Игорь Христофоров - Страх

- Ты живешь на выезде с Можайки, Андрей? - наводяще

спросил Межинский.

- Так точно, над "Молодежным".

- Это гастроном?

- Нет, универмаг.

- Ну, ладно. Это к делу не относится. А твои "жигули" во

дворе?

- Так точно. Если не угнали.

- А сколько им лет.

- Восемь, - с горьким сожалением ответил Четверик.

- Такие уже не угоняют... Значит, ситуация такая: где-то в районе часа-двух мимо этого окна проедет Зак...

- Зак? - чуть не вскрикнул Четверик.

- Да, я думаю, проедет лично Зак...

- Но вы же... Я же... Я уже билет на Гавану взял...

- Билет подождет, - устало вздохнул Межинский и посмотрел

на прилизанных, каким-то не нашим воздухом омытых

иностранцев, которые выходили из здания аэропорта.

Прозрачные двери угодливо отъезжали в стороны при их приближении и почтительно съезжались за ними. Перед нашими людьми - а они даже в их одежде внешне оставались нашими, по-родному нашими - двери отъезжали как-то медленнее и вроде бы побыстрее захлопывались.

- Перед самым вылетом борта я получил доклад по линии МИДа, - глядя на снующие туда-сюда прозрачные пластиковые челюсти, произнес Межинский. Банк, счет которого указал Зак для перевода миллиарда долларов, основан две недели назад. В штате - пять человек. Все - из наших недавних эмигрантов. Судя по схеме, они при поступлении денег мгновенно разбросают их ввером по банкам средней руки, а потом самоликвидируются. Зак там, скорее всего, не появится. Он всплывет в городе, где будут лежать на счетах доллары. Возможно, в США, возможно, в Бразилии, а может, и вообще в Новой Зеландии...

- А я уже прививку сделал, - сокрушенно сказал Четверик.

Межинскому послышалось: "А я так надеялся Карибы посмотреть".

- А кто тебя просил торопиться? Я же сказал: в Гаване сделаешь.

- Виноват, Виктор Иванович, - по-военному подчеркивая свою глупость и недалекость, отчеканил Четверик.

- Заболтались мы с тобой. В общем, команда такая: с

заведенной машиной стань на Можайке. С направлением... направлением, он посмотрел на двери аэропорта. Из них вышел человек. - Направлением - из центра. - Если бы вошел, сказал бы "К центру". - Я дам указание наружке, чтобы они держали тебя в курсе. Если мелькнет сам Зак, этих ребят окажется мало. У них всего две машины, и он их быстро запомнит на полупустом шоссе...

- На Можайке даже среди ночи машин хватает.

- Все, Андрей. Выполняй. Если что, я все время на связи...

27

За спиной у Тулаева медленно затихал яростный крик Балыкина. Теперь только этот голос властвовал в центральном посту, в тесном царстве искореженных пультов, пробитых пластиковых панелей и покрасневшего от крови линолеума.

- Сюда, сюда, - вел Тулаева за руку замповосп.

Подводник держался за рукав комбинезона так цепко, будто ослеп он, а не Тулаев.

- Вот сюда... Здесь порожек... Вот телефон, - замповосп мягко надавил сверху на плечо Тулаева и усадил на стул. - Вы в командирской каюте...

- А девушка... ну, террористка где находится?

- В первом отсеке, в торпедном... Она там задраилась...

- Соедини меня с ней.

Темнота в глазах Тулаева щелкнула и, затвердев, ткнулась в

ладонь телефонной трубкой. Она весила не меньше двух килограммов. Такими трубками хорошо колоть орехи, а не вести душевные разговоры.

- Я набрал номер торпедного отсека, - жвачечным ментолом дохнул в ухо замповосп.

- Оставь меня одного, - потребовал Тулаев.

Ему был неприятен запах ментола. Он отдавал холодом, и от него тьма, обложная, заполнившая все вокруг тьма казалась могильной.

После хлопка двери он поднес отвердевший в ладони кусок темноты к губам и сказал ему:

- Лариса, ты можешь выйти на связь?

- Кто это? - заставил его вздрогнуть ее голос.

Она будто бы вошла в каюту и стояла рядом со столом, а он не заметил этого. И теперь она знала, что он не способен увидеть ее, и могла вволю поиздеваться над ним.

- Это я, Тулаев...

Она ответила молчанием. Молчание объяснить труднее всего. Наверно, потому, что мы не умеем его слушать.

- Ты узнала меня, Лариса?

- Да-а...

- Ты ожидала, что позвонит Борода?

- Я уже ничего и никого не жду.

- Тогда почему ты закрылась в отсеке?

- Я хочу умереть.

- Это глупо. Это уже ничего не изменит. Это...

- Я устала.

- Лодка сейчас всплывает. Мы объяснили Бороде ситуацию.

Даже он понял ее и не сопротивляется. Он...

- Я ненавижу тебя.

- Борода сказал...

- Я ненавидела тебя с первой минуты, с первой секунды...

- Он сказал, что его люди...

- Даже в ту ночь я ненавидела тебя. Ты, дурачок, даже не знал, что женщина может ненавидеть и во время постельной любви...

- Его люди готовы сложить оружие, если мы...

- Когда тебя Наждак ударил по башке, я просила пристрелить тебя. Я...

- Заткнись! - выплеснул всю ярость Тулаев.

Слова Ларисы лезвием резали по коже, а может, и не по коже, а по душе, но он ощущал боль почему-то кожей.

- Я... я... я любил тебя... Или верил, что люблю...

назло ее ненависти выпалил он.

- Ты - любил? - странным голосом спросила она.

- Мне всегда, всю жизнь не везло с женщинами. Когда ты...

когда я встретил тебя, я думал, что черная полоса кончилась,

что не все женщины - мерзавки...

- Все, - с вызовом ответила она. - Все, начиная с Евы...

- Какой Евы?

- Которая украла яблоко в чужом саду и заставила Адама

сожрать его!

- Тебе не идет грубить...

Когда она кричала фразу об Адаме, Тулаеву почудилась в ее голосе взрывная интонация Миуса. И он чуть не сказал, что именно Миус когда-то внушил ей эту мысль. Даже отсутствуя, он как ртуть в колбе метался по проводу от нее к нему и обратно. И эту едкую ртуть они глотали по очереди. Сейчас самый большой глоток достался Ларисе.

- Что тебе нужно от меня? - опустошенно спросила она.

- Чтоб ты перестала врать.

- Я-а... врать?.. Я-а...

- Да, ты все время лгала. Ты даже лгала себе, что любишь Миуса...

- Я-а?..

- Не перебивай! Ты не любишь Миуса. Ты любишь только одного человека на Земле - Зака. Ты и сюда, на лодку, рвалась, чтобы доказать ему, до чего способна дойти твоя любовь. Ради него ты способна на любую жертву. Но ты не понимаешь, что убийца Миус - жалкий ребенок по сравнению с Заком. Зак готов убить миллионы. Ему плевать на людей. Ему нужны только деньги. Огромные деньги. И тебя он не любит...

- Не-ет! Лю-убит! - взвизгнула она.

- Нет, не любит, - упрямо повторил он. - Иначе он бы не отпустил тебя на лодку. Даже с таким надежным наемником как Борода...

- Не-е-ет, - прохрипела она долгим "е".

- Да. И не надо врать, что ты ненавидела меня. Я, скорее,

был тебе безразличен. Сначала. Но когда ты узнала, что я ищу

Зака, ты ощутила любопытство ко мне. Не более. А я... я

все-таки любил тебя. И, поверь, не жалею об этом. Ты создана

совсем для иного, чем для того, что встретилось тебе в пути. Тебе просто нужно забыть Зака. Тем более, что он тебя уже забыл...

- Ты завидуешь ему, - со злостью сказала она.

- С каких это пор полоумные стали вызывать зависть?

- Ты завидуешь его уму. И завидуешь силе Миуса...

- Что ты дрожишь за этого Миуса?! - не сдержал он так

долго копившееся раздражение. - Да никто не будет расстреливать Миуса. Ему все равно заменят вышку на пожизненное заключение. У зеков это называется смерть в рассрочку. Запомнила? Сейчас уже никого не расстреливают! Сейчас - гуманизм!

- Ты правда любил меня? - в странном забытьи спросила она.

- Ты будешь выходить из отсека?

Он ощущал себя изможденным от этого разговора. Каждое слово весило по пуду. Он переворочал их столько, что болел не только язык, а и все тело.

- Нет.

Тулаев швырнул телефонную трубку во тьму. К концу разговора она стала весить уже не два килограмма, а все двадцать. Темнота беззвучно поглотила трубку. Он не видел, что она мягко раскачивается вдоль стола на толстом проводе, и потому подумал, что чернота всосала в себя сгусток, который он держал в руке, и растворила, сделала неосязаемым.

Вскочив, Тулаев бросился в том направлении, в котором, как ему послышалось, уходил замповосп, ударился лбом о что-то стальное, твердое, но даже не вскрикнул. Он вскинул подбородок так, как вскидывают его все слепые, и, выставив перед собой руки, стал ощупывать попадающиеся на пути умывальник, шторы, кровать, пока не вздрогнул от голоса.

- Вы что?! Надо было меня позвать! Я в центральном посту был!

- Ты кто? - не узнал его Тулаев.

- Я - замполит, - по-старому обозвал себя замповосп.

- Не узнал твой голос. Богатым будешь. Я хочу... я...

- Мы только что всплыли! Уже верхний рубочный люк отдраили!

- Я хочу... наверх, - неожиданно для себя сказал Тулаев.

До этого он хотел лишь одного: убежать от голоса Ларисы, все еще стоявшего в ушах. Ограждение рубки, наверное, было самой дальней точкой, к которой он мог от нее скрыться.

- Давай я помогу, - подставил свое плечо замповосп.

Изо рта у него все так же пахло ментолом. Но теперь он казался уже ароматом мяты, и Тулаев вспомнил, что он любил в детстве мятные карамели.