Джон Макдональд - Темнее, чем янтарь

Это была Эва. Разинув рот, она уставилась на дуло, как будто видела оружие первый раз в жизни. Я облегченно вздохнул и сунул пистолет в ящик стола.

— Спасение имущества! Господи помилуй! — произнесла она дрожащим от ярости голосом. — Контракты со страховыми фирмами!

— Я не хотел испугать тебя. Наоборот, это ты меня испугала. Видишь ли, в мире найдется пара человек, которые меня на дух не переносят.

Я зевнул и внезапно поперхнулся — осознал, что стою перед обнаженной женщиной.

Она направилась к кушетке. Груди подрагивали в такт движениям. Они казались меньше, чем на самом деле, из-за очень крупных темно-красных сосков. Идеальный изгиб бедер. Гладкий, ровный живот с четкой треугольной заплаткой цвета вороненой стали внизу.

Откинув со лба спутанные волосы, она села на кушетку и сказала:

— Ги, по твоей милости у меня до сих пор дрожат колени! Я ведь только слегка дотронулась до тебя.

— А зачем, собственно, ты сюда явилась?

— Зачем явилась? — переспросила она слегка раздраженно. — Может быть попросить, чтобы ты поучил меня поиграть в шахматы, а?

Она картинно вздохнула и откинулась назад, закинув руку за голову. Ее тело не предназначено для того, чтобы им любовались эстеты. Чересчур откровенно функционально.

Я дотянулся до стула, снял с него рубашку и бросил ей. Она подхватила ее и вопросительно взглянула на меня.

— Вот как? Это не назовешь хорошим началом, малыш.

Она натянула рубашку и снова прилегла, скрестив ноги.

— Зачем я пришла? Я не могла заснуть, Мак-Ги, и мне захотелось сказать тебе «спокойной ночи». Или «спасибо». И это помогло бы мне заснуть. Учти, мало кто может похвастаться, что я сама пришла к нему.

— Учту.

Я сел за стол и оперся подбородком на руки.

— Между прочим, я еще хотела попросить у тебя взаймы. По-настоящему взаймы, без дураков. Как насчет двухсот баков?

— О'кей.

Она слегка улыбнулась и снова выпятила бедро.

— Тем более есть повод сказать «спасибо».

— Вполне достаточно сказать, Эва.

Некоторое время она изучающе смотрела на меня.

— Послушай, я знаю, что многие с прохладцей относятся к профессионалкам. Но я вовсе не собираюсь удивлять тебя специальными трюками. Трев, дорогой, я хотела только, чтобы тебе было хорошо. Еще раз повторяю, со мной это не так уж часто случалось, я очень редко проявляла инициативу, всего несколько раз. Может, это и не будет величайшим потрясением в твоей жизни, но так просто ты этого не забудешь. Это я тебе обещаю.

— Эва, перестань. Ты ставишь нас обоих в идиотское положение. Я отнюдь не святой, и я оценил твой жест, но я вовсе не считаю, что ты у меня в долгу, и…

— И спасибо, но не надо? Понятно, — она встала и сделала вид, что зевает. — Не переживай, Трев, все нормально. Наверно, я переоценила себя. Для какого-нибудь хмыря, двадцать лет не вылезавшего из конторы, я была бы подарком судьбы, а для тебя… Такой парень, да еще с яхтой, всегда может выбирать.

Она подмигнула мне, перегнулась через стол, достала сигарету и закурила.

— Остаемся друзьями, мистер. Может, оно и к лучшему. Смешно — у меня и вдруг в приятелях мужчина. Мужчины всегда или покупали меня, или продавали. А вы с Мейером… Какие-то ненормальные, ей-богу. Хотя, если честно, у меня такое чувство…

— Какое чувство?

— Что вы ко мне хорошо относитесь. — Она подошла поближе и продолжала, понизив голос: — Конечно, это глупо, но я лежала там одна и думала об этом. Вы знаете, кто я такая, и все равно так милы со мной…

Совершенно неожиданно для меня в ее темно-янтарных глазах заблестели слезы. Эва резко отвернулась и сделала несколько шагов к двери. Не оборачиваясь, она заговорила снова:

— Какого черта вас занесло под этот проклятый мост? Лучше бы вас там не оказалось! И будет лучше, если они снова найдут меня… Потому что нельзя перестать быть тем, что ты есть. И нельзя забыть то, что ты знаешь. А если есть кто-нибудь, кто хорошо к тебе относится, то все становится еще труднее. Я лежала там в темноте и думала, думала… В голову лезут какие-то дикие идеи. Может, мне пойти работать в лепрозорий, если они еще сохранились? Чтобы как-то компенсировать…

— Раньше это называлось искуплением грехов. — Я подошел к ней и, опустив руку на ее плечо, развернул лицом к себе. Она упорно смотрела в сторону. — Да, ты нравишься нам, Эва, хоть ты и не умеешь мыть посуду. И мы были бы рады помочь тебе выкрутиться из этой истории.

На секунду мне показалось, что она сейчас заговорит. Но она только вздохнула:

— Ну ее к дьяволу, Трев. Я не хочу, чтобы вы знали, какое дерьмо выловили. — Она криво улыбнулась. — А-а, ерунда, через год я уже обо всем забуду. У меня большой опыт по этой части: забывать всякие гадости. Как ты думаешь, не следует мне пойти к Мейеру и?..

— Ты можешь попробовать, но думаю, что этот визит пройдет примерно так же.

— Я и сама так думаю. Во всяком случае, теперь я, кажется, смогу заснуть.

Легко прикоснувшись губами к моей щеке, она удалилась. Я снова переложил пистолет под подушку, где ему и полагалось быть ночью, выключил свет и улегся. Я не испытывал ни малейшего сожаления, что не воспользовался случаем, и знал, почему. Да, я не святой, но ее я не хотел. Может быть, на свой лад я излишне щепетилен или брезглив — называйте, как хотите. Пару раз я увлекался женщинами с богатым прошлым и испытал, каким тяжким грузом ложится это прошлое на партнера. Трудно высоко ценить то, что леди так щедро дарила многим. Если хотите знать, для каждой женщины существует свое пороговое число X пар голодных рук, которые трогали, ласкали и мяли ее, после которого мед ее лона становится уксусом, а сердце камнем.

Я не хотел ее ни на каких условиях. Но я искренне желал ей всего доброго.

Встретив следующее утро в относительно хорошем настроении, Эва становилась все более беспокойной и подавленной по мере того, как мы продвигались к северу залива.

В полдень она, как и накануне, пришла посидеть со мной в рубке, и я спросил, что она надумала делать.

— Покончить с этим раз и навсегда. Мне становится жутко при одной мысли о том, что кто-нибудь из них пронюхает, что я жива, и вся шайка снова начнет охотиться за мной. Наверно, лучше всего потратить твои двести долларов на то, чтобы стать блондинкой, купить билет на автобус, забраться в какую-нибудь глушь и устроиться там официанткой, пока что-нибудь подвернется. Да, так и следовало бы поступить…

— А что тебя останавливает?

— Трев, я все-таки чувствую какую-то тухлятину в твоих россказнях о себе. Бизнесмены не держат пистолет под подушкой. Опять же, когда вы выудили меня, у вас и в мыслях не было бежать в полицию, как сделал бы любой добропорядочный гражданин. Я не понимаю, кто вы на самом деле, но я вижу только, что не дешевки и не слюнтяи.

— Не помешаю? — в дверях возник Мейер.

— Нет, моя радость. Присоединяйся. Я как раз собираюсь кое-что вам предложить. За всю жизнь мне не удалось скопить и десяти центов, но за последние два года у меня набралось что-то около тридцати двух тысяч наличными. Может, вы и назовете эти деньги грязными, но других я не заработала, а эти — еще просто мелочь по сравнению с тем кушем, который отхватили другие. Они хорошо спрятаны. В общем, дело обстоит так: моим партнером был парень по имени Грифф. Ничего хорошего сказать о нем не могу. Крутой мальчик. Он знает об этих деньгах, но не знает, где тайник. И сейчас, я уверена, он подбирается или уже подобрался к моей квартире, чтобы все там перерыть и обчистить. Конечно, эта тварь заберет все мои тряпки и украшения, и телевизор, и авто, но денег, я надеюсь, он не найдет. А если мне удастся заполучить эти деньги, то шансы начать новую, нормальную жизнь резко повысятся. Но Грифф, даже если не найдет тайника, все равно глаз не спустит с этого места. Тем не менее, мне кажется, стоит попытаться. Есть один парень, который давно уже по мне сохнет, думаю, я могу ему доверять; так вот, с его помощью я постараюсь подобраться поближе, ну и… В общем, на месте посмотрю, что и как.

— А потом?

— Потом я вернусь сюда, расскажу вам, где тайник, а вы пойдете и принесете мне деньги… И, естественно, получите часть.

— Вот что, Эва, может у тебя и есть повод сомневаться в моей добропорядочности, но уж на то, чтобы я не стал брать деньги, принадлежащие кому-то другому, ее хватит.

— Кому-то другому?! — Она сдернула темные очки и сверкнула на меня своими темно-янтарными глазами. В них было ровно столько же доброжелательности, сколько в глазах тигра перед прыжком. Потом они погасли, и в них опять появилась уже знакомая мне черная пустота. — Те, кому они принадлежали, давно покойники. Их эти деньги уже не спасут. Ты что, собираешься страдать обо всех, кто уже умер или скоро умрет? То, что я вышла из игры, еще не означает, что все кончено. Они найдут другую девчонку, только и всего. Но те, те деньги — мои, и только мои, понятно?