Фридрих Незнанский - Ошибка президента

– Да, – мрачно процедила сквозь зубы Романова, – устроили засаду у конспиративной квартиры, куда его вели, и расстреляли из автоматов. Наши там тоже дежурили, но зевнули. Вот так всегда и бывает…

– А ведь такой был свидетель… – покачал головой Шведов.

Его присутствие стало для Романовой невыносимым. Чтобы закончить как можно скорее, она сказала:

– В общем, так, Анатолий Федорович. Я тебя отпускаю. Едешь домой, собираешься и дуешь в аэропорт. Лету здесь сорок минут, так что сегодня под вечер будешь в Питере. Все время держи меня в курсе. Понял?

– Понял, – кивнул Шведов, – хотя Ленинград поздней осенью не лучшее место.

– А ты хотел бы куда? – мрачно поинтересовалась Романова. – В Сочи бархатный сезон тоже кончился. Так что дуй-ка давай.

Когда Шведов выходил, она не удержалась и спросила:

– Слушай, ты, когда в школе учился, артистом случайно не мечтал стать?

– Нет… – удивился Шведов, – а чего это ты спрашиваешь?

– Так, ничего, – махнула рукой Романова.

Когда дверь за Шведовым закрылась, Александра Ивановна подняла трубку и связалась с Питером – там должны быть готовы к приему московского гостя.

«Фонд содействия демократизации в экономике» был солидной организацей, занимавшей красивый особняк в стиле модерн на улице Воровского неподалеку от Дома литераторов. Раньше это здание принадлежало какому-то посольству, но около года назад оно получило другой особняк, более просторный, хотя, пожалуй, и не такой красивый, этот же занял фонд. За его витой чугунной оградой стояли красивые машины, вперемешку с русской речью слышалась иностранная. Внутри все было оборудовано по последнему слову техники – компьютеры, факсы, модемы, радиотелефоны. Многие знали, что «Фонд содействия демократизации в экономике» находится под опекой правительства, и не только высших чиновников из министерств, но и самого Президента России. Особенно это стало очевидно после посещения фонда Президентом.

Влияние этой организации на российскую экономику отмечали и зарубежные обозреватели. Так, «Файненшиал Таймс» в большой статье, посвященной развитию рыночных отношений в России и других республиках бывшего СССР, специально указывала важную роль, которую играет этот фонд в развитии здоровых экономических связей.

Всем было известно, что, аккумулируя немалые средства, фонд поддерживает прогрессивные экономические проекты, а также деятельность отдельных ученых и целых политических движений. Правда, некоторые экономисты, такие, как Ясинский и Тимуров, допускали нелестные отзывы относительно работы фонда, называя ее «псевдодемократической», но эти высказывания тонули в общем хоре расточаемых дифирамбов, к которому с недавних пор присоединился и Президент.

Помимо здания на улице Воровского фонд располагал еще некоторой недвижимостью – складскими помещениями, несколькими шикарными квартирами для сотрудников, небольшой, но очень уютной гостиницей с сауной, баром и, поговаривали, даже казино. Были у него и загородные резиденции в Московской области, и небольшой дачный участок на Черном море в Дагомысе.

Но самое интересное было не это. Помимо всех прочих домов и участков «Фонд содействия демократизации в экономике» владел достаточно обширной территорией в черте Москвы – в районе так называемого Серебряного бора, где начиная с послевоенного времени располагались ближние дачи разного рода номенклатуры. Официально эта территория называлась «Лечебно-оздоровительный комплекс», однако узнать точнее о том, что там происходит, оказалось не под силу не только частному сыску Грязнова, но равно МУРу и даже прокуратуре России. Можно было подумать, что тут находилось небольшое, но тщательно охраняемое государство в государстве. Охранялась территория собственными боевиками, натренированными не хуже ребят из знаменитой «Альфы», а вооружены они были, возможно, и получше.

«Тут», – подумал Турецкий.

Почему он решил, что Президент России спрятан именно здесь, Турецкий так никогда и не смог объяснить. Но как только Слава Грязнов развернул перед ним карту, на которой жирными красными точками были помечены места, где расположены владения фонда, он нутром почувствовал, что тайник находится здесь, и больше нигде.

– Пора действовать, Саша, – сказал Грязнов,– Надо собрать все силы. Свяжись с Дроздовым.

Легко сказать – свяжись. Турецкий с некоторого времени перестал на сто процентов доверять телефонной сети. Потому что одно дело воевать даже с КГБ, мощной, всесильной, вездесущей силой, но все же всего лишь отдельной организацией, пусть даже пустившей ростки во все слои и структуры общества. Теперь же он и горстка его товарищей собирались выйти лицом к лицу против людей, фактически узурпировавших власть в стране, совершивших тихий, никому не заметный государственный переворот.

И дядя Григорий Иванович в роли Президента устраивал их куда больше, чем Яблоков.

Однако Турецкий понимал, что держать дядю Грязнова в роли Президента страны постоянно они все же не смогут – ведь есть люди, которые хорошо знают настоящего главу страны, хотя бы его собственная жена, дети, внуки, те, кто работал с ним на периферии. Обман рано или поздно раскроется. Значит, они скорее всего сейчас обрабатывают настоящего Президента, чтобы он стал в их руках таким же послушным, как теперь Грязнов-старший.

Если этим людям удалось захватить самого Президента, то где гарантия, что они не прослушивают все интересующие их телефонные аппараты, не следят за перемещением неугодных им лиц? Кто-кто, а следователь Турецкий с некоторых пор явно вызывает их раздражение. Недаром к нему приходил тот человек…

И все же Турецкий не до конца понимал их тактику. Они воздерживались от нанесения серьезного контрудара. Почему? Скорее всего, именно потому, что все же до конца не знают, насколько далеко зашли он и его товарищи в своих догадках. Ни Шилов, ни Корсунский, ни Сотников не могли знать о феноменальной памяти гардеробщицы Гали и о том, что снова всплывет история исчезнувшего агента Штази. Разумеется, о том, что фотография попала в руки милиции, они, скорее всего, догадывались, иначе было бы невозможно объяснить исчезновение из Князева учительницы русского языка. Но кто же знал, что Турецкий выйдет на бывшего опера «Селедкина», а Тимофеев-Попердяка сумеет в солидном «прогрессивном» бизнесмене Аркадии Сотникове узнать Леху-Алая? Видимо, они продолжали считать старшего следователя Мосгорпрокуратуры всего лишь мелкой сошкой, способной разве что опознать Дегтяря. Куда ему докопаться до фонда и его исполнительного директора.

Вадим Дроздов вышел из служебной машины и вошел в подъезд. По старой привычке, он быстро осмотрелся вокруг, а войдя на темную лестницу, на миг прислушался. Сверху раздался какой-то слабый шорох. Дроздов понял, что между вторым и третьим этажами кто-то стоит, стараясь не привлекать к себе внимания. Не сбавляя шага, он на ходу сунул правую руку в карман. В последние дни он уже был готов к любым случайностям.

Каково же было его изумление, когда, пройдя еще один пролет, он столкнулся с тоненькой девушкой. Увидев его, она вздрогнула, а потом еле слышно прошептала:

– Вадим Евгеньевич?

Дроздов кивнул, удивленно глядя на незнакомку.

– Я от Турецкого, – еще тише сказала девушка, – он просил передать: сегодня в шесть на том же месте.

Она еще раз взглянула на Вадима то ли вопросительно, то ли выжидающе, а затем повернулась и стала быстро спускаться по лестнице вниз.

Вадим давно привык ничему не удивляться. В течение их короткого разговора, если его можно назвать разговором, он фактически так и не остановился. И если бы эту сцену видел кто-то посторонний, он не придал бы ей значения, даже не заметил бы ее – мужчина и девушка случайно столкнулись на лестнице и прошли мимо.

Лидочка Меркулова обычным шагом вышла из подъезда, неторопливо пересекла двор и, лишь оказавшись на улице, позволила себе пойти чуть быстрее. И только миновав два квартала, она позволила себе броситься бегом. Она бы побежала с самого начала, но отец и дядя Саша Турецкий взяли с нее честное слово, что она будет идти не спеша – так, как будто никого не видела и никому ничего не передавала.

Военный совет пришлось устроить все там же – под роскошным кокошником Полины Осипенко. Сходились по одному. Турецкий с Дроздовым пришли последними.

Манько старался, как всегда, но никакого величия, никакого вдохновения на лицах, подобного изображенному на известной картине «Военный совет в Филях», не было и в помине. И дело даже не в том, что крестьянина на заднем плане заменял неуклюжий Пал Палыч – настроение царило пораженческое.