Илья Рясной - Гашиш с Востока

— Где он?

— С Ванькой куда-то отчалил…

Положение осложнялось. Важный ждать не намерен. У него времени в обрез. Нужно форсировать события, но как?

Костыль напряженно думал. Выбить деньги у несговорчивых фраеров, провернуть лихое дело — тут у него шарики в голове крутятся. Но как найти человека в Апрельске? Не обшаривать же каждый подвал и квартиру. А если двинул Ваня в дальние края? Да и при нем ли записная книжка?..

На поиски ушел весь день. Ткнулись к ребятам во дворе, приятелям Вани.

Уже стемнело, на небе висела яркая, четко очерченная луна. Костыль, облокотившись на руль, ломал одну спичку за другой, пытаясь закурить. В раздражении выплюнул сигарету.

— Ни черта у нас не получается.

— Важный шкуру сдерет, — меланхолично кивнул Людоед.

— Тысячу лет его искать будем, — Костыль вынул из красной пачки «Мальборо» еще одну сигарету. — Нужно, чтоб кто-то помог.

— Кто, милиция?

— …Поехали. Как же я, баранья башка, сразу-то не скумекал!

Позавчера Голове исполнилось сорок пять. Дата круглая. Но не было ни ломящегося от явств стола, ни славящих юбиляра тостов и богатых подарков. Он был непривычен к подобной торжественности и чувствовал бы себя в такой обстановке не слишком-то уютно.

Кличку «Голова» Дмитрий Васильевич Караваев получил из-за своей большой головы. Впрочем, не она была важна в его работе, а чувствительные и ловкие пальцы. Он был карманником-асом. Карманники делятся на щипачей и писак. Первые выдергивают у граждан из карманов и сумок кошельки, вторые режут те же карманы, сумки и вытряхивают незаметно содержимое. Голова владел виртуозно обоими способами. На промысел он выходил ежедневно, как хороший клерк на службу, но, как истинный профессионал, «срывал» в день не более одного кармана. После каждого удачного дела выцарапывал на крышке деревянного стола черточку, подобно Робинзону Крузо, отмечавшему зарубками дни прерывания на острове. Перед последней отсидкой всего лишь пятьдесят отметин не хватило до полутора тысяч.

Голова был осторожен, не брал помощников, не готовил учеников, хоть по воровским правилам это и входило в его «обязанности», но все же время от времени попадался. По приговору народного суда получал обычно четыре-пять лет за одну единственную доказанную кражу кошелька с пятью рублями.

Хотя иные карманники умудряются неплохо разжиться, покупают машины и видики, у Головы, как у большинства его собратьев, запросы были гораздо скромнее: выпил, закусил — и ладно. Кроме того, он чувствовал ответственность за родного человека — девяностолетнюю бабку, с которой жил в одной квартире и которой выпивки требовалось не меньше, чем ему самому.

Пьянство с каждым годом затягивало все сильнее: лицо становилось краснее, силенок — меньше. Третью судимость получил уже с «нагрузкой» — принудлечением от алкоголизма. Вылечить, конечно, не вылечили, но кое-какой результат был достигнут. Надоело сидеть по тюрьмам, надоело «работать по карманам». И Голова решил «честно» трудиться на благо общества. Он, может, и раньше бы начал «честно» трудиться, да мешали законы об уголовной ответственности за тунеядство, тягостная необходимость иметь трудовую книжку. По нынешним же временам работаешь ты или не работаешь по трудовой книжке, не интересует никого, и Голова сменил род занятий.

Еще с утра он наглотался одеколона, который притащили в скверик мужики. До дома дотащился еле-еле, и сразу провалился в тяжелый сон. Разбудил его звонок в дверь. За окнами было темно, и он не понимал — вечер на улице или раннее утро. Так настырно могла звонить лишь милиция или Гришка Шпиндель из соседнего подъезда, тоже постоянно озабоченный поисками или что выпить, или с кем выпить.

Голова, покачиваясь, направился к двери, распахнул ее, протер глаза и в упор уставился на визитеров.

— О, Костыль, брат мой! — он сразу бросился обниматься.

Костыль поморщился. Если бы он так хорошо не знал старого карманника, то мог бы подумать, что тот искренне рад встрече.

Хозяин проводил гостей в большую комнату, стряхнул крошки со стульев и пригласил садиться.

— Располагайтесь.

Голова проживал в просторной двухкомнатной квартире с высокими потолками и лепными карнизами — мечта любого гражданина СССР. Запустил ее донельзя. Большая комната, где жил он сам, была обставлена весьма скудно — скрипучая кровать с солдатским одеялом, грязный, залитый портвейном стол, несколько стульев и покосившийся шкаф с зеркалом. На старомодном телевизоре «Рекорд» стоял оклад от иконы. Святой лик заменяла мятая репродукция Рублевской «Троицы». Саму икону загнала бабка, когда понадобились средства на выпивку, и, как человек набожный, до сих пор раскаивалась в этом, на коленях молила прощения у репродукции.

— Как, Голова, все карманы пылесосишь? — осведомился Костыль вытаскивая из сумки бутылку «Киндзмараули».

— Не, надоело. Я теперь самый что ни на есть законопослушный гражданин. Веду честную жизнь — бутылки собираю. Штучка — полтинник. У пивнухи «Солнышко». Место рыбное. Все знают, что я там промышляю. Ни одна паскуда конкурентная туда не сунется. Меня там уважают.

— И как у тебя с деньгами? — спросил Костыль, разливая вино по стаканам, которые Людоед тщательно, с мылом, отдраил в ванной.

— Так себе. В принципе, если поднапрячься, за день можно до сотни насшибать, но расходы уж очень большие. Сам знаешь, почем горючее для моего «ржавого мотора».

Голова опрокинул стакан, налил себе еще, а бутылку спрятал в шкаф, пояснив:

— Бабусе остатки. Пусть порадуется. Кто же о ней, старой, еще позаботится.

— Да уж, такой внучек внимательный — радость на склоне лет, — Костыль вытащил из кармана две хрустящие сотенные купюры. — Новенькие, только из банка.

— А мне-то что?

— Гошу Ступенко знаешь?

— Это который по машинам? Знаю. Ему за кражу суд отвесил условно. Гуманисты, как сейчас в газетах пишут.

— А Маратова Виктора, Смирнова Ивана?

— Знаю. Ванька совсем малой, лет семнадцать. Вежливый, здоровается. Уважает меня.

— Мне этого малого найти надо. Он смылся куда-то. И срочно нужен. Получишь еще пять бумажек.

Костыль знал, к кому обратиться. Голова с его общительным характером и авторитетом ловкого вора знал все об Апрельске и его окрестностях: о жизни местных наркоманов, грабителей, убийц. А с Гошей и Ваней жил по соседству, так что ему и карты в руки.

Голова посмотрел сторублевку напросвет.

— Ты еще на зуб попробуй.

— Ладно. И не из-за денег, а токма лишь из душевного к тебе отношения, Костылечек. Мы ж друг друга уважаем, правда, брат мой?

— Узнаю, что динамишь…

— Ладно, ладно, не маленький…

К порученному делу Голова отнесся со всей ответственностью. Пришлось побегать, попотеть. Зато, когда вновь объявился Костыль, Голова небрежно протянул ему мятый тетрадный листок, исписанный корявым почерком.

— На даче у одной шлюхи они. Вот тебе адрес. Гони бабки…

— Работать надо, а не теории строить! — хлопнул ладонью по столу начальник УВД. — Чтоб мальчишка был найден. В самое ближайшее время.

Генерал был взвинчен, так что досталось и начальнику уголовного розыска, и Крымову как старшему группы по раскрытию недавних двух убийств.

Упреки были определенно незаслуженными. Да, под руку генералу лучше было бы не попадаться, но начальственные громы и молнии отскакивали от Крымова, как дробь от танковой брони. Он делал свое дело, а что об этом думают наверху или внизу, или вообще где бы то ни было — его совершенно не волновало.

Дурное расположение духа начальника управления было вполне объяснимо. В последние дни неприятности посыпались одна за другой. Лейтенант-пожарник, напившись до умопомрачения, не поладил со своим приятелем — самогонщиком — разошелся в определении стоимости продукта, после чего проткнул его ножом, отправив на больничную койку. Это раз. На улице хулиганы налетели на участкового, и пока тот пытался объяснить — мол, не надо грубить, драться, — его отколотили и оставили без «черемухи» и пистолета. Это два. Ну а третье — утром угнали оперативные «Жигули» с рацией, мигалкой на магните и радиотелефоном.

— Ну что, досталось тебе от маршала нашего? — спросил Гаврюхин, скучающе щелкающий семечки.

— Плевать хотелось, — отмахнулся Крымов.

— Сереж, у тебя еще пятидесяти рублей на мою бедность не найдется? — перевел разговор Гаврюхин.

— Что, Леночка и мою сотню успела оприходовать?

— Нет. Жена софу купила.

— За полтинник?

— Остальные теща дала.

— Ясно, — Крымов достал из кармана пять мятых десяток.

— Вместо мальчишки ты софу искал.

— Нет, мальчишку я тоже искал. Мы искали. И ищем..

Ваню на самом деле искали. Искали профессионально.