоединилась Таня.

Пышное платьице. Пушистые крылышки. Чепчик.

– Ну как? Нравится? – радостно вопросила Танька.

Соня поморщила нос.

– По-моему, в этом я буду похожа не на ангела, а на черта. На Мефистофеля!

– Это почему же?

– Да оно же все черное от пыли!

– Но постирать-то недолго!

– А это что за дырка на макушке чепчика?

– А это крыса, наверное, постаралась.

– Бр-р-р!!! Какой ужас!

– Да какая разница? Кто там на макушку твою смотреть будет?

– И крылышки несколько облезлые, – Соня брезгливо приподняла одно крыло.

– А ты их шампунем! «Пантином» с кондиционером! Они сразу станут мягкими и объемными. Давай-ка примерим!

– А может, не стоит? – с сомнением спросила Соня.

– Это как же не стоит? Конечно, стоит! Кто, кроме меня, сможет дать тебе рациональный совет, пойдет тебе это одеяние или не пойдет. Дома будут только льстить.

– Ну, не факт, – попробовала возразить Соня. – Моя мама обладает очень даже тонким вкусом.

Но Таня ее не слушала. Она взбивала платье, так, как обычно встряхивают половики. И пыли, кстати, было не меньше. Не успела Соня опомниться, а подруга уже напяливала на нее платье. Софье показалось, что ее схватили разбойники с большой дороги и пытаются запихать в грязный мешок. При помощи английских булавок Таня повесила Соне на спину крылышки, нацепила на голову будущего ангела чепчик.

– На ноги ничего нет, – сказала Таня. – Но могу дать добрый совет. Если не захочется ходить босиком, можешь приобрести на любом рынке белые тапочки. Я думаю, они не будут слишком дисгармонировать с твоим костюмом.

– Какой кошмар! – только и смогла выдохнуть Софья.

– А теперь можно пройти наверх, посмотреться в зеркало.

Соня громко чихнула.

– А я не буду выглядеть слишком эпатажно?

– По-моему, в самый раз!

По дороге в Танину гримерную Софья ловила на себе изумленные взгляды. Почему-то проходившие мимо люди шарахались от нее, после чего неизбежно раздавались смешки.

В гримерной Соня приблизилась к зеркалу и не узнала себя. Лицо ее было перепачкано пылью. Если бы она увидела кого-нибудь в таком наряде здесь, в театре, то, может, и подумала бы о «Божественной комедии» Данте, но неизбежно бы решила, что актер собирается сыграть черта. А еще она подумала бы, что актер забыл приладить к костюму рожки и хвост.