Светлана Алешина - Блондин – личность темная

Женщина взглянула из-за его плеча на комнату. Первое, что увидела управдом – это нож, торчавший из поросшей волосками мужской груди.

– И какой только идиот сделал спальню прямо рядом с прихожей? – Но она не позволила себе закатить истерику – просто вспомнила о своих обязанностях, и все. И рванула к телефону. В голове билась одна мысль – убили жильца их дома, значит, теперь с милицией проблем не оберешься! Это что же такое в мире-то делается?..

Ванцов сновал по коридору, хмурый и напряженный. Даже рыжие волосы его вздыбились и потускнели от разыгравшихся нервов. Я сидела на стуле, скучала и ждала его. Проносясь в очередной раз мимо меня, подобно ракете, он бросал краткие реплики вроде:

– Саш, подожди, мне некогда. Сейчас освобожусь…

Я мирно кивала и рассматривала скучно-серые стены. Стул подо мной жалобно поскрипывал, словно старик на последнем издыхании.

Наконец минут через пятнадцать пассивного ожидания следователя мне все это надоело, да и курить захотелось ужасно, и я прошла в другой конец коридора, где располагалась курилка. Прислонившись к стене, там стояла девушка. Наверное, несколькими годами постарше меня, с тяжелой гривой пепельно-серебристых волос и красивыми глазами. В них застыла странная смесь из тоски, страха и досады. Девица сосредоточенно дымила, сдавливая сигарету в тонких пальцах с длинными бледно-коралловыми ногтями.

Я тоже закурила. Девушка взглянула на меня, словно только что заметив, и задумчиво опустила взор к полу. Выражение страха на ее лице отчего-то меня угнетало. Я помолчала, потом спросила негромко:

– Тоже ждете кого-то из следователей? Они ужасно заняты…

– А вы здесь работаете? – кивнув, поинтересовалась девушка. Голос у нее был такой, о котором я всю жизнь мечтала – низкий, с хрипотцой и в то же время удивительно мелодичный.

– Нет, боже упаси, – отчаянно затрясла я головой. – Я жду следователя. Убили одного человека…

– Неужели вы тоже имеете какое-то отношение к смерти Никиты? – вскинулась девица.

– А кто это? – удивилась я. Мне было известно только о смерти Владимира Меченого.

– Тот, из-за кого я сяду в тюрьму, – бросила девушка. На глазах ее навернулись слезы. Кажется, ей ужасно хотелось поговорить, чтобы снять с плеч хоть часть тяжкого груза, но она, видно, стеснялась, и я решила помочь ей:

– А почему вы должны из-за кого-то садиться в тюрьму?

– Ох, это ужасно! – вздохнула девушка. – Представляете, только вчера я видела его живым. А сегодня его уже нет! И меня обвиняют в убийстве. Но я никого не убивала! Зачем мне это? Ведь правда? Я и знакома-то с ним была всего три дня, не больше. И раз в кафе посидела. Ой, и не знаю, что теперь будет! Я уже была у следователя – взяли подписку о невыезде из города! И все потому, что у Никиты откуда-то оказалась моя фотография. С моим адресом. Откуда? Как я поняла, меня не арестовали только потому, что маловато улик! Извините, что я вам жалуюсь, – закуривая еще одну сигарету, взглянула на меня девушка.

– Ничего страшного, – попыталась я поддержать ее. – Надо же кому-то рассказать! А в милиции не всегда справедливы, понимаете, у них здесь работы непочатый край, вот иногда и пытаются побыстрее раскрыть дело.

– То есть меня посадят? Ох, что же делать? – в отчаянии выдохнула девушка. Я уже готова была предложить ей помощь, но тут с другого конца коридора услышала голос Ванцова:

– Сашка, если у тебя что-то срочное – бегом, у меня мало времени!

Я лихорадочно выудила из сумки свою визитку и протянула ее девушке со словами:

– Обязательно позвоните мне в любое время! Как только освободитесь. Или сразу приезжайте. Буду ждать. Кстати, меня зовут Саша.

– А я – Карина, – растерянно сжимая в руке визитку, прошептала девушка. И я ринулась к следователю.

Дело жизни свершилось. Пистолет теперь валялся в каком-то мусорном баке. Да это и неважно. Главное – наконец цель достигнута. И странно… Сначала была радость, теперь наступило опустошение… Необычное ощущение – опустошенность, тоска… Говорят, такое бывает после периода напряженной деятельности. Но это пройдет. А в общем и целом – была радость от того, что наконец месть свершилась. То, что так долго вынашивалось – воплотилось в жизнь. Прошлого этим, разумеется, не вернуть – зато совесть теперь чиста. И ничто не довлеет над сознанием.

Хорошо было идти по солнечной улице города к своему убежищу, видеть удивленные глаза прохожих. Наверное, улыбка на лице выглядела непривычной, как маска, сквозь которую проглядывают клыки. И никому не было дела, что «клыки» сами – маска. Маскарадный костюм…

Никому не придет в голову связывать смерти в городе с той давней историей. Очень давней… Конечно, давней не для всех остальных – не так уж много и времени прошло. Но порой казалось, что минула целая жизнь. И единственный год – порой за это время можно пережить больше, чем за все предыдущее существование на этом свете…

Тополя еле слышно шуршали листвой, в воздухе растворялся аромат каких-то цветов. По набережной шли девушки в купальниках и ничего не скрывающих платьях. Это внушало чувство какого-то спокойствия.

– Сашка, что у тебя с лицом? – хорошо меня зная, удивился Ванцов, когда мы вошли в кабинет. И высказал не самую умную в мире догадку: – Наверное, снова твое юное сердце воспылало сочувствием к какой-нибудь несчастной жертве?

– Ну и что? – фыркнула я. – Ты же сам говорил, что у тебя мало времени. Поэтому быстро расскажи мне о смерти Владимира, парня со шрамом.

Я плюхнулась на стул, а Ванцов захлопнул лежавшую на столе картонную папку, на которой я разглядела надпись: «Волощенко Н., Дело № …», и стремительно перевернул ее, сунув под толстую стопку бумаг.

– Сашка, не впутывайся! – рявкнул Леша. – Ларикову пожалуюсь.

– Лешенька, я уже большая девочка, – фыркнула я. – Сейчас ты мне помоги, а как Андрей Петрович вернется – жалуйся.

Ванцов с сомнением смотрел на меня, и я поспешила его обрадовать:

– Лешик, если ты не поможешь мне с информацией, я сама попытаюсь ее добыть. Вот тогда и могу заполучить множество проблем. – Это, конечно, игра на нервах, но действенная!

– Ну что тебе надо знать? Звали этого человека Владимир Сергеевич Ламовский. Он обычный гопник, то есть нахальный ворюга. Его застрелили. Пулевое ранение в лоб со смертельным исходом. Ничего стоящего на месте преступления обнаружено не было. Никакой зацепки.

– А второй труп?

– Колотая рана в область сердца, – пожал плечами Ванцов и поморщился.

– А кто он такой?

Пылинка взметнулась со стола и плавно спланировала на пол. Стул подо мной встревоженно скрипнул, а Ванцов все молчал.

Я вежливо зевнула, прикрыв рот ладонью, как, надо сказать, воспитанная леди. Наконец Лешенька ответил на мой зависший в воздухе вопрос:

– Саша, откуда мне знать? Убийство произошло сегодня, и пока что я совершенно не знаю, за что убили этого второго человека. Я тебе все рассказал – прошло слишком мало времени, чтобы делать выводы. Хорошо, если узнаю… Зовут его Волощенко Никита Викторович. Мы обнаружили на месте преступления права на все категории вождения. И паспорт, откуда следует, что он не женат.

– Леш, можно тебя на минутку? – в дверную щель просунулась вихрастая голова Лешкиного помощника Олега. Увидев меня, он улыбнулся и кивнул.

Ванцов выскочил из кабинета, а я не стала терять времени – папочка на столе звала и манила меня. Тоненькая еще, с едва начатым делом, она была как морковка для осла или молочко для ежика.

Проявлять слишком явный интерес к смерти Волощенко мне совершенно не хотелось – Ванцов сразу заподозрит неизвестно что. Сотрудники милиции вообще люди страшно мнительные.

Вытащив папку из-под стопки бумаг, я пролистнула две тонких странички: описание места убийства и положения трупа. И быстренько записала на бумажку адрес убитого. Надо же вести расследование!

Едва я успела положить папку на место, как вернулся Ванцов. Он встревоженно посмотрел мне в лицо – не знаю уж, что он там увидел, только спросил тоном, не терпящим возражений:

– Надеюсь, у тебя все? Мне надо работать.

– Да, Леш, спасибо за помощь, – улыбнувшись, я вышла за дверь.

«Господи, что же я наделала? Зачем это было нужно? Почему все так произошло?» – думала она, в напряжении глядя на стену. Сердце разрывали тысячи диких кошек. Боль была ужасной – даже слезы не могли найти выхода из покрасневших глаз, прикрытых тяжелыми веками. Пальцы нервно сдавливали подлокотники кресла, ногти впивались в аляповатую бархатистую обивку.

Если бы она курила, наверное, одной пачкой дело бы не обошлось. А если бы не аллергия на спиртное, так давно бы бесчувственно валялась под столом, ничего не ощущая и витая в черно-огненной бездне тоски.

Но на вредные привычки давно было наложено табу. И она считала, что заслуживает много лучшего, нежели сидеть в этом чертовом кресле, напротив включенного компьютера и рыдать. Рыдать горько, без слез.