Полина Дашкова - Никто не заплачет

Прошло пятнадцать минут, потом полчаса. Толик Чувилев успел выкурить еще одну сигарету, походить, подняться на платформу, почитать расписание электричек. Потом опять вернулся и сел у того же дуба.

Прошел час. Проехало три электрички из Москвы, две в Москву. На станции Луговая в это время почти никто не выходил. Толик Чувилев вернулся в машину, достал картонную упаковку яблочного сока, пластмассовый стаканчик… Включил радио.

У снайперов стали затекать ноги и руки. Тот, который сидел на дубе, потихоньку, в кулак, выкурил сигаретку.

Прошло еще полчаса.

Толик Чувилев в последний раз обошел вокруг магазина, потом сел в машину и завел мотор.

— Слушай, Юр, может, хоть этого возьмем, чтоб не так обидно было? — сказал Мальцев.

— Никуда не денется. Брать его нет смысла, сажать слишком хлопотно, доказательств — кот наплакал, а вот информатор из него может получиться. Думается мне, стучать он будет вполне добросовестно.

— Да уж, за свой ресторан он душу заложит. Ну что, вперед с песней?

Уваров ничего не ответил. В его руке тихо затренькал радиотелефон.

— Майор Уваров? Говорит капитан Зинченко. Товарищ майор, я вас с генералом соединяю.

И тут же в трубке раздался раскатистый генеральский бас.

— Как там у вас? Взяли наконец?

— Здравия желаю, товарищ генерал, — сказал Уваров, — не взяли. Он не появился.

— Та-ак, — задумчиво протянул генерал, — ну что, есть у меня тут одна наводочка. Попробуй послать своих ребят, может, там повезет? Вряд ли, конечно, но ты проверь на всякий случай.

В трубке опять послышался голос адъютанта. Он назвал адрес. Уваров уже знал его. Это был адрес Салтыковой Веры Евгеньевны.

В большом зеркале, которое висело в прихожей над телефонным столиком, Антон увидел лицо Сквозняка и бледное, почти прозрачное лицо Веры.

— Стоять. Не двигаться, — в руке у Сквозняка был пистолет, дуло смотрело в затылок Антону, — пошел в комнату. Медленно. Руки за голову.

Антон поднял руки и повернулся. Теперь дуло смотрело ему в лоб.

«Он может убивать без всякого оружия, голыми руками, одним ударом», слова старого адвоката прозвучали в мозгу с отчетливостью звуковой галлюцинации.

Антон сделал несколько осторожных шагов, прямо на дуло. Сквозняк отступил назад, пропуская его в комнату. Вера стояла, не двигаясь. Антону показалось, что она даже не дышит.

— Сядь на стул. Вот так. Руки не опускать. Вера, у тебя на письменном столе рулон скотча. Возьми и замотай ему руки. Не бойся, под дулом он не рыпнется.

— Нет, — тихо сказала Вера.

— Девочка, любимая моя, хорошая, ты и так наделала много глупостей. Подумай о Соне.

— Скотч тоже принес он? — тихо спросила Вера.

— Нет. Скотч принес я. У тебя в доме не было, и я купил, дня три назад, на всякий случай. Ты просто забыла. Ты ведь у меня такая рассеянная, Верочка. Будь умницей. Делай, что я говорю. И тогда мы спасем Соню.

— Федя, отдай мне пистолет, — спокойно сказала Вера.

— Хорошо, — кивнул Сквозняк, — подойди ко мне. Подойди и возьми. Пока он не привязан, дуло надо держать направленным на него. Ты поняла? Ты справишься? Глупостей больше не будет?

Вера сделала несколько медленных, осторожны шагов. Сквозняк вложил пистолет в ее ладонь. И в ту же минуту, отпрыгнув от него на шаг, Вера повернула дуло в его сторону.

— Где Соня?

— Верочка, солнышко, любимая моя, успокойся, — голос Сквозняка звучал ласково и чуть хрипло, — он убедил тебя, будто я бандит, убийца, исчадие ада. Возможно, он даже предъявил тебе какие-то доказательства. Это блеф…

Антон сидел не шевелясь. Он не мог оторвать глаз от маленькой Вериной руки, в которой был зажат пистолет. Сквозняк спокойно уселся в кресло, чуть ото двинув его так, чтобы оказаться позади Антона.

— Где Соня? — тихо повторила Вера. — Сначала должна увидеть Соню, живую и невредимую, потом мы будем говорить обо всем остальном.

— Я так надеялся, что нам не придется тратить время на долгие объяснения, — печально вздохнул Сквозняк. — Я надеялся на твой здравый смысл, Верочка. Учти, время идет. Сонино время. Неужели ты до сих пор не поняла, что Соню похитили его люди? Я ведь предупреждал тебя, Я не случайно напрягся, когда он пришел сюда вчера и устроил весь этот маскарад с компьютером. Но ты назвала меня невоспитанным хамом, ты стала перед ним за меня извиняться. Ты решила сама, без меня, выяснить, кто такой Курбатов. Ты встретилась с ним, не сказав мне ни слова. Он наплел тебе всякие ужасы про меня, и ты поверила. Вот результат. Он похитил ребенка. Ты отдала ему его факсы? Ответь мне, пожалуйста, да или нет.

— Да, — сказала Вера, — вся информация, которую он хотел получить, теперь у него.

— Значит, не вся, раз он нанял людей, чтобы похитить ребенка. Ему что-то еще от тебя нужно. Он молчит потому, что не ожидал увидеть меня здесь, он думал, ты одна, беззащитная, слабая, и он сможет спокойно диктовать свои условия. Но я с тобой, Верочка. Не бойся его, нас двое, он один. Сейчас он скажет нам, где Соня. Более того, он вместе с нами отправится за ней. У него теперь нет выбора.

Антон заметил, как Вера осторожно скосила глаза и взглянула на маленькие наручные часики. Сам он и без часов чувствовал время. Прошло не больше сорока минут с того момента, как старый адвокат позвонил на Петровку своему знакомому генералу. Не больше, но и не меньше.

— Да, я получил не всю информацию, — медленно проговорил Антон, — не хватает главного. Информация зашифрована, и нет ключа от шифра. Я искал его в вашем компьютере, Вера. Но не нашел. Вы закрыли доступ к нескольким файлам. Вы работали, подсоединив факс непосредственно к компьютеру, и ключ к шифру — там. Часть информации шла прямо на компьютер. С факса на компьютер.

Вера быстро взглянула на него, ее губы чуть дрогнули.

Эта шальная импровизация была рассчитана на человека, который не имеет ни малейшего представления о работе компьютера и факсового аппарата.

— Ну вот, Верочка. Видишь, как все просто? — сказал Сквозняк. — Ты включишь компьютер, найдешь ему этот проклятый ключ, и он вернет нам Соню.

— Нет, — покачала головой Вера, — сначала — Соня, потом ключ от шифра.

— Верочка, не надо торговаться. Он никуда не денется. Я немного знаком с законами уголовного мира. — Сквозняк повернулся к Антону и взглянул на него. Людям, которые похитили Соню, он наверняка заплатил только половину обещанных денег. Если он не заплатит остальное, они его заложат. Они пойдут в прокуратуру и скажут, что он нанял их.

— Но их ведь посадят, — сказала Вера, — за то, что они похитили ребенка, их посадят. Даже если они придут с повинной. И потом, зачем ему исчезать, не расплатившись с ними, когда ключ от шифра будет уже у него?

— Они сядут не надолго, зато потом они получат очень много денег и будут жить в свое удовольствие, — медленно и внятно произнес Сквозняк.

— Если с Соней что-то случится, они сядут надолго, очень надолго. А скорее всего, их расстреляют. Если они не полные идиоты, то должны это понимать, сказала Вера.

— Беда в том, что они как раз полные идиоты. — Он опять взглянул на Антона.

— Откуда ты знаешь? — быстро спросила Вера.

— А разве нормальные люди согласятся похитить ребенка? — Он горько усмехнулся. — Нормальные люди детей не обижают. Ладно, Вера, мы с тобой потом об этом поговорим. Время идет. Включи компьютер и найди то, что он требует. Зачем тебе ключ от зашифрованной информации? Тебе нужна Соня.

— Хорошо, пусть он сам сядет к компьютеру, — Вера посмотрела на Антона, а я скажу ему, как открыть нужные файлы. Пистолет должен оставаться у меня.

— Так ты нас обоих держишь под прицелом, — Сквозняк улыбнулся, — а я думал, ты все уже поняла… Нет, Вера, за компьютер сядешь ты. Он должен оставаться на месте.

— Я не шевельнусь, пока не увижу Соню. Балконная дверь была открыта. Где-то совсем близко послышался вой милицейской сирены. В комнате повисла тишина. А через миг Вера увидела, как голова Антона беспомощно откинулась назад, поднятые руки упали, словно у тряпичной куклы. Она даже не успела понять, что произошло. Сквозняк уже не сидел в кресле, а стоял, совсем близко.

Вой милицейской сирены затих, растаял вдали.

— Не подходи, — прошептала Вера, отступив на шаг, — я выстрелю.

— Вера, включи компьютер. Нет времени.

— Что ты с ним сделал?

— Вырубил на пять минут. Есть много разных приемов, Верочка. Можно вырубить, а можно сделать очень больно. Так больно, что ни один здоровый мужик не выдержит, а ты тем более. Ты напрасно не связала ему руки. — Сквозняк сделал еще один шаг. — Неужели ты выстрелишь в меня, любовь моя? По сути, я был первым твоим мужчиной. Этот бородатый придурок не в счет.

Прежде чем он сделал еще шаг, Вера нажала курок. Палец дернулся сам собой, она даже не успела ничего сообразить. Вместо выстрела раздался пустой щелчок.