Полина Дашкова - Место под солнцем

На свежем воздухе ей стало значительно лучше. Прошло головокружение, сердце забилось спокойней, медленней.

— Спасибо, Машенька. Спасибо… Как вас зовут? — обратилась она к мальчику.

— Митя, — представился тот, — но вы все-таки зря садитесь за руль. Вам лучше лечь, такой шок пережили.

— Сейчас Москва пустая, спокойная. Доеду. — Она улыбнулась, включила мотор и помахала им рукой.

Они долго недоуменно смотрели вслед белому «Форду».

Паша застыл на пороге, глядя ей в глаза, и спросил испуганно:

— Что с тобой?

— Чуть не убили, — нервно усмехнулась Катя, — только что.

Он взял ее за плечи, повел в комнату, усадил в огромное кресло.

— Как ты себя чувствуешь? Ты бледная как смерть, и глаза… Она напала во дворе? Ты можешь сейчас рассказать?

— Чайку горячего сделаешь? — Катя скинула туфли, поджала ноги, съежилась в кресле.

Ее колотил озноб. Он вышел в другую комнату, вернулся через секунду, закутал ее в плед и прижался губами к краешку рта.

— Все хорошо, Катенька, все уже кончилось.

— Ты запер дверь? Она убежала… Пистолета у нее нет, была удавка. — Катя судорожно сглотнула. — Она напала прямо в квартире, в прихожей… Но на лестничной площадке случайно оказались люди. Спугнули. Дай, пожалуйста, попить. Очень пить хочется.

— Сейчас я согрею чай. Тебе не холодно? Ты дрожишь. — Он провел ладонью по ее волосам. — Давай я еще чем-нибудь тебя укрою.

— Нет. Это нервное.

— А музыку поставить? Хочешь?

— Хочу, — кивнула она, — «Чернильные пятна». Ту кассету, помнишь?

— Конечно. Ты ведь забыла ее тогда. А я переписал для тебя.

Он поставил кассету, принес ей стакан минералки.

— Чайник я включил. Может, тебе покрепче чего-нибудь? Коньяку?

— Да. Знаешь, меня, возможно, спасла еще и коньячная бутылка, и банка оливок. Я заехала по дороге в супермаркет, и, когда она напала, пакет был у меня в руках. Я попыталась им отбиваться. Правда, не знаю, задела ли я ее.

Через пять минут он принес две чашки чаю, маленькую плоскую бутылку армянского коньяка, рюмки, нарезанное яблоко.

— Опять нет никакой еды. — Он виновато улыбнулся. — На этот раз даже сосисок нет.

От коньяка Катя согрелась, дрожь прошла. Паша говорил о каких-то пустяках, она чувствовала, как он смотрит на нее, но ей было все равно. Она только что чуть не умерла. Вяло, сквозь тяжелую, почти обморочную усталость она подумала: «Если он встанет, подойдет к креслу и все произойдет сейчас, то потом уже ничего не будет. Если он притронется ко мне сейчас, то он совершенно не тот, и ничего не понимает, и я никогда больше не захочу его видеть…»

— Четыре утра. Ты спишь совсем, — спокойно заметил Паша и встал, — я постелю тебе на своей кровати, а сам лягу на диване, в другой комнате.

Едва уронив голову на подушку, она провалилась в сон.

Солнечный луч щекотно скользнул по щеке, вспыхнул мягким розовым огнем под закрытыми веками. Стало слышно, как гудит совсем рядом Садовое кольцо. Катя открыла глаза и не сразу поняла, где находится.

На часах было одиннадцать.

— Господи, а я ведь жива, и это чудо, — прошептала она, сладко потягиваясь, и как-то совсем по-новому ощущая собственное тело, — я жива… Все. Некогда разлеживаться. Надо отправляться к Луньку и прекращать этот ужас. Дать ему ключи от квартиры, объяснить, где лежит кассета, пусть он отправит туда кого-нибудь. Хорошо бы сначала позвонить, но Катя вспомнила, что записную книжку оставила дома, еще вчера утром не положила в сумку. А наизусть телефон Валеры не знала.

Она оделась, вышла в коридор и тихо позвала:

— Паша!

Никто не откликнулся. В квартире стояла тишина. Наверное, он еще спит. Не стоит будить. Пусть отсыпается. Катя отправилась в ванную. На стиральной машине лежало аккуратно сложенное белоснежное полотенце. На полочке у раковины — запаянная в пластик новая зубная щетка. Все как на заказ. Новую щетку он, вероятно, купил для себя. Придется воспользоваться.

После душа Катя привела себя в порядок, причесалась и подумала, что неплохо бы еще и кофе выпить. И вообще, надо разбудить все-таки Пашу, хотя бы поблагодарить, попрощаться.

Она осторожно приоткрыла дверь, заглянула в маленькую комнату. Там стоял незастеленный диван. Паши не было. Интересно, куда же он делся? Может, вышел в магазин, купить что-нибудь к завтраку? Тогда надо его все-таки подождать.

Катя увидела огромный старинный платяной шкаф и зашла в комнату, чтобы взглянуть на себя в большое зеркало. На полу, между шкафом и диваном, валялся прозрачный полиэтиленовый мешок, набитый какими-то тряпками и сверху стянутый узлом. Катя всего на миг задержала на нем взгляд, и вдруг у нее сильно стукнуло сердце. Присев на корточки, она дрожащими руками разодрала узел, вытряхнула на пол содержимое мешка.

Это были женские вещи — черная шелковая юбка, лиловая блузка, парик. Ярко-рыжие длинные, вьющиеся крупными волнами волосы. Она подняла глаза, и взгляд ее уперся в небольшую темно-вишневую коробочку, которая одиноко стояла на поломанной постельной тумбе в углу. Французские духи «Мадам Жаме».

В голове молнией пронеслись слова Лунька: «Знаешь, под кем живет фирма, в которой работает твой Дубровин?.. Скелет любит Голубя, как родного сына… проверяем…»

Катя бросилась вон из комнаты, схватила свою сумку. Руки так дрожали, что она долго не могла справиться с дверным замком.

«Я ехала от его дома до своего не меньше часа, а пути всего пятнадцать минут. Он мог запросто успеть войти в квартиру, вырубить свет. И потом, пока я приходила в себя, он спокойно вернулся домой. Не получилось в первый раз, но я сама к нему пришла. Он мог десять раз убить меня, любым способом… Нет, не мог. Ему было бы сложно выносить потом тело из собственной квартиры… О Господи… Я должна была догадаться, он ушел после первого акта и потом рассказывал, как бродил пешком, дарил цветы старушкам… Какая же я идиотка, все выкладывала ему сама, и про Свету Петрову, и про бомжа Бориску. Но зачем столько диких сложностей, столько подставок? Сначала — Ольга, потом Маргоша… Ради чего? Бандит Голубь хочет заполучить казино. Возможно, Валера придумал какой-то хитрый ход, чтобы обезопасить часть своей империи. Простой стрельбой нельзя было обойтись, и Голубь решил поменять хозяина, надломить стержень… Нашелся подходящий исполнитель. Он целый год ходил на спектакли. Возможно, сначала я вызывала в нем какие-то чувства, но потом он разозлился, либо его прижали к стенке, здорово припугнули. Вероятно, и то и другое… Он успел узнать достаточно много и про Олю, и про Маргошу. И ему поручили сначала убить Глеба, только Глеба. А потом и меня… А может, он вообще сумасшедший маньяк?»

Все это неслось в голове с невероятной, реактивной скоростью. Катя не пыталась додумывать до конца. Поздно теперь. Только бы успеть доехать до Сокольников, до Лунька. Во второй раз Паша Дубровин, интеллигентный, тактичный, все понимающий, нежно влюбленный Паша Дубровин, вряд ли потерпит неудачу. Будет не удавка, а пистолет.

Она не заметила, как добежала до своей машины, села за руль, заблокировала двери и окна, завела мотор. Сердце колотилось где-то у самого горла так громко, что она ничего не слышала, кроме этого панического, пульсирующего стука.

Мотор заурчал, и в этот момент что-то холодное, твердое уперлось в затылок.

— Ну, доброе утро, дорогая. Хорошо выспалась? — насмешливо произнес знакомый голос. — Только не дергайся и не ори, ладно?

Константин Иванович Калашников проснулся от долгого, настырного звонка в дверь и посмотрел на часы. Десять утра. Интересно, кто это так рано без предупреждения?

Он не спеша встал, накинул халат, вышел в прихожую, взглянул в «глазок». За дверью стоял следователь Чернов.

— Это что за новости? — сердито проворчал себе под нос Константин Иванович и грозным голосом спросил:

— Кто там?

Чернов вежливо представился, хотя успел заметить, что хозяин уже разглядел его через «глазок».

— А в чем дело? — спросил Калашников, не открывая дверь.

— Константин Иванович, мне необходимо поговорить с вами. Откройте, пожалуйста.

Защелкали замки, верхний, нижний, звякнула цепочка, дверь открылась.

— Извините, что я без звонка. Разговор очень срочный, — сказал Чернов. — Куда можно пройти, чтобы поговорить?

— Какая срочность, не понимаю? Все ведь уже ясно, — пожал плечами Константин Иванович, — но если это необходимо, пожалуйста, проходите. Прошу меня простить за домашний вид. Честно говоря, вы меня подняли с постели.

— Еще раз извините, — развел руками Чернов, — работа такая.

Они прошли в огромную гостиную.

— Я вас слушаю. Только, если не сложно, пожалуйста, побыстрей.

— Постараюсь, — кивнул Чернов, — Константин Иванович, где ваша жена?