Михаил Черненок - Фартовые бабочки

— Вдоль улицы, как будто к новосибирской трассе.

— А насчет милиционера ты не спутал? Может, это военный был?

Купчик с упреком посмотрел на Голубева:

— Обижаешь, Дмитрич. По-твоему, я в полковой разведке баклуши бил. Уж чего-чего, а военную одежду от милиционерской всегда отличу.

— Ну и как тот милиционер выглядел?

— Фуражка, стало быть, с красным околышем. Рубаха стального цвета с поясом. Галстук черный. Вот погоны не рассмотрел, но по выправке, похоже, офицер.

— Комплекции какой?

— Высокий, в плечах крепкий, лицо темное. Мне даже подумалось, что это наш участковый Толян Кухнин.

— Сильно похож на него?

— Как две капли воды. Чуть позже, правда, сообразил: с каких щей участковый на заморской «дразнилке» покатит, если у него, кроме допотопного «Муравья» с кузовом, никакой техники нет.

Голубев задумался:

— Карпыч, скажи откровенно: не по злопамятству на Кухнина бочку катишь?

— Да я разве качу? Приметы тебе подсказываю, — обиделся Купчик. — Тем более, что на Толяна у меня зла не было и нет. Коль на то пошло, открою прошлогодний секрет. Мы ж с Кухниным тогда с перепоя в рукопашную схватку сцепились. Можно сказать, из-за пустяка каша заварилась. Понимаешь, Дмитрич, годов нам со старухой уже много, а весной огород надо копать, чтобы картошку посадить. При советской власти эту тяжелую работу мне школьные тимуровцы делали. Надену, бывало, ордена да — в школу. Один урок промолочу языком про военные подвиги, и после занятий весь класс с лопатами да вилами шагает строем за мной. Глазом не успею моргнуть — огород вскопан, картошка посажена. А теперь в школе дураков не стало, молодежь в бизнес ударилась. Поискал я в прошлом году наемных копальщиков — никто не хочет деньги зарабатывать. Разговорился с Толяном Кухниным. Он хвастанул, будто свой огород за один день вскопал. Прикинулся я валенком: «Врешь, участковый! Жила тонка, чтобы пять соток земли за такое время взрыхлить». Толян завелся: «Спорим, вскопаю!» — «На какой заклад будем биться?» — «На ящик водки!» — «Эх, мать моя, женщина! — говорю и показываю на свой огород. — Вон — земля, в стайку — вилы. Берись! Хочу хоть раз в жизни от пуза на даровщинку напиться». В том смысле так сказал, что победа в споре непременно будет моя. Ударили по рукам. На следующий день Кухнин приходит спозаранку и, как бульдозер, попер мою пашню ворочать. И ведь вскопал задолго до заката! А мне того и надо было. Прошлогодняя водка в цене еще не так кусалась, как нынешняя. Отвез я на своем «Запорожце» Толяну полнехонький ящик. Он сунул в карманы пару бутылок и пошли, мол, Пимен Карпович, обмывать победу. Начали хорошо, да переборщили. Закуски нам показалось мало. Кричу жинке: «Тащи, едрена-мать, чего пожевать!» Она Толяну хороший кусок мяса подкинула, а мне фигушку под нос и большевистским лозунгом по ушам. Дескать, кто не работает, тот не ест. Тут меня и взорвало… — Купчик смешливо прищурился. — По телеку смотрел, как народные депутаты рвали друг друга за грудки на глазах у невозмутимого сникерса?..

— Наверное, хотел сказать «спикера»? — уточнил Слава.

— Поправку принимаю, оговорился, — с самым серьезным видом кивнул Купчик и продолжил: — Вот, аналогичную картину мы с бабкой затеяли перед сидевшим за столом участковым. А у него, оказывается, нервы послабее, чем у сни… спикера. Принялся Толян нас разнимать и, главным образом, на меня насел. Ну я, понятно, не лыком шитый. С военной поры такие приемчики знаю, что даже каратиста Пашу Таловского исподтишка могу на землю опрокинуть. Проще говоря, Кухнин загремел навзничь от моей подножки. После такого кульбита пришлось моей зачинщице-старухе нас с Толяном разнимать…

— В прошлом году ты об этом не рассказывал.

— Не хотел Кухнина подводить. В том смысле, что блюститель порядка сам наклюкался до такой стадии, когда появляется желание на бровях пройтись.

— Значит, между вами вражды нет?

— Какая вражда! Мы на следующий же день после твоей разборки мировую поллитровку распили. Да и после того Толян не один раз ко мне заглядывал насчет подлечиться. И я не отказываю, когда в заначке бутылек стоит. Но угощаю теперь по твердому регламенту. Одна-две рюмашки и будя. Напугал меня тот боевой случай. Я ведь только на фронте с врагами дрался, а в мирной жизни — никогда. После войны я веселил народ. Без меня ни гулянка, ни свадьба на нашей улице не обходились. Знаешь, как лихо на гармонике наяриваю? Хочешь, прямо щас такую современную ламбаду сыграю, что ноги сами пойдут в пляс?..

— Плясать, Карпыч, будем после, когда с «Марианной» разберемся. Сейчас скажи, старый разведчик, не замечал ли ты в последнее время чего-то подозрительного возле «Марианны»?

Старик немного подумал:

— Кажись, ничего коварного тут не намечалось. С Жанной Мерцаловой чуть не каждый день вижусь. Она всегда с обворожительной улыбкой. Ох, завлекательная бабочка! Будь мне годов на пятьдесят меньше, я к ней подбил бы клинки.

— Она ж на голову выше тебя, — засмеялся Слава.

— В отношении между женским и мужским полами рост мужика не самая важная деталь, — Купчик хитро подмигнул. — В народе не зря говорят: большая фигура, да дура, а малое дерево всегда в сук растет.

— Ты опять спутал, Карпыч. После «фигуры» не о суковатом дереве говорится, а о том, что мал золотник, да дорог.

— На этот счет, Дмитрич, так тебе отвечу: у кого об чем голова болит, тот про то и говорит. Возьми участкового Кухнина, к примеру. У него постоянные разговоры, что денег мало получает. Мне же о «золотниках» совсем не интересно язык мозолить. Приятнее о женщинах потрепаться. Я в молодости шибко их обожал. Поэтому, извиняй, твою поправку не принимаю.

— В таком случае, давай поговорим о продавщицах из «Марианны». Что о них можешь сказать?

— Все могу… Фартовые бабочки, везучие. Не пришибли рэкетиры Майю?

— Пришибли.

— Сильно?

— До смерти.

— Убили, что ли?.. Ай-яй-яй!.. — Купчик сокрушенно покачал головой. — На этот раз, выходит, крупно ей не повезло. А жалко. Хорошая была деваха, обходительная. Она, признаться, лично мне больше нравилась, чем Ритка Календина. Всегда в короткой юбочке, ножки — загляденье. А у Ритки с ногами, видать, неважнецки обстоит дело. Никогда в юбке ее не видел. Постоянно джинсы таскает или белые клеши. Как у старинных моряков, гачи по полметра шириной. Но зато у Календиной грудь соблазнительней, чем у Шелковниковой. Она будто специально ее выпячивает.

— По этой части Настя Веснина, пожалуй; всех переплюнула, — сказал Голубев.

— Тут ты прав. У Настёнки есть, что мужику поокучивать. В мамку удалась. Верочка Веснина такой же, пухлой, была. Росточком от горшка два вершка, а титьки по пуду. К тому же, малость с приветом. Считать до конца жизни не научилась. Лишь в деньгах понимала, а так… один, два, три и дальше — много. Однажды прибегает ко мне, глазенки вытаращила и вроде по секрету сообщает: «Утром испекла пять пирожков. Пока морковку в огороде полола, на столе из пяти осталось только семь. Кто-то сожрал».

— По-моему, умом Настя тоже не очень далеко ушла от родительницы. Или ошибаюсь?

— Если и ошибаешься, то не слишком. Конечно, по сравнению с мамкой, Настёнка хотя и через пень-колоду, но школу одолела. Считать научилась. В других же вопросах бестолковая и по жизни ни к чему серьезному не стремится. Способностей — кот наплакал. Прошлый год Паша Таловский надумал обучить ее вождению грузовика. Так, не поверишь, она в первый же телеграфный столб бампером въехала. Во где шуму было. Паша как спустил матерную овчарку! А Настёнка — еще хлеще: «Ты, падло, меня не блядионь!» И пошла крыть Пашу в христа-бога-мать… Старухи, наблюдавшие тот собачий концерт, аж креститься стали. Таким вот экзаменом шоферское обучение Настенки закончилось. И дружба с Пашей увяла.

— До этого они дружили?

— Еще как! Настёнка ради Таловского из Новосибирска домой вернулась. Паша аккурат тогда «Марианну» строил. Хозяином хотел стать, а Настёнка в хозяйки к нему силком набивалась.

— Юморная была бы парочка, — Голубев улыбнулся. — Слон и Моська.

— Не улыбайся. Насчет слона юмора нет. Мышь копны не боится. Природа так распоряжается. Малые ростом тянутся к большим, а большие — к малым. Моя жинка тоже на меховую шапку выше меня и ничего. Жизнь прожили, детей вырастили и внуки уже женихаются. Вот, если б у Настёнки с Пашей зародилось потомство не в рост, а вширь, тут бы юмор появился. Новая человеческая порода могла возникнуть, у которой толщина больше роста…

— Долго Настя в Новосибирске жила? — поворачивая разговор в нужное русло, спросил Слава.

— Кажись, года полтора или два. Где работала, не знаю, но деньжата вроде водились. Изредка, бывало, приедет, пошикует денек-другой с местными бездельниками и опять — на заработки.

— С парнями шиковала?