Вэл Макдермид - Последний соблазн

Споры ни к чему не привели. Марийке стояла на том, что надо ждать дома, а Кэрол — на том, что нельзя терять ни минуты. И тогда Кэрол, отчаявшись убедить голландского детектива, двинулась к двери.

— Ты не можешь держать меня тут против моей воли, — сказала Кэрол. — Это не в твоей юрисдикции, — с насмешкой проговорила она.

— И что мы будем делать? Преследовать его в такси? — спросила Марийке, хватая рюкзак и следуя за Кэрол к двери.

— Я знаю, где взять машину. — Кэрол посмотрела на часы. — Он еще пятнадцать минут будет в эфире. Сначала в такси за машиной, потом в этой машине на телевидение. Наверно, успею.

— Ты не можешь сесть за руль.

— А как еще мне добраться туда?

— У тебя наверняка сотрясение мозга. Ты теряла сознание. Ты могла умереть. Ты убьешь себя.

Поморщившись, Кэрол пожала плечами:

— Есть один способ избежать этого. Ты сядешь за руль.

Марийке еще не приходилось встречать таких упертых людей. Она подняла руки:

— Ладно. Ты победила. Где машина?

— В гараже под домом Радецкого. Он оставил для меня ключи на случай, если я захочу покататься.

Им посчастливилось. Для начала, не прошло и нескольких минут, как показалось такси, и вскоре они уже стояли на тротуаре около дома Радецкого.

— Сама возьми машину, — сказала Кэрол. — А то я выгляжу так, словно вернулась с того света после дорожной аварии. Скажи охраннику, что ты от меня и что герр Радецкий разрешил мне воспользоваться его БМВ.

Марийке убежала, а Кэрол прислонилась к стене. Пока она стояла там одна, пока ей не надо было отвлекаться на непосильные движения, над ней опять взяли власть кошмары. Перед ее мысленным взором замелькали отвратительные картинки, которые она всеми силами старалась изгнать из сознания. Лицо Радецкого над ней, он разрывает ее плоть, и то, что прежде было наслаждением, становится чудовищной пыткой. Отвратительное чувство поражения, из-за которого она ощущала себя словно обесцвеченной и униженной. К тому же, как она ни старалась удержать слезы, они лились из ее глаз.

Ничего не поделаешь, от собственных мыслей не убежишь. Ей казалось, будто ее прошлое обрызгали дефолиантом и оно стало бессмысленной шелухой. О будущем она вообще старалась не думать, потому что будущее без Тони не обещало ничего, кроме вечного чувства вины.

Избавление от дурных мыслей пришло в виде рычащего БМВ, выехавшего из подземного гаража. Хромая, Кэрол приблизилась к нему и торопливо уселась впереди.

— Дороги я не знаю, — сказала она, чувствуя, как слезы подступают к глазам.

Марийке улыбнулась:

— Я знаю. Спросила у охранника. Он сказал, это совсем близко. Всего пара минут езды.

Кэрол посмотрела на часы:

— Мы опоздаем. Передача закончилась десять минут назад.

— Значит, надо поспешить, — отозвалась Марийке, ставя ногу на газ.

Автомобиль рванулся с места. Охранник оказался прав. Всего несколько улиц, и они оказались возле студии.

— Держу пари, мы упустили его, — мрачно проговорила Кэрол, когда они остановились ярдах в двадцати от въезда на парковку.

— Не думаю, — сказала Марийке. — В двух машинах, которые мы проехали, заняты кресла за рулем и пассажирские тоже.

Кэрол закрыла глаза и позволила себе немного расслабиться.

— Спецназ. Спасибо, Петра.

Ждать пришлось недолго. И теперь они были частью сопровождения, или конвоя, который, возможно, всего лишь возможно, спасет жизнь Тони.

Ехали они минут двадцать, делая то, что должны были делать, то есть каждые две-три минуты первая машина сворачивала в переулок, чтобы занять место в конце кортежа и оставить вместо себя другую машину, которая не успела примелькаться Кразичу. Петра понятия не имела, куда едет. Единственное, что было ясно, не домой к Радецкому. Это увеличивало шансы на то, что они направляются куда-то, где оставили Тони.

Они держали путь на восток по Карл-Маркс-аллее, потом выехали на край Лихтенберга. Теперь Петра была второй, сразу за внедорожником. Неожиданно «мерседес» свернул к фабричному зданию возле сортировочной, где стояли железнодорожные вагоны. Внедорожник проехал мимо, а Петра выключила фары, прежде чем свернуть. Она держалась на приличном расстоянии, не теряя из виду задние огни «мерседеса». На мгновение ярко вспыхнул стоп-сигнал, и опять стало темно. Петра выключила зажигание, опасаясь, как бы ее автомобиль не привлек к себе внимание. Тут она в зеркало заднего вида заметила еще одну машину, в которой сидел Акуленок и которая чернела на фоне склада. Выключив свет, Петра вышла из машины и аккуратно закрыла дверцу, вовремя остановив себя, чтобы по привычке не хлопнуть ею. Взяв в руку «вальтер», она оставила сумку у дверцы со стороны водителя.

За ее спиной уже сошлись семь теней.

— Радецкий совсем близко. Ярдах в пятидесяти, — тихо проговорила Петра. — Надо проверить. Разойдемся. Заходим спереди и сбоку. Если Тони там, я вхожу первая. Потом спецназ. Акуленок, остаешься снаружи и прикрываешь нас. Все согласны?

Командир усмехнулся, сверкнув белыми зубами:

— Звучит неплохо. Я иду с вами. Вы двое — слева. А ты вместе с Акуленком справа. Соединимся с фасада, если все чисто.

— Мы идем с вами, — вмешался Морган.

— Нет, — твердо сказала Петра.

— Послушайте, я не знаю, чем Тони, черт бы его побрал, занимался в моей операции, но он англичанин, и я не собираюсь сидеть в сторонке. Держу пари на свою пенсию, что провел куда больше подобных операций, чем вы, детектив Беккер.

— У вас есть оружие? — спросила Петра.

— Нет.

— Тогда вы будете лишь мешать.

— Я буду держаться подальше.

— Мы теряем время, — пробурчал командир. — Пусть идет. Если его убьют, это не наша забота.

Петра, сдавшись, подняла руки:

— Отлично. Вы идете с нами, но эта бумажная крыса… — она показала на Гэндла, — он останется с Акуленком.

Морган кивнул:

— Ладно. Пора начинать.

Кто-то схватился за брезент, выкатив Тони на твердый бетонный пол. Он чувствовал, как болит тело, с которого брезент содрал кожу, однако лежал тихо, разве что моргал глазами на ярком свету. У него не осталось сил. Радецкий встал над ним, скрестив на груди руки.

— Ты солгал мне, — проговорил он, словно беседуя с Тони. — Дарко, пожалуйста, вынь у него изо рта тряпку.

Кразич наклонился и выдернул трусы у него изо рта, настолько пересохшего, что на трусах остались клочья кожи. Язык был все равно что кусок копченой колбасы. Даже если бы Тони и хотел что-то сказать, вряд ли у него это получилось бы.

— Врешь ты неплохо, — продолжал Радецкий. — Я почти поверил тебе. Признаюсь, мне хотелось поверить. Она красивая женщина. Я хотел сказать, она была красивой женщиной. Вряд ли ее можно будет назвать красивой после сегодняшнего дня.

Тони старался не показать Радецкому, какую боль ему причиняют его слова. Но не сводил с него взгляда. Не мигая, он смотрел прямо ему в лицо.

— Знаешь, я устроил ей небольшую проверку. Вчера она жаждала заняться со мной любовью, а сегодня почему-то была против. Если бы ты говорил правду, она уж точно не стала бы сопротивляться, зная, что ее холодность может стоить ей нашей маленькой договоренности. Но ты сказал неправду, потому что она не собиралась спать со мной, ведь так? Иначе ее свидетельские показания пошли бы коту под хвост. Если бы дело дошло до суда, мой адвокат камня на камне не оставил бы от ее показаний.

Он развел руки и засунул их в карманы брюк.

«Самодовольный индюк», — подумал Тони.

— Итак, — продолжал он, — я убедился, что ты сказал неправду. — Он невесело усмехнулся. — Но я все равно трахнул ее. По-всякому. В рот, сзади, спереди. Ты должен благодарить меня за то, что я собираюсь убить тебя, потому что после этого ты никогда не захочешь оказаться рядом с ней.

Тони подумал, что сообщение о скорой смерти стало для него скорее облегчением. По крайней мере, ему не придется жить с чувством вины. Когда он попытался заговорить, то не смог произнести ни слова.

— Дарко, насколько я понимаю, нашему гостю надо смочить горло.

Кразич исчез, потом вернулся с бутылкой минеральной воды. Он согнулся, взял Тони за волосы и вылил ледяную воду ему на лицо и в открытый рот. Тони захлебнулся, закашлялся, однако во рту уже не было мучительно сухо.

— Вы хотели что-то сказать, доктор Хилл? — с нарочитой вежливостью спросил Радецкий.

— Вы мне надоели, — прохрипел Тони. — Делайте то, за чем пришли.

Радецкий принял надутый вид:

— Что вы, англичане, за люди? Никакого чувства юмора. Эта сука Кэрол даже не сопротивлялась. Может быть, ей понравилось?

Тони не собирался заглатывать наживку. Он промолчал.

— Знаешь, почему я убью тебя? Не потому, что ты солгал мне. А потому, что ваши люди убили Катерину. Она ничего не сделала плохого. Она всего лишь любила меня. Ну и, конечно же, имела несчастье быть похожей на вашего детектива. Мне придется с этим жить. — В первый раз его лицо выражало что-то иное, нежели торжество или презрение. — Отныне Кэрол Джордан тоже будет жить с мыслью, что стала причиной твоей смерти.